Венедикт Ерофеев (1938-1990) взглянул на человеческую жизнь сквозь калейдоскоп из бутылочного стекла, внутри зеркальных граней которого крутятся, толкаются, сворачиваются в словесные узоры вечные русские вопросы, мечты и характеры. Не случайно главное и самое известное свое литературное произведение «Москва-Петушки» Ерофеев вослед Гоголю назвал поэмой. Он и есть вывернутый наизнанку Гоголь, а его герой Веничка – вывернутый наизнанку Хлестаков, пародийно сдобренный чертами классического образа русской литературы – «лишнего человека». Веничка-Хлестаков как будто совершил путешествие во времени, переместился из чичиковской брички, а может хрестоматийной птицы-тройки в советскую электричку, следующую по маршруту Москва-Петушки. Попутчики, философские споры, события, происходящие в вагоне – это и есть приведение метафизической гоголевской птицы-тройки к земному человеческому знаменателю, сведение её с идеальных высот в реальную русскую жизнь семидесятых годов прошлого века. Великий мыслитель Гегель полагал мерилом сущего свободный человеческий дух. Венедикт Ерофеев запустил этот дух, как джинна, в бутылку с водкой, придав алкогольному психозу едва ли сакральный смысл, превратив его в средство и метод познания окружающей действительности. В социально-обществоведческом измерении поэма «Москва-Петушки» - реакция мыслящей, но обезволенной советской интеллигенции на глухой застой семидесятых. Многие «лишние пассажиры» тогда, выбирая между диссидентством и пьянством, выбирали пьянство, или пьянство плюс (в не опасной для власти пропорции) диссидентство. Не сказать, чтобы тема алкогольного распада как «состояния души» не волновала писателей-современников Венедикта Ерофеева. Можно вспомнить повести Виля Липатова «Серая мышь», Владимира Крупина «Живая вода». Но по-настоящему народной, близкой и понятной, как увлечённому научными изысканиями академику, так и прокладывающему кабель в международный аэропорт Шереметьево разнорабочему стала именно неопубликованная поэма Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки». В самиздате она била все рекорды по машинописным тиражам. Её читали вслух, наслаждаясь юмором, языком, но главным образом мыслями автора. Они, как в свете молний высвечивали сокровенное знание об истинной природе человека. Будь то председатель колхоза, который «весь в чирьях, ляжет на дно алюминиевой лодки и пысает». Или контролёр, наказывающий безбилетников штрафом по формуле – грамм за километр. Или трепетные существа женского пола, которые, справляя малую нужду, трогательно приседают. Приседать-то приседай, тут же заметил кто-то из пассажиров электрички, а в Ленина зачем стрелять? Или сам пребывающий в онлайн контакте с ангелами небесными Веничка, вопрошающий: «Господи, что бы ещё мне выпить во славу Твою?» Едва ли можно было отыскать в тогдашнем СССР, да и в сегодняшней России человека, не совершавшего, пусть в других условиях и обстоятельствах чего-то похожего на путешествие Венички. Автор, смеясь и плача, заглянул в самую душу народа, уходящего в запой, как в отпуск от житейских и моральных тягот эпохи «развитого» социализма, да и любой другой эпохи тоже. Литературное наследие Венедикта Ерофеева невелико. Его эссе «Василий Розанов глазами эксцентрика», «Моя маленькая Лениниана», пьеса «Вальпургиева ночь или Шаги командора» интересны и познавательны, но из написанного им на «золотой полке» русской литературы останется поэма «Москва-Петушки». Она выхлестнулась, как пена из бутылки шампанского и достала до неба, откуда грустно смотрят на летящую по просторам России электричку мудрые и трезвые ангелы.

Лишний пассажир
© Вечерняя Москва