Когнитивный коллапс человечества
Словарь обновляется: для нас уже не актуальны «научно-техническая революция», «постиндустриальная эпоха» и даже «информационное общество». Постфукуямовский мир вступил в постинформационную эру, которую называют эпохой постправды, а то и просто временем фэйковых новостей. Отравление Скрипалей, "похождения Петрова и Васечкина", долгопрудненская ракета в степях Украины, дальневосточные выборы и даже пляски ряженых отфанарных экзархов — вот постинформационное поле последней недели. В этом поле не работает классическая масс-медиадинамика (факты — аналитика — оценки — устойчивые интерпретации — стереотипы — мировосприятие). Постправда начинается с единственно верной картины мира, снабжённой устойчивыми и общеобязательными идеологическими штампами, под них подбираются стереотипы по любой теме, а уже затем подтаскиваются — исключительно для иллюстрации — факты. Точнее, постфакты. Которые считаются фактическими исключительно в той мере, в какой они соответствуют идейно выдержанным (aka политкорректным) шаблонам. Ну и, конечно, в таком постинформационном обществе никакие прежние способы выяснения информационных отношений не работают. Новости — любые новости — являются фэйковыми по определению и вне зависимости от того, соответствуют ли они действительности. Просто потому, что вот это вот соответствие действительности вообще не является для постправды критерием приемлемости: главное (и единственное) — соответствие фэйковой картине мира. Понятно, что в таком режиме какое-либо выяснение отношений между разными (в том числе фэйковыми) картинами мира возможно только внеинформационными способами — от политической травли до террора и войны. Удивительно, но такая сокрушительная, катастрофическая по своим масштабам трансформация и случилась как катастрофа — в прямом математическом смысле, как фазовый переход, как замерзание или испарение воды, когда природа окружающей среды одномоментно приобретает совершенно иное качество. И, как всегда бывает при катастрофах такого масштаба, её причины никто не успел осмыслить и отрефлексировать. Да, об угрозе иррационализации человечества сто лет назад предупреждал Альберт Швейцер, о «фэйк-ньюз» буквально искричался недовступивший в должность президент США, на плоды постправды жалуются представители всех представленных на рынке единственноверных картин мира. Это не мешает недовольным, во-первых, исключать из числа фэйкмейкеров себя. И это, во-вторых, не мешает никому восхищаться успехами грандиозной информационно-технологической революции, обеспечившей уже сейчас (а в будущем — тем более) невероятное информационное могущество человеческой цивилизации. Споры о последствиях этой революции если и были, то продолжались недолго. Мантры про «клиповое сознание», рассуждения о неоднозначных последствиях компьютеризации и смартфонизации повседневной жизни, сожаления об утрате олдовых коммуникационных технологий (бумажные книги, переписка от руки и т.д.) — всё это было признано прогрессивной общественностью неоправданным скепсисом и посрамлено. Возобладали продвинутые и современные оценки: колоссальное расширение возможностей коммуникационного взаимодействия людей между собой и с распределёнными информационными ресурсами — это несомненное благо, "сбыча" многотысячелетних мечт и большой прогресс. Что касается старпёрского нытья о книжках и перьевых ручках, а тем более о каких-то якобы потерях с переходом от многобуквенных текстов к мемасикам на экранах смартфонов, то всё это — всего лишь унылое сопротивление уходящей и неэффективной натуры уже наступившему смартбудущему. Вместе с тем, кое-какие смутные сомнения нагло продолжают терзать. Вот ведь какая получается история. Человек же не только умственное существо, но и телесное. А в телесных формах существования человечества тоже случились катастрофические, качественные изменение. Если не за тридцать лет, как в ИТ-сфере, то уж за два века точно — и это тоже ничтожное в контексте истории человечества время. Двести лет назад человечество ещё не начало садиться на самобеглые экипажи, а перемещалось на кораблях, лошадках и своих двоих. Как и десять тысяч лет назад, оно было вынужденно заботиться о своей физической форме: иметь сильные ноги, сильные руки и не рассчитывать на что-то большее, чем посох для ходьбы и телегу для езды на большие расстояния. На исходе этих двух веков значительная часть человечества (а в пределах «золотого миллиарда» бОльшая часть) пересела на автомобили, а то и вообще на гироскутеры. Любимая метафора Андрея Тарковского («НТР — это протезы для человечества») приобрела характер простого описания действительности. Странным образом, человечество (почему-то) не воспользовалось шансом радикально понизить физические нагрузки. Вместо того, чтобы уподобиться Стивену Хокингу и перемещаться на смартколясках, есть из умных трубок и работать полулёжа, люди — в том числе (и даже в первую очередь) те, кто