Не быть тебе в Москве

Диана Мачулина. Трагедия в углу М.: Ад Маргинем Пресс, 2018 Спор о том, как правильно рассказать о художественной ситуации в стране, не ударившись в свойственный «более развитым» столицам снобизм, не утихает долгие годы. Так, например, грандиозная по размаху триеннале Музея современного искусства «Гараж» должна была помочь региональному искусству интегрироваться в глобальный контекст, но оно, увы, так толком и не вписалось в выстроенную кураторами систему связей. Выставка в Музее Москвы под кураторством Дианы Мачулиной, несмотря на схожую концепцию, получилась принципиально иной. Ее стратегия — бежать от замыленных определений и оппозиций. Заимствованный из «Евгения Онегина» образ провинциального угла здесь очищен от негативных коннотаций и работает как метафора открытой кафедры, с которой каждый может рассказать о наболевшем. Таким же образом выстроена и книга, рассказывающая о каждом из участников и регионе, который он или она представляет. Как куратор Мачулина задается вопросом, что объединяет молодых художников из разных уголков России и есть ли у множества представленных в книге идентичностей точки соприкосновения. Позиция вопрошающего в данной ситуации наиболее выигрышна, потому что не предполагает навязывание диалога извне. Центральным для многих авторов становится вопрос переживания ситуации изнутри. Они не столько рассказывают о регионе, сколько пытаются нащупать язык, с помощью которого можно было бы описать художественную ситуацию в обход существующих штампов и клише. Художественная группа «Нежные бабы». Крапива. 6 июля 2017. Перформанс. Фото: Игорь Титаев. Courtesy Музей Москвы Составляющие эту книгу тексты радуют разнообразием жанров. Среди них много откровенно смешных проектов, вроде «Алфавита 90-х» краснодарского художника Александра Чурсина, сделанного в форме советского букваря, или пародии на главу из учебника для младшеклассников («Дорогие ребята! Вы уже изучили отечественную историю искусства XIX–XX веков…»). Помимо региональных центров с вполне сформировавшейся художественной инфраструктурой и понятной внутренней мифологией (взять хотя бы Краснодар или Воронеж), довольно много внимания уделяется Северному Кавказу. Художник Анна Кабисова рассказывает о практически невидимом за пределами региона искусстве Осетии, Нестан Котаева и Евгений Иванов — о грузино-осетинском конфликте («На Северном Кавказе слишком много мест, где за вечной красотой или нынешним спокойствием скрывается страдание»). Конечно, для того, чтобы выработать заявленный куратором «неколониальный взгляд» на положение дел в стране, нужно приложить еще массу усилий. Однако представленная в книге пестрая многоголосица — это как раз тот пример соавторства, с которого и начинается преодоление оппозиции «столичное и региональное». * * * Максим Березин и Сергей Сапожников. 2000 Ростов-на-Дону: Фонд современной культуры «Дон», 2016 Такие книги, как правило, воспринимаются как попытка нанести родной город на художественную карту России и легитимировать его существование в рамках «большой истории искусства». Однако было бы неправильно трактовать таким образом тексты ростовских художников и активистов из сборника, составленного Сергеем Сапожниковым и Максимом Березиным. Впечатления и переживания участников местного художественного сообщества настолько самодостаточны, что им не нужно прикрываться ни анализом, ни хроникой. Каждый автор по-своему пытается ухватить за хвост genius loci, артикулировать личную эмоциональную, интеллектуальную и духовную связь со средой, которая сформировала художников в той же степени, что и они ее. Сергей Сапожников. Без названия. 2007. Цветная фотография. Фрагмент. Сourtesy автор Нулевые предстают здесь как период брожения идей и мыслей. Новые явления — первая местная биеннале, арт-кластер и хип-хоп магазин — создавались на ощупь, интуитивно. Это время, когда город вновь аккумулировал вокруг себя всевозможные культурные силы. Отсюда и столь явственный интерес к уличной культуре, о котором упоминает каждый из авторов сборника. Неслучайно его открывает текст историка архитектуры Артура Токарева о градостроительной системе Ростова: «Здание никогда не создавалось само по себе, оно рождалось из города и для города». Интереснее всего наблюдать, насколько многослойной может быть