Что такое Московский архитектурный институт без студентов и преподавателей, без исторических проектов на стенах, без мемориальных досок? Сколько их было, выпускников, начиная с 1933 года, — тридцать- тридцать пять тысяч? Сколько в институте работало преподавателей? Сколько оставило свой след в институтской истории? В чем этот след — в архивах, в работах в методическом фонде? Илья Георгиевич Лежава родился в 1935 году, когда институту было два года, учился в нем с 1954 по 1960-й, работал с 1962 года до своей смерти — 56 лет. Они практически ровесники — Лежава и МАРХИ. МАРХИ, как сказал об институте сам Лежава, — «намоленное» место. Место поклонения архитектуре и ее мастерам, место обучения, общения и посвящения. Без студентов и архитекторов здание на Рождественке — пустая недвижимость в центре Москвы. Можно ли измерить «намоленность» в физических единицах, в спиритуальных джоулях или в чем еще измеряются деятельность, энергия, сила? Кажется, нет таких единиц. А носители энергии есть. Были. Умер, скончался, потух один из самых ярких носителей энергии архитектуры Илья Лежава. Он ее излучал, он ею заряжал, его хватало на многих и многих из тысяч причастных и причащающихся архитектуре. У него было два уникальных качества — глаз и глас. Его внимательный и острый глаз позволял ему мгновенно и точно оценивать архитектурные проекты, находить в них главное и наносное, резко критиковать и щедро поощрять. Его голос появлялся в аудитории раньше его обладателя, он никогда не опускался до робкого шепота, он пробуждал и будоражил. Так было всегда и исчезло одновременно. Эпоха, которой принадлежал Илья Лежава, закончилась в 1970 году. Проект НЭР, родившийся благодаря оттепели, был свернут. Город будущего забыт, из архитектуры стал археологией. Между тем НЭР, Новый элемент расселения, проект, выполненный в 1960-е годы группой молодых архитекторов, — один из лучших архитектурных проектов ХХ века. Изобретенные НЭРом понятия — каркас, ядро, ткань и плазма — вошли в урбанистический словарь; проектные идеи самодостаточных городских единиц и линейных систем расселения до сих пор актуальны. НЭР вообще показал, что будущее возможно, что не все проекты стареют, что есть такие, которые и сейчас не поздно реализовывать к общему благу. И можно сказать, что огромная творческая работа по созданию проекта НЭРа была преобразована в энергию, позволившую его авторам, и в первую очередь Лежаве, десятилетиями отдавать ее новым поколениям архитекторов. Через поколение этой энергии хватило на то, чтобы дать жизнь «бумажной архитектуре», еще одному редкому явлению мирового уровня. Лежава не был ее «отцом», но без него, без его конкурсного тренинга «бумажной архитектуры» могло не случиться в тех формах, которые мы знаем. О себе и НЭРе он сказал: «Я учился делать то, чего совершенно не умел». Нас он учил тому, чему научился сам, — пониманию города как единого неделимого целого. И мира как общего пространства без деления на своих и чужих. Лежава учил учиться и учил думать. В декабре 2018 года в Музее архитектуры им. А.В. Щусева через 50 лет после выступления группы НЭР на Миланской триеннале откроется выставка-реконструкция Нового элемента расселения, в восстановлении которой Илья Георгиевич принимал самое деятельное участие. В итальянской типографии печатается альбом-монография — серьезное исследование градостроительных идей Алексея Гутнова, Ильи Лежавы и группы НЭР. К выставке снят фильм-интервью с членами группы, их размышления о прошлом и будущем градостроительства. Всего этого Илья Георгиевич Лежава уже не увидит. Это ужасно несправедливо. Но увидим мы. И это вселяет надежду на то, что не вся энергия ушла вместе с Лежавой. Источник не иссяк, свет не погас.
