Рубежи Диковского

Очеркист переднего края: «Не как созерцатель… а как активный участник происходящего»Родился Диковский в Москве, детство провёл на Украине. После школы работал курьером, расклейщиком афиш, носильщиком… С юности пробовал себя в журналистике и литературе. Даже написал совместно с Львом Оваловым (будущим автором детективов о майоре Пронине) роман «Взрыв» об английских текстильщиках и классовой борьбе, который позже сам беспощадно громил.В 1928-м попал на Дальний Восток, год спустя был призван в армию. Эти два события определили его писательскую судьбу. Лучшие произведения Диковского — о пограничниках, солдатах, моряках, о «крае необжитом, просторном, где растут по соседству виноград, берёзы и ели, где работать трудно и радостно». В 1929 году красноармеец Диковский в составе 106-го стрелкового полка Особой Дальневосточной армии Василия Блюхера получает боевое крещение в ходе конфликта на КВЖД. После этого политуправление армии направляет его учиться во Владивосток, на факультет японоведения Дальневосточного университета: стране требовались переводчики-восточники. Диковский вскоре учёбу бросил, но даром она не прошла. В его произведениях не только японская лексика, но и неплохое знание соответствующих реалий. Действие нескольких рассказов («Госпожа Слива», «Труба») даже происходит в Японии. Вслед за Борисом Пильняком, выпустившим в 1927 году «Корни японского солнца», Диковский открывал советскому читателю страну, в которой сам не бывал. Позже Диковский — корреспондент «Комсомолки» и «Правды»: Мурманск, Алтай, Каспий, Балтика, Азов, автопробег «Москва — Каракумы», поход на яхте в Скандинавию… И снова Дальний Восток, где Диковский пишет цикл очерков «Застава N» — первую книгу о советских пограничниках. «Лучший материал для очеркиста тот, который он приобрёл не как созерцатель с блокнотом в руках, а как активный участник происходящего», — считал Диковский. Он сам ходил в наряды. Однажды даже вызвался конвоировать нарушителей границы, что едва не закончилось трагически.Диковский считал, что место писателя — на передовой, не обязательно в военном смысле. В его очерках 30-х годов описаны начало эпохи Золотой Колымы, когда в порт Нагаево, ещё не ставший городом Магаданом, приходили первые пароходы, и зарождение советского китобойного промысла: «Палуба „Алеута“ похожа на фантастическую бойню, в которой лилипуты свежуют каких-то допотопных чудовищ. Лежат челюсти величиной с ворота, хвостовой стебель, похожий на фюзеляж самолёта, позвонки толщиной с бочонок. Лебёдка поднимает сердце кита — метровый мешок, наполненный черноватой кровью. Ноги скользят по жирной палубе». Рубеж восточный: «Патриоты» и катер «Смелый»В 1937-м Диковский в очередной раз едет в Приморье. На северо-востоке Китая японцы уже создали государство Маньчжоу-го. На границе хмуро ходят тучи и остро пахнет порохом: провокации, перестрелки, шпионы, диверсанты. Дальний Восток, констатирует писатель, охвачен «великой бессонницей». Тогда ожидалось, что следующая большая война начнётся именно здесь, на востоке. Диковский пишет «Патриотов» — единственную свою законченную крупную вещь. В центре этой повести — судьбы пограничника Андрея Коржа (прототип — Валентин Котельников, погибший на границе в 1935 году, после чего на заставу прибыл служить его младший брат Пётр) и молодого японского солдата Сато. О жизни этого бывшего рыбака с Хоккайдо, отправленного в Маньчжоу-го в составе охранной роты переселенцев, автор рассказывает не менее подробно, чем о Корже, и отнюдь не плакатно. Пригодились и некнижное знание Маньчжурии, и учёба во Владивостоке, и месячная практика на зафрахтованном японском пароходе. В «Патриотах» масса точных, непридуманных деталей — от брошенного нарушителем окурка с надписью «Бр. Лопато. Харбин» до пробкового дерева (амурский бархат), сопок и распадков, таёжных спиртоносов, реки Пачихезы — типичное для старого Приморья название. Повесть изобилует японскими словами, которые недоучившийся востоковед Диковский с видимым наслаждением прописывал в русском языке: «сакэ», «синдо», «сэнсэй», «кавасаки»… А вот японские солдаты на пароходе учат русский, и писатель смотрит на родную речь чужими глазами: «Легче пройти с полной выкладкой полсотни километров, чем произнести правильно „корухоз“ или „пуримёт“… Это был странный язык, в котором „а“ и „о“ с трудом прорезывались среди шипящих и свистящих звуков, а „р“ прыгало, как горошина в свистке». Японский солдат-балагур Тарада утверждает: «Русский понятен только после бутылки сакэ». По его словам, одному солдату после занятий русским даже пришлось ампутировать вывихнутый язык.