мог бы позволить себе жить, не вставая с дивана, зачем-то ходят на фитнес. Качаются. Бегают по утрам. В общем, не считают нормальным состоянием атрофию мышц и общую дистрофию организма. Более того, почему-то продвинутые адепты НТР не разоблачают все эти олдскульные бредни про жизненную необходимость поддержания такой же физической формы, какая была необходима для жизни нашего давно устаревшего предка десятитысячелетней давности. Тренажёры становятся электронными, умными, с музыкой, лампочками и измерением внутрикишечного давления. Но мускулы — физиологически — упражняются так же, как они упражнялись в древней Спарте. Наверное, это связано с тем, что человек — это не только кибернетика, но и генетика. С тем, что невозможно приказать живому организму развиваться не так, как заложено в геноме, а по выдуманным и неестественным законам. Да, есть примеры обратного: деревянные колодки для модных маленьких ножек китайских женщин позапрошлого века (чудовищная, изуверская пытка). А также всякие там полуметровые шеи африканских модниц. Но никто это иначе как уродством в нашем постинформационном не называет. Так вот, всякие великие — лауреат Нобелевской премии Конрад Лоренц, например — учат нас: современное языковое мышление, как сложнейший психофизический процесс, тоже определяется геномом. Возникло не сегодня и не вчера, а десятки тысяч лет назад. И за это исторически ничтожное время изменилось очень мало — в отличие от объёма и качества переработки информации. Собственно, об этом и говорил Лоренц: передаваемая по наследству матрица человеческой психики способна освоить окружающую человеческого детёныша информационно-культурную среду, в том числе язык, как утёнок в первые минуты после вылупливания из яйца усваивает, что вот это, большое и движется, — мама. Могущество «матрицы» — одно из непостижимых чудес творения. Масштабы информации, которую она способна впитать и переработать, практически не ограничены. Только вот — как и генетически предопределённые мышцы тела — мускулатура мышления нуждается в упражнениях. В зарядке. А для кого-то, кто качает эту мыслемускулатуру, — в специальных качалках, чтобы бугрились бугры идей и оттопыривались кубики интеллекта. Вся совокупность «архаичных» обучающих практик — чтение лонгридов, написание сложно организованных текстов от руки, бумажные книги — это способ интеллектуального и культурного развития личности, которому не менее десяти тысяч лет. И за это время методология обучения и воспитания личности менялась только по содержанию, только по объёмам информации. Но не по способам её восприятия и переработки. Между тем, на протяжении последних пятнадцати, а то и десяти, лет «цивилизованное человечество» отказывается от гимнастики ума. От выработанных веками практик, позволяющих скрестить генетику с кибернетикой. От всего того, в результате чего советский народ стал «самым читающим в мире», а если без пропаганды, то — в большинстве, составлявшем к середине 80-х гг. около 60 процентов населения — высокообразованным обществом, обладающим квалифицированным массовым сознанием. Можно долго критиковать советское образование, но вот что важно: средний выпускник советской школы худо-бедно, но ориентировался, для своего времени, в большом объёме современных знаний в самых разных сферах — от астрономии и географии до основных произведений русской классики. Для советского выпускника из самых дальних уголков страны, поступившего в вуз, было бы невозможным обнаружить на первом курсе филфака незнание русского алфавита, а на первом курсе матмеха — незнание таблицы умножения. Или незнание, например, имени поэта Пушкина или даты начала Великой Отечественной войны. Нынешнее же Поколение Post, даже не из глубинки, а вполне себе столично-смартфонное, к тому же — часто — прошедшее через нечеловеческие нагрузки с репетиторами по ЕГЭ, обладает разрывными знаниями (здесь что-то знаю, здесь вообще ничего), а главное, начисто лишено элементарных навыков организованного мышления. Новые навыки, приобретаемые в новой реальности — в том числе новые, визуально-эмоциональные, способы освоения информации, — дополняют, но не заменяют традиционную технологию познания. А без «архаической» физподготовки мышления эти новейшие компетенции не могут спасти от тяжкой, почти смертельной атрофии индивидуального и массового сознания. Уже отрефлексированные процессы становления информационного общества —креолизация языкового общения, формирование клипового сознания, значительное усиление значимости визуальной информации по сравнению с текстовой (то, что почти тридцать лет назад спроектировал Михаил Эпштейн, автор термина «видеократия») — они отступают в прошлое. В постинформационном обществе клиповое сознание сменяется кликовым сознанием: любая информация (да, желательно очень простая визуальная) становится чем-то вроде любимой лампочки собаки Павлова и вызывает ту самую собачью реакцию — только вместо лая