субъективность. Достаточно взглянуть на Ростов, каким его рисует Эллада Алексеева, основательница некоммерческой галереи «Вата», и художник Сергей Сапожников, для которого образ города и поколения сформировался «благодаря катанию на роликах и рэп-культуре». Роль субкультур, о которой упоминает Сапожников, здесь принципиальна. Именно из них в Ростове произрастали микросообщества, впоследствии превратившиеся в арт-группировки, уличные коллективы и творческие объединения. * * * Анатомия художественной среды. Локальные опыты и практики Самара: ООО «Медиа-Книга», 2015 Более энциклопедический подход к материалу демонстрируют авторы сборника «Анатомия художественной среды. Локальные опыты и практики». Книга стала продолжением одноименного симпозиума, который прошел в 2014 году в рамках параллельной программы «Манифесты» в Санкт-Петербурге. Она сложилась из докладов, посвященных художественной ситуации в Воронеже, Краснодаре, Красноярске, Ростове-на-Дону, Самаре и на Урале. Культурная жизнь этих городов столь тесно переплетена с биографией художников и кураторов, сумевших расшевелить аморфную местную тусовку, что их рассказы превратились в своевольный гибрид культурологического эссе и мемуаров. Мастерские-сквоты в Самарской государственной областной академии (Наяновой). 2008. Фото courtesy Константин Зацепин Сборник очерчивает панораму стратегий работы с локальным контекстом. Судьба выведенных в книге регионов многократно повторялась и продолжает повторяться. Практически все авторы дробят опыт становления художественной системы в городе на несколько этапов, начиная с хулиганских акций, хаотичного сквотирования заброшенных территорий и квартирников («Где-то краем уха услышали какие-то обрывки информации, и из этих обрывков слепили некую мракобесную провинциальную модель «большого современного искусства») и заканчивая неизбежной институциализацией низовых инициатив. О формировании художественной среды в Воронеже говорит Илья Долгов, о Краснодаре — группировка ЗИП, о Самаре — составитель сборника и искусствовед Константин Зацепин. Каждый из них отвечает на вопрос, в чем заключалась специфика среды, которая породила локальные инициативы, определившие характер региона. За три года, минувшие со дня выхода сборника, стало очевидно, насколько сильно среда зависит от личности. Художественное сообщество на местах формируется вокруг кучки энтузиастов и, увы, далеко не всегда продолжает жить после того, как их энтузиазм иссякает. Часть авторов, которые говорят в книге от имени региона, разъехалась, а институциональный ландшафт, выросший из некогда стихийных самоорганизованных инициатив, подвергся эрозии. Как верно отмечает Константин Зацепин, «быть носителем культуртрегерской активности в провинции — тяжкое бремя и постоянный внутренний выбор: либо уехать, либо оставаться и делать нечто со средой». * * * Б.У. Кашкин (1938–2005): Жизнь и творчество уральского панк-скомороха. Составитель А. Шабуров Екатеринбург: Уральский филиал Государственного центра современного искусства, 2015 Уральский панк-скоморох Б.У. Кашкин — фигура во всех смыслах слова романтическая. Его биография представляет собой постоянно разрастающийся миф. Живопись, акции, шутки, картинки, стихи и фотографии — его художественная практика настолько всеохватна, что с трудом вмещается в книжный формат и неизбежно перерастает его. Во всем, что он делал, присутствовали драйв стихийного жизнестроительства и пренебрежение к условностям мира искусства и его границам. Вот лишь один из канонических эпизодов его биографии: в 1992 году ведущий инженер «Уралтехэнерго» Евгений Малахин пишет заявление о переводе на работу обычным дворником («Шаг дикий, никто не понимает почему?»), а на отведенных ему для уборки территориях делает выставки «для птичек». Б.У. Кашкин. Фотография из книги «Б.У. Кашкин (1938–2005): Жизнь и творчество уральского панк-скомороха». 2015 Взявшись рассказать «столичным снобам» о провинциальном гении, составитель книги художник Александр Шабуров щепетильно соблюдает законы жанра, придуманные самим Б.У. Кашкиным. Первое собрание его сочинений соединило в себе клочки произведений, фотографии, воспоминания его ближайшего круга, стихи и тексты — все то, из чего панк-скоморох кропотливо конструировал свой мир. Вступительная статья Шабурова вполне отвечает задаче преумножения мифа. Он начинает свой рассказ с того, что «история русского искусства второй половины XX века ни разу не выбиралась за МКАД». Б.