В полной темноте и под бомбежками. Как во время ВОВ водили поезда на фронт
«Транспорт есть родной брат Красной армии». Этот лозунг очень ярко иллюстрирует роль и значение военных перевозок в период подготовки и проведения Курской битвы. 1410 эшелонов доставили военные и гражданские служащие курского узла весной-летом 1943 года, совершив настоящий подвиг. О вкладе железнодорожников в Победу, «АиФ-Черноземье» рассказал кандидат исторических наук, автор сотен работ по истории железнодорожного транспорта во время Великой отечественной войны Александр Манжосов. Дорога Победы Андрей Федотов, «АиФ-Черноземье»: Александр Николаевич, какое значение сыграла железная дорога для подготовки и проведения Курской битвы? Александр Манжосов: Дело в том, что история сражений на Курской Дуге неразрывно связана с большим подготовительным периодом, который позволил нашему командованию сосредоточить огромное количество сил и средств как на Северном фасе, так и на Южном. К Северному фасу из-под Сталинграда были переброшены войска бывшего Донского фронта, который с марта 1943 года стал называться Центральным под командованием генерала армии Рокоссовского. Оказалось, что транспортная сеть, по которой проводилась переброска войск и техники, резервов и прочих грузов для фронта, практически не подготовлена к таким масштабам. Если под Сталинград подходили участки трёх железных дорог, а под Москву — семи, то всё обеспечение советских войск на 500-километровом участке Курской дуги проводилось по одной единственной железнодорожной линии Воронеж-Косторное-Мармыжи-Щигры-Курск. От Курска были ответвления до станций Поныри, Ржава и до Коренево, где удавалось водить поезда по фронтовым участкам. В центре этой однопутной магистрали самым важным оставался Курский железнодорожный узел. На плечи работников узла выпали величайший трудности и тяготы, особенно в период подготовки Курской битвы. 17 марта 1943 года было открыто сквозное движение от Воронежа до Курска, пришёл первый воинский поезд, началось регулярное сообщение, переброска войск и техники. И уже в течение двух дней станция Курск приняла 66 поездов. Такое количество вагонов просто негде было ставить. Их оставляли, где могли – во все тупики и боковые пути. Но была ещё одна огромная трудность. Однопутная линия работала в одну сторону - на приём поездов с востока, а отправлять назад пустые платформы и вагоны возможности не было. Пустые вагоны оставляли на боковых путях – ими были забито все. Задача было одна — пропускать поезда, грузы. В начале апреля курский узел принимал девять пар поездов (составы туда и обратно), в июне — 18, в начале июля — 24 пары. Для сравнения сегодня на этом участке, от Курска до Касторной, проходит максимум восемь пар поездов. Кроме того, в дневное время движения практически не могло быть, потому что гитлеровские лётчики нещадно бомбили. Курску доставалось больше всех. С 30 марта по 1 июля курский ж/д узел выдержал 29 налётов немецкой авиации, в которых участвовало 1247 самолётов. Везли в полной темноте - Насколько серьёзным был ущерб от немецкой авиации? - Огромный. Никакие прикрытия нашей истребительной авиации, противовоздушной обороны, несмотря на большие резервы, не могли эффективно противостоять такой интенсивности налётов немецкой авиации. 2 июня 1943 года произошел самый крупный налёт гитлеровской авиации на железнодорожные объекты в дневное время за всю историю второй мировой войны. Он продолжался 22 часа. Было задействовано 910 немецких самолётов. 543 днём, 357 — ночью. В ходе этого налёта было разбито 12 паровозов, более 100 вагонов, практически все рабочие здания на курском железнодорожном узле, уничтожено 300 метров линейной связи. И, несмотря на это, через 11 часов железнодорожники курской узла смогли проложить один-единственный путь, по которому стали принимать поезда. Через 35 часов станция Курск уже работала по приёму поездов с восточного направления. По воспоминаниям фронтовых железнодорожников, когда Рокоссовскому доложили о налёте, он задал вопрос: «Сколько недель потребуется на восстановление движения?» Понадобились не недели, а часы. 7 июня он сам приехал на курский узел. У бойцов 77-й путевого восстановительного батальона было к нему всего две просьбы: «курево» и конфеты. Третья просьба не высказывалась, она и так была понятной. В строю стояли люди в закопчённой, рванной форме. Это уже не бойцы, а оборванцы. Рокоссовский приказал начальнику тыла всех переодеть. Тот ответил, что это невозможно, на что генерал повернулся и сказал: «Выполнять мою команду». И в течение суток батальон получил новую форму. В этот день при налётах погибло более 40 курских железнодорожников. Люди погибали на паровозах, которые нельзя было оставить при бомбёжке, гибли, выводя составы. Есть описание подвига старшего стрелочника Александра Степановича Красникова, который попытался вывезти горящие вазоны с бензином, вагон взорвался, и он сгорел живым факелом. Но ситуация была такова, что без курского ж/д узла невозможно было бы сделать ничего. Перевозки начались в конце марта, а строительство параллельной дороги Старый Оскол — Ржава стартовало только 14 июля. Вся подготовка Курской битвы проходила через этот узел. - Как же проходили перевозки, если с неба все время