Открыть галерею во Франции: личный опыт

Семнадцать лет назад москвичка Лиза Фетисова переехала в Париж. В 2007 году она открыла фотогалерею Russiantearoom. Со временем русские выставки заняли свою нишу на французском рынке искусств. Основательница проекта рассказала «Инвест-Форсайту», почему в Париже сложно арендовать помещение под галерею, зачем она перешла в pop-up режим и в чем особенность местного художественного бизнеса. Случайности неслучайны Лиза Фетисова с фотографией Антанаса Суткуса, мэтра гуманистической фотографии. Его работы находятся во многих музеях мира. Она лично продала отпечатки в коллекции Элтона Джона и Агнес Б. Фото: Ilan Weiss Я родилась и выросла в Москве. В Париж уехала в 2001 году – тогда мне было 25 лет. После окончания ленинского педагогического (сейчас МГПУ – ред.) я три года проработала по специальности – преподаватель русского как иностранного. Преподавала экспатам. Уехать хотела с 12-13 лет, поэтому училась в английской спецшколе №21 – меня тянуло в Англию. А получилась – Франция, незапланированно. У меня не стоял вопрос выбора страны. Я верю в судьбу и течение (что не исключает в определенные моменты принятия волевых решений). С Францией так получилось, тем более что с русским паспортом особо было не до выбора. Почему хотела уехать? Потому что чувствовала и видела: в России отношения построены на неуважении к человеку, а мне с этим жить некомфортно. После переезда я, конечно же, не думала открывать свою галерею – в то время это было редкое дело. Я окончила курс 5-го года (это курс, который можно посещать только при наличии диплома магистра четырехлетнего обучения) «Менеджмент в области культуры» в Париже 8 (внутри которого был создан для обслуживания нужд ЕС «Институт Европейского Обучения»), но вскоре стало ясно: вакансий в этой области (а охват был широк: можно было работать в любой культурной институции или преуспеть в организации культурных мероприятий) практически не существует. Франция – иерархическая страна, в ней очень важны связи, записная книжка (контакты – твои, родителей, близкого окружения), и мне светило долго носить кофе без карьерного роста. Я решила, что сама буду рисовать себе карьеру, и начала как агент, потом, логически, открыла свое место, не зависимое ни от чьих вкусов или желаний. Адаптация к реальности В Париже моя адаптация проходила этапами. Это как взросление. Думаю, между адаптацией к стране и взрослением есть взаимосвязь. Французский я освоила еще в Москве. У меня была прекрасная преподавательница на факультете, старой закалки. Правда, после ее школы с нулевой терпимостью к ошибкам поначалу было сложно говорить – боялась ошибиться. Потом все быстро наверсталось – база очень крепкая, пишу лучше многих французов. Я поняла, что Париж – мой город, после того как пожила в Брюсселе полтора года (несколько лет назад). Что касается привлекательности, речь идет о Париже, а он – не Франция (как Нью-Йорк – не Америка, например). Исторически Париж космополитичен. Он всегда привлекал художников. Времена легкости столичного бытия для них прошли, но они по-прежнему сюда стремятся. Здесь много галерей, есть потенциальные клиенты. Здесь место видимого рыночного бурления, но по движению средств это не сравнить с США, Лондоном или Азией. А в Италии, стране идеального вкуса, все сложнее – там какой-то подводный рынок. С одной стороны, там не так развиты институты господдержки – образования, музеев, грантов. Это не помогает его динамике. С другой стороны, в Италии прекрасные, но не такие и многочисленные, галереи и частные фонды. Обычно все они хорошо финансируются, делаются потрясающие выставки, но нет «среднего и малого класса» галерей в соответствии с историческим статусом страны и количеством коллекционеров и домов, куда можно повесить купленное. Получается нехватка звеньев из видимого глазу… Русская экзотика Russiantearoom задумывалась как concept store. Во Франции почти ничего не известно о сегодняшней России. Мне хотелось соединить современных русских авторов, работающих в разных областях – и мода, и искусство, и кулинария. Вскоре стало ясно, что с моим смешным бюджетом это неподъемное дело, и так получилось, что я стала заниматься русской фотографией. Без инвестиционной подушки, без записной книжки контактов, без особенных знаний в этой области. Но поскольку я с детства много ходила в музеи (спасибо маме), училась смотреть и понимать искусство, то фотография, как любое изображение, мне была близка… И я влюбилась в нее – надолго… Выяснилось, что у меня есть «нос», как у парфюмеров. Я чувствую ее и довольно четко могу отделять хорошую фотографию от плохой. Я открыла галерею Russiantearoom в 2007 на 1 avenue Trudaine в в 9-ом округе. Все делала интуитивно, и все получалось. Начала с сильнейших, известных и заслуженных авторов: Сергей Максимишин, Антанас Суткус, Евгений Мохорев. Я первой представила молодого Олега Доу, но со своим узнаваемым почерком. Он стремительно стал международной звездой. Быстро появились клиенты, о галерее начала писать топовая пресса – Le Monde, Libération, Paris Match, Télérama, PHOTO. Все потому, что мы показывали русское = экзотическое, но и качественное искусство. С выставки «От Бабушки» – лучшая выставка Лизы Фетисовой, 2016 год. Фото: Юлия Лунева Бумажные формальности Во Франции открыть свое дело легко, а вот продержаться тяжело. Да и