Страна великанов
В этом году в Ингушетии проводится сразу несколько археологических экспедиций. Ученые исследуют и описывают средневековые жилые, боевые, культовые постройки в Сунженском районе и башенные комплексы — в Джейрахском. На осень намечены раскопки христианского храма XII—XIII в еков в Ассинской котловине. Русское географическое общество анонсировало поиски «циклопической стены» в горной части республики. И во всех этих изысканиях принимают участие сотрудники Археологического центра имени Евгения Крупнова при министерстве культуры Ингушетии. Заместитель директора центра Умалат Гадиев не просто ученый, но и популяризатор науки: рассказывает в соцсетях о деятельности археологов, отвечает на вопросы, отслеживает сообщения местных жителей о находках и вместе со своей командой оперативно выезжает на места, но, бывает, все равно не успевает за «черными копателями» и находит только разграбленные могильники. Циклопы в горах Кавказа — Первым делом объясните, что скрывается за интригующим названием «циклопическая стена»? — Циклопические постройки — это сооружения из огромных нетёсаных каменных глыб безрастворной кладки горизонтального плана. Древние греки приписывали их циклопам, отсюда и название. На территории горной Ингушетии такие постройки были найдены в начале ХХ века в области Ассинской котловины. Их изучали крупные ученые: Леонид Семенов, Евгений Крупнов, но результаты датировки неоднозначны. Дело в том, что рядом с ними были найдены фрагменты керамики, возраст которой Владимир Марковин датировал эпохой средней бронзы — вторым тысячелетием до нашей эры. Я согласен с этой оценкой, так как совсем недалеко, в селе Эгикал, археологи нашли склепы того же времени. Они возведены из обработанного камня и перекрыты мегалитами. Мы знаем, что если существуют погребальные памятники, то в этой же зоне должны находиться и поселения того же периода. Кстати, на датировку их косвенно указывают и ингушские предания, согласно которым эти постройки возведены вампалами-великанами, которых в народе называли «дэвы». Возможно, легенды о великанах зародились у ингушей из-за размеров этих камней. Люди не могли объяснить, кто поднимал и ворочал такие массивные каменные блоки. — Но для чего возводились эти сооружения? — Вопросы войны и мира были актуальны во все времена, а камень был лучшей защитой. Размеры каменных сооружений могли зависеть от мифологической составляющей, культовой, религиозной, возведение их требовало коллективных усилий. Но однозначный ответ я дать не могу — они мало изучены. Нет массового материала по этим объектам, хотя профессор Макшарип Мужухоев работал несколько сезонов на объектах подобного типа. Эти сооружения очень интересны для науки, и наш центр уже несколько лет планирует их изучение, ждем финансирования. Исследования позволят не только датировать памятники, но и проследить материальную культуру населения, понять эволюцию строительства. — А вы, как археолог, допускаете существование в прошлом людей-великанов? — Я не возьму на себя смелость рассуждать о великанах в том виде, в каком мы их себе представляем по сказкам. Но есть очень интересный научный факт. Недавно мы совместно с коллегами из Института антропологии и этнологии им. Миклухо-Маклая проводили антропологические исследования. В склепах эпохи бронзы в Ассинской котловине, о которых мы говорили выше, нашли погребения людей, оказавшихся значительно выше ростом, чем погребенные в средневековых наземных склепах этой же зоны и современные люди. Разница в росте составила в среднем около 20 см. Причем мы обмерили не один скелет, а несколько. Антропологи были очень удивлены. Я знаю случай, когда в склепе периода средней бронзы нашли скелет мужчины ростом 220 см. Находили также очень крупные берцовые кости. Путешественники XVIII−XIX веков тоже сообщали об огромных костях, которые хранились в храме Тхаба-Ерды и в засуху выносились наружу, после чего шел дождь. Есть также трехметровая каменная стела, которую, по преданию, поставил в свой рост предок ингушского тейпа Тумгоевых — Гий. И все же это частности. Чтобы говорить о росте людей той эпохи, нужны, конечно, еще факты и исследования. Чей храм древнее — На Кавказе находятся одни из самых древних в России храмов. Но вопросы датировки часто рождают ожесточенные споры. — Принято считать, что самый старый на Кавказе — храм Тхаба-Ерды. Но споры о его возрасте не утихают. Выдвигались версии, что храм 850 года, второй половины Х века, первой половины ХI века. После крупномасштабных исследовательских работ Георгий Чубинашвили пришел к выводу, что храм функционировал в VIII−IХ веках, а в последующем много раз перестраивался. Эта датировка вошла в учетную документацию федеральных структур. Но в различных частях Кавказа археологи находят основания стен древних культовых памятников, которые могут быть древнее, чем те, что частично сохранились. К примеру, основание сооружения на верхнем Чири-Юртовском городище в Чечне датируется VI−VII веками н.