90% мирового благосостояния — в руках 10% жителей планеты. На 1% сверхбогатых людей приходится больше половины мирового благосостояния, а на половину жителей — всего 1% богатств. Кажется, в этом мире что-то пошло не так. США, потребляющие больше трети мировых богатств, и благополучная Европа остаются маленькими «оазисами» среди развивающихся стран, в которых огромное расслоение и минимум гражданских прав, и беднейших стран, где в XXI веке живут как в веке X. В то время как жители богатейших стран страдают от ожирения и скуки, жители беднейших умирают от голода и антисанитарии. Ничего удивительного, что это многим не нравится. Целые экономические школы занимаются тем, что обосновывают неравенство, а церковь и благотворительность снижают социальную напряженность, смазывая проржавевшие механизмы современного мироустройства. Церковь при этом утешает, что после смерти богатые станут бедными, а бедные — богатыми, и за все воздастся по заслугам. Благотворительность же предлагает не роптать на униженное положение и целовать ноги благодетелям. Но благотворительность не решает глобальных проблем, а обещание посмертной справедливости может утихомирить далеко не всех. Тем более что есть религии, которые и не собираются этого делать. Все молодые люди немного или не немного — бунтари. Они приходят в мир, который им не нравится (см. первый абзац), и хотят его переделать. Пока существовал Советский Союз, бунтарей и несогласных всех стран (не входящих в соцлагерь) прельщали социалистические идеи. Левые были сильны: во Франции социалисты пришли к власти, в компартию Италии входил весь цвет итальянского кинематографа и литературы, в Скандинавии в моде был даже маоизм, а в американском Голливуде коммунизмом прельщались видные сценаристы, актеры и режиссеры, и многие даже сильно пострадали «за веру» во время «охоты на ведьм». К тому же в условиях биполярного мира правительствам приходилось идти на уступки, и сегодняшнее западное социальное государство — во многом результат тех уступок. Но Союз рухнул, и остались только Северная Корея, Куба и голодающая Венесуэла в качестве мирового коммунистического пугала. В России теперь вместо строителей коммунизма — призрак коммунизма в виде встроенной во власть КПРФ, а в Европе вместо «красных бригад» респектабельные депутаты и томные интеллектуалы, довольствующиеся университетской кафедрой. Начиная с распада СССР в Европе и США стал стремительно увеличиваться разрыв между бедными и богатыми, и такого сильного неравенства в этих странах не было с начала ХХ века. Еще быстрее растет разрыв между бедными и богатыми странами. В книге «Почему равенство делает общество сильнее» ученые Ричард Уилкинсон и Кейт Пикетт предоставили данные о том, что в обществах, для которых характерно неравенство, наблюдается больше насилия и горизонтальной агрессии, более высок уровень преступности и количество заключенных, более распространены психические заболевания и ожирение, меньше продолжительность жизни. Сильное неравенство — именно неравенство внутри общества, а не бедность страны в целом — приводит к росту преступности, к национальным и религиозным (но не социальным, как ни парадоксально) конфликтам, а также влияет на продолжительность жизни вне зависимости от бюджетных расходов на медицину. Бороться с каждой из этих проблем отдельно — все равно что латать ветхую ткань: наложишь заплатку в одном месте, тут же порвется в другом. Социальное неравенство в мировых масштабах приводит к тому же. Даже жизнь в благополучном обществе не страхует от тотального разочарования и потери ориентиров. Образ жизни, который предлагает общество победившего потребления, это «американская мечта». Ее императив: ты тоже можешь стать богатым, если захочешь; ее приоритеты — личное обогащение и личная сытость, ее культурные коды — модные бренды, веселая музыка, глянцевые сплетни, голливудские боевики и фэнтези, гамбургер с кока-колой, последний айфон и розовый «Ламборджини». Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не бунтовало. Все «острые» идеи в таком обществе покрываются жиром и становятся неопасными, как острые предметы, попавшие в желудок кита. К тридцати годам, поистрепавшись в погоне за призрачным благосостоянием, бунтари успокаиваются, смиряются и, насколько возможно, встраиваются в систему. Сериалы, выпивка и прибавка к зарплате порой убеждают их, что жизнь удалась. Но некоторые все же задают себе вопрос: ну вот я купил последний айфон, и что дальше? Пока либеральные идеологи боролись с левыми, которые были единственной влиятельной силой, на смену разгромленным социалистам пришли радикальные исламисты и, как противовес, ультраправые националисты. На их фоне Ульрика Майнхоф кажется безобидной крошкой. И те, кого не усыпила церковь, не обманула благотворительность и не прельстил новый айфон, увидели в национализме или радикальном исламе единственную альтернативу обществу потребления ради потребления и оружие против несправедливого статус-кво. Даже молодые европейцы и американцы вступают в ряды террористических организаций, и речь не только о потомках мигрантов из арабских стран, а о коренных жителях из благополучных (как минимум по меркам остальной планеты) семей. Если даже для западной молодежи террористические организации превращаются в символ борьбы с системой и мировой несправедливостью, что уж говорить о тех, кто не вошел в «золотой миллиард» — а таких уже 6,5 миллиарда. Если посмотреть заявления террористов, то они немало говорят о противостоянии эксплуатирующего Запада и эксплуатируемого Востока, перенимая риторику антиглобалистов. «Мировая революция» жителям бедных стран, возможно, видится так: низы трудовых народов свергают верхи паразитических наций, потребляющих львиную долю планетарных ресурсов. Трагедия в том, что мир не дает им других рецептов, кроме радикального ислама, который, как им кажется, противостоит западной системе. Говорят, что СМИ — зеркало мира. Вот только это зеркало — кривое, потому что масс-медиа ангажированы «элитами» или напрямую принадлежат крупным транснациональным холдингам. О терроризме они говорят каждый день: о терактах, новых радикальных группировках, арестованных террористах, антитеррористических кампаниях, усилении безопасности. И только изредка — о социальных проблемах, которые подаются как «перегибы на местах», но никогда — как естественный ход вещей в обществе, устроенном так, а не иначе. Из разрозненных, обрывочных сведений не вырисовывается общая картина. Тем более что бородатый исламист с автоматом выглядит гораздо страшнее, чем холеный миллиардер на яхте. Тем не менее несправедливость убивает больше, чем терроризм: каждый год от голода умирают почти пять миллионов, от дизентерии — миллион, от диареи — полмиллиона детей до пяти лет, несколько миллионов младенцев умирают в первые дни жизни. В то время как десять миллионов самых богатых жителей планеты держат в руках половину всех ресурсов. Стоит ли удивляться, что находится немало желающих взорвать этот мир к чертям, ну или если не мир, то хотя бы какую-то его часть? После 11 сентября США потратили на борьбу с терроризмом 5 триллионов долларов, Франция выделила дополнительные полмиллиарда на три года, Россия тратит каждый год сотни миллиардов рублей. Можно увеличить антитеррористические траты в два, в три раза или на порядок — это мало что изменит. На самом деле ответ на вопрос «как нам победить терроризм» звучит до смешного просто. Нужно искоренять неравенство, нищету, неграмотность — но в дискуссиях о глобальном терроризме эти темы даже не поднимаются. Вопрос, впрочем, в том, а хочет ли кто-то действительно что-то изменить? Стремятся ли «элиты» искоренить терроризм или постоянная террористическая угроза, нестабильность, перманентные военные конфликты то там, то тут, напряженность в регионах планеты (желательно, отдаленных от политических гегемонов) выгодна им? Это же так удобно: одни хотят убивать «сытых европейцев», притом что погибают, как известно, всегда случайные и не в чем не повинные люди, другие вступают в правые группировки, видя угрозу в мигрантах, едва ли не каждый из которых, по их мнению, словно бомба с часовым механизмом, рано или поздно может взорваться, третьи просто живут в страхе, не пропуская новостей о террористах. По сути же это отвлекает от происходящего в мире, переключая всеобщее внимание с настоящих проблем, таких, как бедность, глобальное неравенство и изменение климата, на угрозу терроризма, который на самом деле во многом является реакцией на эти замалчиваемые проблемы. Источник