закрыть непросто (если ты закрываешься не потому что разорен, а потому что решил прекратить, требуется куча бумаг, выплаты, и ты подпадаешь под пристальное изучение налоговой). У меня, если честно, аллергия на административные бумажки. Поэтому я заплатила €500 адвокату, чтобы он всем занимался. На старте нас было двое (теперь я одна, выкупила долю). Мы зарегистрировали проект в формате ООО (цена вопроса на 2007 год была около €500). Уставной капитал составил €40 000. В художественном бизнесе несколько иная система налогообложения: поскольку я торгую искусством, то здесь, кроме 20% НДС, необходимо платить так называемый налог с маржи. Он тоже составляет около 20% от цены продаваемых работ. Еще нужно платить страховку, иногда в двойном размере (за хозяина помещения) и налоги за помещение. Тысячи евро на аренду Первое помещение, любимое, нашло меня само. Оно было чудесным, душевным, с обоями в цветочек (сама клеила, теперь это мой фирменный стиль), с полами в черно-белый квадрат, с чаем для клиентов и симпатичных посетителей. Поскольку я вписывалась в это место постепенно (сначала его занимал друг-художник, я ему помогала), то первая осознанная выставка была не первой. Она была с работами Олега Доу. Второе помещение (захотелось приключений, большего) я искала долго и мучительно – нашла 200 кв. м в галерейном районе Марэ. На цокольном этаже царила атмосфера русской или немного советской гостиной. Тот, кто туда спускался, не хотел уходить. Но аренда помещения – самый болезненный вопрос в нашем деле. Еще ничего не начав, ты, как правило, платишь аренду за первые 3 месяца, залог в размере 3 аренд, агентству за услуги сумму, равную аренде от 3 до 6 месяцев, за ремонт и, самое тяжелое, – «право за вход». Последнее не совсем легально, но каждый уходящий навязывает это каждому въезжающему. Это может быть €10 000‑30 000 евро, но часто и €50 000, и €100 000, и гораздо больше. Если все сложить, получается жестко. Мне удалось избежать каких-то выплат, но я все равно брала в долг. Зачастую очень сложные и жестко регламентированные отношения складываются с хозяевами помещения. Это топит многих, потому что надо платить каждые 3 месяца за 3 месяца вперед, требуются оборотные средства, а галерейный бизнес – очень непредсказуемый. Рop-up режим Русский стенд на ярмарке Revelations в Гран Пале, которую организовала Фетисова Меня очень часто спрашивают: чем отличается российский художественный рынок от французского? В России он только начинает формироваться. Там не построены вертикально-горизонтальные связи. Нет традиции коллекционирования. Редкие коллекционеры существуют вопреки… и над уровнем их внутренней культуры надо еще работать. Естественно, вся ситуация художественного микрокосма не может не быть связанной с ситуацией в стране и все с той же устоявшейся традицией неуважения к себе и другому. Во Франции рынок уже давно сформирован. Здесь 85‑90% галерей – либо семейный бизнес (муж, папа вложились), либо у них есть инвесторы. Я не отношусь ни к первой, ни ко второй категории. Поэтому мне так важно держаться на плаву любыми способами и функционировать в той или иной форме (а это уже успех). Основную часть работ у меня покупают французы. Если сравнивать их с бельгийцами или американцами, они более осторожные. Не все, но многие долго думают, собираются, осторожничают. Сейчас я работаю в режиме pop-up (формат временной галереи или магазина, которые открываются на небольшой срок – от нескольких дней до нескольких месяцев – ред.). Не вижу нужным снимать помещение и быть к нему привязанной. Я беру одного-двух человек для помощи в организации выставки. С французскими барышнями, как правило, работать легче. Они очень хорошо понимают и принимают расстановку сил. Вся система образования их готовит к этому. Свой уникальный подход Мир поменялся, поменялся и коллекционер. Люди не ходят больше в галереи, и их внимание будируется (от франц. bouder – тормошить, возбуждать – ред.) миллионом раздражителей. Галеристы вынуждены придумывать новые формы функционирования, и это здорово – может быть, мы изобретем что-то невиданное? Меня интересуют места, где есть реальная жизнь (в отличие от галереи, white cube, которая является артефактом). Мне хочется помещать искусство там, где может произойти взаимодействие со средой, где можно дать искусству новый смысл. Поэтому я ищу такие места, как правило, атмосферные семейные магазины или ателье, с историей в несколько поколений. Мой первый опыт – почти 2 года галерея просуществовала внутри здания Central Dupon, одной из самых старых мастерских фотопечати Парижа. Там все было очень спрятано и секретно: чтобы попасть ко мне, надо было пройти через цех монтажа, через шум, работающих людей. Следующий гораздо более иммерсивный опыт запланирован на ноябрь. Я нашла мастерскую надгробий Bouillon Le Roy рядом с кладбищем Отей (cimetière d’Auteuil) в 16 округе. Это семейный бизнес основан еще до революции 1789 года. Многие надгробия на этом кладбище сделаны ими. В их очень красивом, совсем не мрачном помещении я придумываю выставку, где истории похороненных, часто с помпой, но нам уже неведомых людей, которые я пытаюсь считать с надгробий, будут переплетаться с историями, рассказываемыми произведениями искусства. Так что приглашаю на кладбище поговорить о жизни… Беседовала Ольга Гриневич ФОТО представлены Russiantearoom