э. Несколько лет назад вышла монография московских исследователей, посвященная карачаево-черкесским храмам. Авторы утверждают, что эти храмы — древнейшие на территории нашей страны. Самая ранняя дата, которую они приводят, — 895 год. — Разве не существует способов установить точный возраст памятника? — Их несколько. В прошлом году в одной из западных лабораторий был проведен радиоуглеродый анализ фрагмента раствора Тхаба-Ерды. Согласно его результатам храм датируется IХ−ХII веками. Период довольно обширный, но он дает нам хотя бы точку отсчета, рамки, в пределах которых мы можем что-то говорить о времени постройки. Но эта методика еще до конца не разработана, пока идет тестовая работа. Существует другой очень интересный способ датировки — дендрохронологический. Берется проба из деревянного фрагмента изучаемой постройки, поперечный срез, на котором мы видим годичные кольца, по которым можно сосчитать, сколько дереву лет. Размеры, цвет, плотность колец зависят от климатических условий. Если найти в этой же местности очень старое дерево, сделать поперечный спил (для этого не обязательно рубить дерево, достаточно проделать в нем отверстие специальным прибором), то можно создать так называемую дендрохронологическую шкалу. И сравнивая ее «узор» с исследуемым деревянным фрагментом, определить время, когда рос этот «стройматериал». Мы предпринимали попытки воспользоваться этим методом, например, соотнести деревянные дверные перемычки, сохранившиеся в храме Алби-Ерды, с сосной 1453 года, которая растет в Цейском ущелье Осетии. Но сосна нам не подошла: все-таки условия в каждом ущелье свои, и они формируют разный «узор». А в Джейрахском районе таких старых деревьев мы не нашли. — А лингвистический анализ используете? — Вам, наверное, известно о сравнительно недавней находке еще двух частично руинированных храмов в этом районе, условно их назвали Таргимский 1 и Таргимский 2. Там были обнаружены надписи на древнегрузинском языке, которые мы отправили для идентификации своим грузинским коллегам — двум независимым специалистам-палеографам. Они определили, что эти надписи относятся к ХI веку. Широкомасштабные исследования этих объектов запланированы на октябрь-ноябрь. Единый кавказский народ? — Мы довольно часто слышим об археологических экспедициях и находках на Северном Кавказе, но ученые не любят слово «сенсация» и не торопятся оценивать значимость открытий. Расскажите, что же самое важное было найдено в Ингушетии за последние полвека? — Было много интересных открытий, но для меня наиболее значимыми остались те самые склепы эпохи средней бронзы в селе Эгикал. Они были открыты в 1960-е годы, это была бомба и, между прочим, продолжает ею оставаться. Почему? Потому что этот памятник позволяет нам утверждать, что культура строительства на территории Ингушетии насчитывает как минимум 4000 лет. А обнаружен он был совершенно случайно. Археологи шли по дну ручья Ахк-хий, осматривая берега, и нашли фрагменты бронзовых предметов. Обнаружив склепы, они сначала подумали, что это склепы средневековья, и лишь потом выяснилось, что они датируются вторым тысячелетием до н.э. Эти памятники и сегодня вызывают значительный интерес у археологов, кавказоведов. Они уникальны для всего Северо-Восточного Кавказа. К сожалению, они разрушаются, оползень на берегу этой речушки уничтожает их. Очень значим погребальный памятник в селе Мужичи, так называемый Луговой могильник, открытый в 50-х годах. Его исследовал Крупнов, но большинство археологических работ проделано его учеником Рауфом Мунчаевым. 166 погребений, из которых подавляющая часть связана с позднекобанским или скифским периодами — это VI−V века до н.