Франсиско де Кеведо. Соблазн испанского барокко

С трактатом и шпагой Франсиско Гомес де Кеведо и Сантибаньес Вильегос родился в Мадриде 14 сентября 1580 года в аристократической семье из старинного кастильского Кантабрийского рода. Сын секретаря Марии Испанской и ее фрейлины с младенчества рос, можно сказать, в королевских пеленках. Но – осиротел шести лет от роду. Со столь юного возраста он жил в иезуитской школы; тесные объятия этого учебного заведения можно сравнить с тисками. Лишь в университете Алькала де Энарес Кеведо вернулся к свободе и роскоши, полагая их своим природным предназначением. Друг Лопе де Вега и Сервантеса, он стал конкистадором (здесь – первопроходцем) поэтического барокко, унаследовавшего Золотой век испанской литературы. Но чтобы это понять, нужно ясно представлять себе место дона Франсиско в испанском барокко не только эпохе, но и как состоянии национального духа. Фото: elespanol.com Сам поэт признавался в своей "Прелюдии", что его "беспокоит угроза, нависшая над искусством, поскольку оно подвержено прихотям любого катаклизма или людского произвола". К концу XVI века на испанском Парнасе возникает то, что в комедии дель-арте называется "парад", то есть представление всех "дзанни" (актерских масок) перед началом спектакля. Гарсиласо и Кастильехо, Сильвестре и Боскано "подняли знамя кастильцев" (определение Асорина), поклявшись в верности итальянской манере. Неистощимый Лопе де Вега, "выжав" архаическую лирику средневековья, создал свой глубоко романтический театр – театр любви, приключений и поединков, вошедших в национальные традиции. Столь же национален и Кеведо. Но он порвал с традициями рыцарства и средневековья, чтобы обратиться к ускользающему древнему искусству, беседовать с тенями Лукана и Сенеки. Диего Кальдерон провозгласил, как бы мы сейчас сказали, манифест "жизнь есть сон". Много позже Ф.Г. Лорка скажет: "Театр Кальдерона – отказ духа от мирских благ". Кеведо был игроком на этом поле: с трактатом и шпагой. Что такое барокко? Эпохе испанского барокко можно приписывать и волну мавританского влияния (спавшую после Реконкисты), и мощь Возрождения, и веяние итальянских и французских ветров, и парадоксальное обнищание страны при постоянном поступлении перуанского золота, и гибель непобедимой Армады, и бессчётные интриги Эскуриала… Но это всё не объяснит, почему именно тогда череда гениев изящной словесности создала неповторимое поэтическое наследие, одновременно магически прекрасное и надрывное, даже грязное. Может быть, тому виной переосмысление грандиозного гуманистического взрыва Ренессанса, кризис мировоззрения человека, крушение старой эстетики, так называемое desengano (разочарование)? Поэты во все века осознают трагичность течения времени и невозможности задержать "прекрасное мгновение", когда горизонталь жизни перечеркнет поперёк первостепенная вертикаль меж раем и адом. Кеведо не стал исключением: "Вчерашний день был сном, а завтра станет прахом. Недавнее ничто, а близкое лишь дым". Фото: spainisculture.com Тема Времени – Жизни переходит в тему Времени – Смерти. Его, просвещенного европейца, посетила рефлексия. Мироощущение разорвано, расслоено. Всё сдвинулось с мест, мир и человек вместе с ним полетел в пропасть и шлёпнулся с высоты животворных помыслов и творений в фарс-гиньольные помои жалкой нищей действительности. Так закончился Золотой Век Возрожденческих иллюзий. Не есть ли барочный хаос – новейшее преобразование словосложения, самой стиховой стихии? Кто вздумал в темнотах изощриться, Тот жар и гон освоит в миг единый: Усыновляет, ладит, строй, невинный, Провидеть, отрок, метрика, зарница Чуть так, коль нет, попранье, возноситься, Спасать, ввергает, юноша, карминный, Предвестье, пламень, бьётся