Двор моей памяти: мемуары нестарого одессита. Часть 5
На портале K1NEWS.RU продолжается серия публикаций «Двор моей памяти». Автором этой автобиографической повести является журналист портала K1NEWS.RU Олег Де-Рибас. Как мы отмечали ранее, в Одессе его знают также как историка-краеведа. Теперь он ведет рубрику «Костромич в Костроме». А новый материал посвящен фактам, не ушедшим во тьму веков, а описывает относительно недавние, советские времена. Впрочем, если хотите, данные воспоминания также имеют некоторое отношение к краеведению, с той лишь разницей, что свидетелем и участником описываемых событий являлся сам автор. Часть 1 Часть 2 Часть 3 Часть 4 Вороны, тем более чайки, во Двор (кажется, и в город) в ту пору не залетали, не то, что сейчас. А голубей с воробьями, можно было, конечно, считать лишь условными обитателями Двора. Воробьи – «серая мелочь» вообще в счет не шли, голуби же занимали прочное место в нашем укладе. Мы их ловили… Есть, по меньшей мере, два способа поймать голубя. Но мы пользовались только вторым. Брали обычную нитку светлого цвета и с ее помощью сооружали петлю – классический силок. Ловушку раскладывали по земле, прижимали мелкими камушками, внутрь и вне круга насыпали семечки или хлеб. Однако в каждом виде охоты есть свои тонкости. При своей кажущейся неуклюжести и при неважных «летных характеристиках», голубь – птица неглупая, наблюдательная и резвая, когда необходимо… Голуби сидят под крышей, косятся на наши приготовления и о чем-то «гулюлюкают» между собой – наверное, потешаются над незадачливыми ловчими. Они прекрасно видят, как мы разбрасываем хлеб или бубочки, отматываем метров пятнадцать нитки (которая потому и светлая, чтобы видеть ее издалека) и усаживаемся на ящики. «Дичь», конечно, знает байку о бесплатном сыре, но минут через десять забывает об опасности, слетает вниз и начинает «сужать круги», приближаясь к петле. Все вокруг уже склевано, лапка птицы ступает в «заветный круг» и… Три-четыре глотки орут: «Подсекай!», преждевременный рывок, стая мгновенно взмывает и занимает свои места на «галерке». Теперь «хитрюги» слетят не ранее, чем через полчаса. Однако после длительной «воздушной рыбалки» наступает, как правило, миг торжества. Крупная птица вроде бы «заарканена», но два-три бешеных взмаха крыльями, и голубь стремглав бросается под спасительную крышу. Вот, собственно, и все. А представьте себе, что мы на самом деле поймали голубя; куда его девать? Как-то летом кто-то из голубей имел неосторожность нагадить сверху прямо на подвыпившего Леню, возвращавшегося домой. Он, недолго думая, бросился в парадную, вынес «тирную» пневматическую винтовку и начал палить. На выстрелы и гвалт собралось едва ли не пол-Двора. А надо вам сказать, что три этажа Дома – это пять этажей «хрущевки», а с высоким чердаком – под пятнадцать метров. Так что голубям, разгуливающим по карнизу, эта стрельба нипочем. Это понимают и «зрители»; дети смотрят молча, взрослые бурчат, но тихо – Леня Попов считался одним из самых сильных во Дворе. А он все стреляет, но, учитывая все сопутствующие нетрезвые обстоятельства, в голубя стрелок попасть не должен. Так и получилось – не получилось. Расстреляв пульки, Леня отправился спать. Поздней осенью у меня появился еж. Ежа я нашел на мостовой, прямо напротив Двора; его, наверное, ударила проезжавшая машина. Я осторожно закатил зверька в свою шапку и отнес домой. Папа и мама работали тогда на далеком острове Сахалин, а бабушка неожиданно легко согласилась оставить ежа в доме, чтобы подлечился. Он освоился быстро, днем где-то спал, ночью бодро цокал лапками по деревянному полу. Пил молоко, постоянно расплескивая из блюдца, что-то ел и, кажется, совсем не «пачкал» квартиру. А потом пропал. Мы с бабушкой искали его три дня, и нашли в ящике с одеждой, стоявшем под кроватью. Вытаскивая ежа и разматывая его из кучи тряпок, которые он на себя накрутил, я исколол руки. Зверек пребывал в каком-то экстазе, он растянулся на подстилке и вновь заснул, если вообще просыпался. А спустя час снова исчез. С огромными «трудозатратами» еж был обнаружен за холодильником, где спал около горячего, шумного компрессора; мы не стали его трогать. Бабушка сказала, что он впал в зимнюю спячку. Еж вылез из-за холодильника лишь весной; был он какой-то мятый, в пыли и паутине. Я отнес его в сквер им. Мизикевича. А следующей зимой мне довелось спасти голубя. Зима, по одесским меркам, была ужасная. В один из дней столбик опустился до минус 26 градусов. Мою школу № 13 закрыли на неделю, но холода не мешали нам, ученикам, «высовывать носы» на улицу. Этим утром бабушка одела меня «толще», чем обычно, и повязала рот шерстяным шарфом. Экипированный таким образом, я минут десять побродил по пустому Двору, где, понятное дело, не было ничего интересного, и решил «дозором» обойти «Позакружку». И вот, уже на самом выходе, увидел голубя, сидевшего на подоконнике. Подкравшись к нему поближе, я хлопнул в ладоши; птица даже не пошевелилась. Мне не раз доводилось видеть дохлых голубей, но этот не был похож на такого, хотя бы потому, что сидел, а не лежал. Я аккуратно его снял, сунул за пазуху и пошел домой. «Ну вот, принес мертвого голубя», – сказала бабушка. Но я уже насыпал рис в деревянный ящик из-под посылки и ставил туда птицу. Да, именно так, «ставил», привалив к стенке, поскольку голубь выглядел чучелом, устойчиво закрепленным на тонюсеньких лапках. Минут пятнадцать я ждал его «оживления», потом забыл и заигрался. Вдруг в ящике послышался шорох, затем, сопровождаемый веером из зерен, вырвался голубь, рванулся к окну, ударился о стекло и забил крыльями на подоконнике. На шум прибежала бабушка. Голубя мы поймали лишь через пять минут; комната была усыпана перьями и пухом. Его сердце билось так, будто стремилось вырваться из груди. Мы выпустили птицу через форточку в кухне, и птица без оглядки ринулась под ближайшую крышу. А чего я собственно ждал, чтобы голубь в благодарность сделал приветственный» круг или махнул «серебряным крылом»?.. Продолжение следует