э. Это единственный могильник того периода, который полностью изучен. Он является опорным для изучения истории того периода для всего Центрального Кавказа. В основном для той эпохи характерны каменноящечные захоронения, и это касается не только территории Ингушетии, но практически всего Северного Кавказа. Большинство моих коллег сходится во мнении, что народы на территории Кавказа в древности имели совсем другой вид, характеристику. Здесь прослеживается одна культура, одни погребальные обряды, лишь со временем обитатели этих мест стали делиться на племена и субкультуры. — Что планируете исследовать в ближайшее время? — Осенью будем работать на разрушающемся памятнике раннеаланского периода в Экажево. Эти раскопки станут продолжением экспедиции 2016 года, когда мы изучали курган № 6. Очень важна работа на участках реконструкции трассы «Кавказ», которая затронет Гамурзиевское поселение эпохи бронзы, Насыр-Кортские и Карабулакские курганы. Мы очень надеемся, что все эти объекты будут тщательно изучены прежде, чем начнется реконструкция трассы. Как и положено по закону. Дом на кургане — Вы эксперт Федеральной службы по надзору за соблюдением законодательства в области охраны культурного наследия. С какими проблемами приходится сталкиваться? — Самая существенная проблема — землеотвод. Очень часто памятники археологии оказываются в черте частных землевладений. Главы администраций не считают нужным обращаться в Археологический центр за информацией о наличии или отсутствии важных исторических памятников на земельном участке и кроят его между двумя собственниками, к примеру, по вершине кургана. Главы муниципалитетов иногда просто не знают о законах в сфере археологии, к тому же они часто меняются, и информация, которую мы смогли донести до их предшественников, для новых руководителей уже не актуальна. Бывает, чиновники просто игнорируют наши обращения. В результате земли раздаются вместе с курганами, городищами, могильниками под строительство или хозяйственную деятельность, и эти памятники разрушаются. В Магасе таким образом, несмотря на наши протесты, было разрушено целое древнее поселение. Только один раз нам удалось привлечь к ответственности строителей, которые прокладывали высоковольтные линии, размещая столбы на городищах в окрестностях Али-Юрт и Сурхахи. Городища ведь находятся на возвышенностях. Наши предупреждения они проигнорировали. Потом суд оштрафовал их на 500 тысяч рублей, но столбы так и остались стоять. Хотя я уже и не знаю, плохо это или хорошо: возможно, они сохранили тем самым эту землю для науки в будущем. — А с местными жителями есть взаимопонимание? — Не всегда. Бывает, мы не можем попасть на археологические памятники после самозахвата территории. Иногда даже угрожают физической расправой, кто-то начинает откровенно провоцировать, а кто-то лгать, заявляя, что этот участок принадлежит их семье несколько сотен лет. В селе Яндаре один утверждал, что его предок поселился на городище 800 лет назад. Мы пытаемся с этим бороться, объяснять, просвещать. — У вас были случаи, когда важный памятник, раскопки и изучение которого вы откладывали из-за отсутствия финансирования, подвергался грабежу? — Неоднократно. Недавно в Магасе разграбили два кургана. Мы обращались в правоохранительные органы, помогали следствию, передавали фотоматериалы с места грабежа. Однажды мы сами сняли следы от шин техники, которая там орудовала. Но, к сожалению, дальше дело не шло. Был даже случай, в 2005 году, когда мы уже заложили разведывательный раскоп, а ночью его разграбили, полностью разрушив памятник. Но клада они, конечно, там не нашли. — У молодежи есть интерес к археологии? — К сожалению, молодые люди не хотят идти в археологию. Что мы им только не предлагаем: аспирантуру, участие в экспедициях, раскопках, льготы всевозможные — не хотят! Если и приходят к нам устраиваться на работу, то, как правило, рассчитывают сразу на большие зарплаты, которых, конечно, у нас нет. Пытались взращивать специалистов на базе археологического центра, но безуспешно. Правда, есть много патриотов из числа молодых людей, которые помогают нам финансами, ресурсами, физически помогают делать раскопы, хотя и не хотят заниматься этим профессионально. Ко мне обращалось много молодых успешных бизнесменов, просят открыть фонд в помощь нашему центру. Но мы пока не решаемся на этот шаг, надеемся на государственное финансирование. Недавно один молодой человек из Москвы прислал нам в подарок дрон. Это что касается законной археологии. А что касается незаконной, то сегодня повсюду, не только на Кавказе, очень распространены нелегальные раскопки и черные рынки. К сожалению, борьба с ними идет очень вяло.