середина, Ум, перенос, порушит, девоптица. Такой эпиграммой на грани пасквиля Кеведо "почтил" другого гения испанского барокко, дона Луиса Гонгору, своего недруга, которому тайно завидовал. Гонгора писал, по мнению кастильской знати, хоть и на родном кастильском наречии, но слишком туманно. Поэты "состязались" в изобретении собственного стихотворного языка. Это тоже знак эпохи барокко. Не человек, а область Хорхе Луис Борхес считал загадкой истории литературы "…странную ущербную славу, выпавшую на долю Кеведо. В списках имён всемирно знаменитых его имя не значится". Разгадку Борхес видел в "суровости" письма Кеведо, лишенного какой бы то ни было сентиментальности, слывущего "гонителем украшательств". Он даже привел подходящую к случаю нравоучительную цитату из Джорджа Мура: "Быть чувствительным означает иметь успех". Возможно, Борхес угадал. Фото: catalunya.ru А в чем он безусловно прав – так это в блестящем обобщении: "…Франсиско де Кеведо для нас не столько человек, сколько целая обширная и сложная область литературы". Возьмем его классический образец барочного плутовского романа "Пройдоха Паблос" – и увидим, что "Паблос" претендует на достойное место среди лучших образцов "нового романа" начала ХХ века. Стоит лишь расширить оптику взгляда. Тень Ярослава Гашека витает над строками романа, где царят вши, сифилис, бесконечные потасовки. У Леценциата Кабра Паблос голодает, как Швейк сотоварищи в больнице для призывников, а сам, точно как бравый солдат, смеется надо всем и всеми по поводу и без повода. Дон Дьего вполне может сойти за поручика Лукаша. Да и всей компании аристократов-нищебродов нужна не тюрьма, а клиника Шарко с обязательным принудительным омовением. Привлекателен и другой стилистический курбет. Сцена встречи фехтовальщика-теоретика не от мира сего с мулатом — настоящим учителем фехтования, "столкновение" поварешки со шпагой – это ярчайшая иллюстрация определения, данного Андре Бретоном сюрреализму: "встреча зонтика со швейной машинкой". Фото: kotbeber.livejournal.com Можно прочесть и иначе и представить Паблоса "обдолбанной" поп-звездой, которой всё это только кажется, пока он на своём новеньком "порше" болтается по пустыням и вкушает миражи. Но главное, "Паблос" идеально кинематографичен: это готовый сценарий с мастерски простроенным сюжетом и множеством интересных объектов: университетами, тюрьмами, трущобами, театрами, монастырями. Все встречи героя – готовые законченные сцены, которые так и просятся в раскадровку. Впрочем, он и жил как в кино. Трактат как "чёрная комедия" Даже письмо, посланное Кеведо своему патрону и покровителю герцогу Осуне, только что получившему пост вице-короля Неаполя, по поводу его деликатного дипломатического поручения, имеет признаки "закадрового текста": "Получил вексель на тридцать тысяч дукатов и тотчас предъявил к оплате. …Теперь за мной следом ходят половина придворных, и все они наперебой предлагают Вам свои услуги. Сеньор, я полагаю, что и впредь следует подмазывать эти телеги, дабы они не скрипели; сейчас же они подмазаны наилучшим образом…". Уж не за подобные ли коррупционные интриги дона Франсиско посадили в тюрьму, а после сослали в его имение?.. Есть основания причислять Франсиско Кеведо к отцам-основателям жанра чёрной комедии. Чего стоит одна сценка из трактата "Страшный суд"! Франсиско Санс Кэбот. "Lutero: asunto tomado de un sueño del Infierno de Quevedo". Фото: en.wikiquote.org "…евреи-ростовщики и философы, купно взирая на святых отцов, восседавших во славе, воскликнули: - Видно, потоньше нюх был у этих пап, ибо, имей мы носы хоть в десять локтей длиной, мы и тогда бы не разобрали, где наша