Пером и винтовкой
Сегодня исполняется 99 лет со дня рождения писателя Константина Воробьева, автора повести «Убиты под Москвой». Это произведение, опубликованное в 1963 году в журнале «Новый мир», стало одним из символов эпохи «Оттепели». Вместе с Воробьевым в литературу, как в атаку, пошли Григорий Бакланов, Юрий Бондарев, Василь Быков и другие вчерашние лейтенанты, едва успевшие на гражданке сменить шинели на пальто. Проза их была не похожа на произведения старших собратьев по перу, которые оттачивали свой чеканно-плакатный стиль еще в эпоху первых пятилеток, за что и были обласканы властью. Константин Воробьев, как и другие «литературные лейтенанты» не стремились делать литературных генеральских карьер. Для них гораздо важнее было не признание властей, но одобрение своих – тех, кто досыта нахлебался мутной окопной жижы, кто, по выражению поэта Семена Гудзенко «в атаку ходил, кто делился последним куском». Выжив в самой ужасной из когда-либо случавшихся войн, всматриваясь в судьбы не рулевых, но «винтиков», таких же как они, поколение лейтенантов не желали просто так уйти парадным строем в сторону сонного довольства литературно-номенклатурными почестями, выпустив в свет какую-нибудь пафосно-правильную эпопею о героической борьбе народа. Чувствуя, что победные лавры могут превратиться в похоронные венки на памяти поколений, лейтенанты пошли в рукопашный бой против канонов соцреализма. Константин Воробьев в своей повести «Убиты под Москвой» камня на камне не оставляет от лживых пафосных мифов о солдатах, защищавших столицу. Описание войны как суммы постоянного голода, холода, грязи, валящего с ног недосыпа, постоянной неизвестности не могло понравиться ни литературным тузам, привыкшим, что война – это только то, что передают сводки Информбюро, где свои войска, преодолевая сопротивление врага уничтожают и берут в плен тысячи фашистов, разменивая одного своего на десять «их». Реальность была слишком груба и брутальна для официального агитпропа. Многие из тех, кто посылал бойцов в бой без разведки и поддержки, кто загонял «налево» солдатские пайки, продолжали находиться на высоких постах. Им, сытым и холеным, были не нужны произведения, где артиллерия бьет по своим, в воздухе висит только немецкая авиация, а все герои в конце погибают не героически, а обыденно и страшно. Тем не менее, проза Воробьева нашла живой отклик среди тех, кто сам сидел в окопах и видел войну под тем же ракурсом, что и автор. И этим заслужил право на собственную точку зрения, пусть даже и угол ее ограничивался оборудованной в бруствере амбразурой.