бомбили? - Водили поезда работники паровозных колонн особого резерва Наркомата путей сообщения. Они были сформированы из эвакуированных железнодорожников, прошли через Сталинград. В двух колоннах состояло 630 паровозов и 400 человек. С 13 марта по 2 июня 1943 года в 8-й паровозной колонне было убито 18 человек, ранено девять, контужено 37 - то есть 15% личного состава. Иногда мне приходится слышать, мол, железнодорожники всю войну находились в тылу. Хороший же тыл! Некоторые подразделения, которые стояли на переднем крае Курской битвы, не несли таких потерь. За каждый разбитый паровоз немецкому летчику полагался железный крест. За танки даже так не награждали. Железнодорожники работали в основном ночью. Никаких сигнальных огней, запрещён любой свет, топки паровозов завешивались брезентом, никакой автоматики, поезда идут хвост в хвост. Через каждые 250-300 метров в канавах сидели путевые рабочие и голосом пропускали поезда – это называлось «живая автоблокировка». Мой дед работал в паровозной колонне особого резерва № 8. Прошёл весь Сталинград и всю Курскую битву. Он рассказывал, как они вели состав в полной темноте. Паровозная бригада - это машинист, помощник машиниста, кочегар. На передней площадке, которая идёт прицепом к паровозу, сидят старший кондуктор и поездной вагонный мастер, на задней - главный кондуктор. Было даже смешно. Машинист высовывается и внимательно слушает. Он знает, что впереди поезд, но не видит его. Кондуктор с хвостового вагона переднего поезда ему кричит: «Ванька, ты мне смотри в хвост не въедь». Между поездами всего 250-300 метров разрыва. Сегодняшний железнодорожник задаст один вопрос: а как же требования безопасности? Никакие технические требования, правила эксплуатации не соблюдались вообще. Тогда было только одно правило — любой ценой привезти поезд, доставить груз. Не зря потом Герой Социалистического труда, старший машинист паровозной колонны особого резерва № 4 Елена Чухнюк, которая тоже служила на Курской земле, писала в своих воспоминаниях. «Паровоз был оружием, которым железнодорожники защищали свою Родину наряду с воинами Красной армии». Вокзал цвета крови - Правда ли, что Сталин лично контролировал всё снабжение и все перевозки по ходу Курской битвы? - Сталин великолепно знал ситуацию с железнодородными перевозками во время Курской битвы. У меня есть документ - Указ Президиума Верховного Совета СССР от 5 ноября 1943 года о награждении 127 человек - с личными правками Сталина, где он своей рукой исправляет ошибки в фамилиях и должностях, он был в курсе всех деталей и нюансов. Ещё один пример - в 1947 году Сталин ехал поездом на юг, попросил остановить в Понырях и осмотрел на совершенно разбитый вокзал. Зная, какую роль Поныри сыграли в победе, он сказал начальнику главного управления военно-восстановительных работ: «Когда я буду возвращаться назад, я посмотрю на новый вокзал». Конечно, так быстро не сделали, но в кратчайшие сроки вокзал в Понырях был построен. Потому что это символ нашей победы на Курской дуге. Старый вокзал в Курске был полностью уничтожен летом 1943 года, и было принято решение его не восстанавливать, а построить новый, в том месте, где он находится сейчас. Вокзал должен был, кроме своего обычного назначения, напоминать о нашей победе. Я видел авторский экземпляр проекта нового вокзала с личной резолюцией Сталина: «Покрасить вокзал в тёмно-красный цвет - цвет запёкшийся крови». И вокзал действительно был такого цвета до начала двухтысячных. Потом перекрасили зачем-то, хотя сейчас уже вернули прежнюю расцветку. - Наверняка такой труд и героизм были оценены руководством страны? - Это вопрос очень непростой. Когда в 1977 году начался процесс вручения удостоверений участников войны, то работникам специальных формирований НКПС, в том числе колонн, места не нашлось. Понадобилось 13 лет титанического труда, чтобы добиться признания их участниками Великой Отечественной войны. А сколько из них дожило до этого времени? Мой дед не дожил, а других я видел, они плакали и говорили: «Нам что снился этот Сталинград и этот Курск? Нас бомбили так же, как бомбили части». Например, 322-я стрелковая дивизия, которая освобождала Курск в феврале 1943 года, летом стояла в обороне под Рыльском. Ее солдаты считаются участниками Курской битвы, но даже их не бомбили с такой интенсивностью, как курский железнодорожный узел. У нас в истории немало несправедливости. Я лично занимался тем, чтобы признать железнодорожников участниками войны. 412 человек из Курской области были в их числе, из них две трети - участники Курской битвы. Станция Курск в за участие в подготовке Курской битвы трижды награждалась Красным знаменем Государственного комитета обороны – в мае, июне, июле 1943 года. Станция Сталинград такого не получала. Это была награда сродни ордену. Пётр Шубин, начальник станции Курск, первым из курян был отмечен золотой звездою Героя социалистического труда. К сожалению, очень мало остаётся тех, кто помнит те события. Сейчас в живых в Курске только два работника специальных формирований, которые видели и помнят Курскую битву. Что можно сказать? Это печально. 75 лет — это очень много, выросли три поколения, которые вообще этого не знают. Надо знать, помнить, изучать историю.