выгода". Диву даешься, как Кеведо избежать кары отцов-инквизиторов купно с немилостью светской власти!.. Ведь дело в трактате происходит на Страшном Суде, где не только всякие лекаришки, цирюльники и сапожники, но и Ирод и Пилат ведут себя развязно! Вергилий уверяет, что возвещал рождение Христа, а выскочивший глумливый чёрт напоминает поэту о стократном поклонении его чёртовым рожкам, "…которые он сегодня не надел только по случаю большого праздника". Видимо, писал автор сей трактат во времена глубокой опалы в своём имении Торре-де-Хуан-Абад близ Сьерры-Морены, не надеясь издать. Фото: lanarrativabreve.blogspot.com Еще живописнее пассаж из того же трактата: "За ними шествовало Безрассудство со своей свитой стихотворцев, музыкантов, влюблённых и бретёров – всё людей, вовсе решившихся ума". Тут уже вспоминаются сказка Салтыкова-Щедрина "Добродетели и пороки", где "…пороки, чтобы доказать, что их на кривой не объедешь, на всю ночь закатились в трактир "Самарканд". В сатирической парадигме Кеведо предрёк Свифта и Салтыкова-Щедрина. Трактат "Сон о преисподней", где описаны две дороги – тропа добродетели узка, терниста и труднопроходима, а порока – комфортабельно-широка, украшена корчмами и трактирами на каждом шагу, – похож на визионерские блуждания Сведенборга. Тот утверждал, что выбор абсолютно свободен: нравится жизнь бесов — ступай в ад, не нравится – направляйся в рай. Вообще, протеистичность Кеведо изумительна. "За весь наш путь никому не приходило в голову воскликнуть: "Братцы, а мы ведь в ад идём!" Но стоило этим самым людям в нём оказаться, как все изумились: "Как, мы в аду?!". "Мы в аду?!" – повторил я в ужасе. "Быть не может!". По описанию же – чистый Зощенко. Стиль Кеведо может быть строг, сух, алгебраически точен, разнуздан, оргиастичен, но всегда логичен, как бы ни были замысловаты его художественные приемы. "Я сам себя покинул, ибо собственная моя душа оставила меня в слезах, разбитым, – пишет Кеведо в трактате "Сон о смерти". Смерть в этом трактате очаровательно хармсовская: "Тут вошло некое существо – женщина с виду весьма пригожая…. Один глаз открыт, другой закрыт; и нагая, и одетая, и вся разноцветная. С одного бока молодая, с другого – старуха. Шла то медленно, то быстро. Кажется, что она вдалеке, а она уже вблизи". Фото: poemas-del-alma.com Гротеск, бурлеск Кеведо всегда динамичен. Всё и все в каком-то бесконечном непокое, броуновском необъяснимом движении. Само суесловие персоналий вызывает ощущение физической суеты. Этот же приём использовал Ионеско в "Небесном пешеходе" – без мотива и без цели человека болтает в каком-то разреженном пространстве, приводя в абсолютно парадоксальный театр. Этот театр и есть сон Кеведо. Конец пьесы Но вот какие сны снились Кеведо в тюрьме монастыря Сан-Маркос-де-Леон, куда он был брошен по навету королевского фаворита герцога Оливареса, никто не знает. По сохранившемуся письму королю Филиппу IV с просьбой о помиловании можно судить — тяжкие: "Государь! Год и девять месяцев длится моё заточение… Я был привезён в самый разгар зимы без плаща и рубахи, шестидесяти лет от роду….в этот монастырь, где и пребываю в суровейшем заточении, больной, с тремя язвами, которые открылись от холода и от близости реки, протекающей у моего изголовья…..Ужасные мои страдания приводят в содрогание всех… А посему я не жду смерти, а пребываю с ней в постоянном общении, и лишь по её снисходительности жив…". Фото: kotbeber.livejournal.com Но тогда "весьма пригожая женщина" обошла поэта своим вниманием. Она забрала его, когда он вышел из тюрьмы. Свои глаза он закрыл навеки 8 сентября 1645 года в том же Торре-де-Хуан-Абад. Из Эскуриала перед смертью никаких вестей для него не было.