У. Кашкин, таким образом, с порога предъявляется миру в качестве хрестоматийного шута из глубинки — носителя большой поэзии под маской традиционного русского юродства. Обложка книги «Б.У. Кашкин (1938–2005): Жизнь и творчество уральского панк-скомороха». 2015 Сам Б.У. Кашкин последовательно прорабатывал свой образ: выпускал самиздатовские сборники, открывал одно за другим издательства кустарного пошиба («Скромная книга», «Дедская книга»), клепал стихи, в которых концептуальные находки, больше всего напоминающие практики Д.А. Пригова, были дополнены отчетливо обэриутскими интонациями («ЧЕЛОВЕК — это не ГОРОХ, т. к. это РЕПА, т. е. БЕЛОЕ, а точнее — КВАДРАТ или НОЛЬ»). В ход шел любой сор — газетные вырезки, этикетки с продуктов и уличные вывески. Впрочем, художник и поэт не попал бы в эту подборку, будучи всего-навсего городским сумасшедшим районного масштаба. К сожалению, Б.У. Кашкин не был представлен на Триеннале российского современного искусства в «Гараже», хотя идеально вписался бы в «директорию», посвященную художникам, которые «активизируют локальные сцены». Ничего не делая своими руками, он реализовывал свои идеи с помощью друзей и случайных помощников, мастерски вовлекая публику в процесс творения альтернативной художественной среды. Одно лишь основанное им общество «Картинник», члены которого расписывали доски цитатами из его стихов, объехало половину СССР и раздарило более 5 тыс. дощечек. Так что «скоморох-тусовка» не только перелопатила художественную жизнь Екатеринбурга, но и вышла далеко за его пределы. * * * Александр Лобычев. «Автопортрет с гнездом на голове. Искусство Приморья на рубеже веков» и «Отплытие на остров Русский. Дальневосточная литература во времени и пространстве» Тихоокеанское издательство «Рубеж», 2014 «На рубеже природных стихий, религий и национальных миров возникают не только тайфуны и войны, но и уникальные явления культуры», — пишет живущий во Владивостоке арт-критик Александр Лобычев. Два тома его заметок посвящены художественным и литературным явлениям, созданным на границе цивилизаций и почти не вписанным в российский культурный контекст. В первом томе «Автопортрет с гнездом на голове: Искусство Приморья на рубеже веков» речь идет о творчестве живописцев, графиков и скульпторов Приморья, которые без оглядки на местную власть обживали и создавали новые культурные пространства и смыслы в регионе. Обложка книг «Автопортрет с гнездом на голове. Искусство Приморья на рубеже веков» и «Отплытие на остров Русский. Дальневосточная литература во времени и пространстве». 2014 С точки зрения формы это дневник наблюдений. Отсюда и доверительная интонация, вследствие которой рассказчик неизбежно становится персонажем своей же книги. Не важно, едет ли он на остров Пелис к Виктору Федорову, «патриарху приморского авангардного искусства», прихватив с собой самогон и «Приму», или рассуждает об абсурдистской графике Рюрика Тушкина. В каждом тексте Лобычев пунктиром набрасывает биографию художников, «жизнь, судьба и произведения которых знакомы мне не понаслышке». Он описывает искусство, которое варилось само в себе и сформировалось вне всяких влияний. Не менее занятным выглядит и второй том. В отличие от визуального искусства, канон дальневосточной литературы вполне сформирован: тяготы каторжной жизни на Сахалине описал Чехов, о неизведанных местах рассказал исследователь и путешественник Владимир Арсеньев. Сегодня в популярном жанре иденти работает писатель Василий Авченко, романы которого представляют собой разросшийся репортаж о дальневосточном образе жизни — реальном и родившемся из многочисленных мифов и баек. Лобычев же перекраивает, дописывает и шлифует историю дальневосточной литературы. В первую очередь он обращает внимание на авторов, которые на протяжении всего ХХ века «бежали на самый край России и за ее пределы» — таких, как Арсений Несмелов, Альфред Хейдок и Борис Юльский. Несмотря на то что Лобычев то и дело оговаривается, повторяя, что не претендует на всеохватность и фиксирует лишь собственные наблюдения о прочитанном и увиденном, его книги — большой культурный проект, масштаб которого сразу бросается в глаза.