используется лайк. Но — перемены продолжаются. Наблюдатели фиксируют взлёт популярности принципиально нового медиаконтента. Это уже не прикольные мемасики, не звёзды-блогеры-инстаграммеры с шутками, рассказами о своей жизни и многомиллионной аудиторией. Это — круче. Так, 92 миллиона просмотров набрал недавно 48-минутный видеоролик «день рождения Кати в Дубае» — абсолютно бессодержательное, унылое, любительское повествование о семейном торжестве с участием четырёхлетней Кати и её «высшесреднезажиточных» родственников. Новая форма массовой медитации безо всяких клипов и кликов — низшая и последняя стадия тупого зависания в сети. …Нельзя сказать, что проповедники успехов IT-революции ничего не понимают или говорят неправду. Возможности глобальной коммуникационной сети безграничны, её развитие идёт с огромной скоростью, количество и качество возможностей нарастает лавинообразно. Есть только один маленький нюанс. Это — вопрос о создателях Бравого Виртуального Мира. О том, кто, как и на чём обучал и воспитывал их. И о том, для кого и для чего они построили невероятную и общедоступную информационную Вселенную. Дело в том, что нынешних и будущих обитателей этой Вселенной учат совсем по-другому. И это — другое — хорошо осмыслено. Система доводов глубоко проработана и артикулирована (например, Германом Грефом). Своего врага — ту самую прусскую систему образования, по образцу которой строилась русская классическая образовательная система — они знают в лицо и по имени. «Проблема нашей школы, в моём понимании, — говорит Греф, — что она осталась школой XIX века. Современную школу родил Вильгельм фон Гумбольдт в униженной Германии, завоеванной Наполеоном. Стране нужно было родить солдат. Гениальный Гумбольдт для своего времени подал идею всеобщего образования и создания из молодежи такой армии учеников». «Великий министр образования Японии в то время, в 1850 году, — продолжает делиться своим избыточным знанием Греф, — честно писал, что нынешняя система насильного образования не несёт счастья школьнику, она создана для государства. Лучше не скажешь». Всё так: современным, преодолевшим архаику Гумбольдта грефоводникам нужно совсем другое «образование». Главное для них — «навыки XXI века, в первую очередь, навык эмоционального интеллекта» (Греф), который «является способностью правильно истолковывать обстановку и оказывать на неё влияние, интуитивно улавливать то, чего хотят и в чём нуждаются другие люди, знать их сильные и слабые стороны, не поддаваться стрессу и быть обаятельным» (Стивен Стайн, Говард Бук, «Преимущества EQ: эмоциональная культура и ваш успех»). И ещё точнее (снова Герман Оскарович): «Мы, в первую очередь, оцениваем людей по этим навыкам и в конечном итоге они зарабатывают деньги за навыки, а не за объем знаний. Поэтому объем знаний должен быть соотнесен с теми конечными навыками, которые мы хотим людям дать». Кстати, организаторы великой гумбольдтовской реформы прусского образования первой половины XIX века были последовательными врагами «эмоциональных интеллектуалов» уже двести лет назад. Они искоренили тогдашнюю неэффективную систему обучения, чрезмерно (без толку) ориентированную на «практику и полезность». Они внедрили систему гимназического образования, с огромным количеством избыточных знаний, с древними языками, математикой, литературой и историей, — опираясь вовсе не на прекраснодушные идеи, а на строгий, материальный немецкий расчёт. Который оправдался уже через двадцать пять лет после смерти Гумбольдта, о чём сказал в 1866 году профессор географии Оскар Пешель (потом эту фразу приписали Бисмарку и франко-прусской войне): «когда пруссаки побили австрийцев, то это была победа прусского учителя над австрийским школьным учителем». Гумбольдту — и суверенным, растущим государствам XIX века — были нужны профессионалы. Солдаты, генералы, строители, учёные, промышленники, банкиры, учителя. Суверенные личности, способные побеждать вместе, расти индивидуально и — через несколько поколений — обеспечить великие революции: промышленную, научно-техническую, а потом и информационную. «Болонской системе» нужны только и исключительно системные болонки. Альтернативно одарённые, эмоционально интеллектуальные. Способные к освоению небывалых и безграничных возможностей, созданных наследниками Гумбольдта и его муштры, не больше, чем, например, Стивен Хокинг к самостоятельному управлению ультрасовременным гоночным автомобилем. Бравый Виртуальный Мир пустеет — там очень скоро станет некому жить. Это — конечный результат той самой «перманентной культурной революции», которую её лютый враг и разоблачитель Патрик Бьюкенен назвал процессом тотального разрушения цивилизации — в том числе религии, семьи, государства. Это — конечный результат строительства «мира навыков и компетенций». Это — биологическое разрушение человеческого разума. Самоликвидация вида homo sapiens в части sapiens. Когнитивный коллапс человечества.