Побороздив море у западного побережья Камчатки на сторожевых катерах, Диковский в 1938—1939 годах пишет цикл рассказов «Приключения катера «Смелый». Это самая известная его книга, переиздававшаяся множество раз. Её герои — морские пограничники — охотятся за японскими браконьерами, что отсылает к «Рассказам рыбачьего патруля» Джека Лондона. С ним у Диковского вообще немало общего. Так, заглавного героя рассказа «Егор Цыганков», бывшего старателя, на старости лет вновь потянуло на прииски — в точности как Таруотера из лондоновского рассказа «Как аргонавты в старину…». В «Приключениях катера «Смелый» автор увлечённо описывает не только моряков, но и морских обитателей: «…Метровые крабы, кашалоты с рыбьими хвостами и мордами бегемота, камбалы величиной с колесо, тающая на солнце жирная сельдь, пятнистый минтай, пузатая треска, корюшка, пахнущая на воздухе огурцами…» Внимательно вглядывается в подводный, почти инопланетный мир: «Есть тут широкие волнистые плети морской капусты, пушистые ветви, похожие на рога изюбра весной, огненные нити, нежные, бледно-зелёные шары — точная копия омелы, дубовые листья, тонкие плети с луковицами величиной с кулак, есть кусты, похожие на жимолость, тёрн, ольшаник, даже на сосну с разбухшими жёлтыми иглами. Есть пади и тропы, усеянные песком и камнями, по которым крадучись движутся обитатели океанской тайги…»Если в «Патриотах» японцы учили русский, то в «Приключениях…» уже советские моряки штудируют японский, путаясь в непривычных, избыточно вежливых словесных конструкциях: «Сначала дело не клеилось: легче нажать спусковой крючок, чем приставить к слову «бандит» частицу «почтенный». Но мы были терпеливы и уже к пятому уроку вместо понятного на всех языках «Стоп! Открою огонь!» могли сказать нараспев, по-токийски гундося «О почтенный нарушитель! Что касается вас, то, опираясь на господин пулемёт, прошу остановиться или принять почтенную пулю». Самый известный из рассказов о «Смелом» — «Комендант Птичьего острова». Здесь японцы — уже не просто браконьеры, а шпионы. Рассказ в 1939 году экранизировал режиссёр Василий Пронин. Главного героя — краснофлотца Косицына — сыграл Леонид Кмит, Петька из кинохита «Чапаев». Рубеж западный — и последнийДиковский задумал роман «Интервенция» о Гражданской войне на Дальнем Востоке, «Записки военного корреспондента»… Ничего не успел — помешала война. Только не восточная, а западная. В ноябре 1939 года спецкор «Правды» Диковский едет на финский фронт. Здесь он вступает в партию. Пишет очерк о том, как истребитель Андрющенко произвёл вынужденную посадку на территории противника, а ночью бойцы на грузовиках поехали вызволять самолёт.6 января 1940 года 32-летний Сергей Диковский пропал без вести в трагической для Красной армии битве при Суомуссалми. Вместе с ним погиб корреспондент «Красной звезды» писатель Борис Левин, также находившийся в частях окружённой 44-й стрелковой дивизии. По данным исследователя советско-финской войны Вячеслава Кокина, военкоры сражались до конца с винтовками в руках, как рядовые бойцы. Сказал бы кто-нибудь тогда Диковскому о том, что «журналист не имеет права брать в руки оружие»…В своё время гашековские солдат Швейк и сапёр Водичка договаривались встретиться «в шесть часов вечера после войны» в пражской пивной «У чаши». В 1940 году поэт Евгений Долматовский написал: …Мороз был трескуч, и огонь был гневен. Ужели мы встретиться не должны, Серёжа Диковский и Боря Левин, В шесть часов вечера после войны?