«Это не я, это Москва лютует»

25 февраля 2016 года в 14 часов 09 минут в угольной шахте «Северная» в городе Воркуте произошел взрыв метана, похоронивший 26 человек. Позже взрывы продолжились — и унесли жизни еще десяти горняков. Тела большинства из них остались под землей навсегда. Следствие по этому делу продолжается до сих пор. Как оказалось, к трагедии привела порочная практика многолетнего подкупа проверяющих всех уровней руководством компании «Северсталь». Большинство виновных наказаны, но главный из них, гендиректор Вадим Ларин, сумел бежать в Англию с многомиллионным «золотым парашютом». В истории одной из самых громких трагедий в истории Воркуты разбирался корреспондент «Ленты.ру» Игорь Надеждин. Зарплата шахтера в Воркуте колеблется от 35 до 100 тысяч рублей. Зависит это от специализации: так, проходчик зарабатывает от 65 до 85 тысяч рублей в месяц, а добытчик (официально профессия называется «горнорабочий очистного забоя») — от 75 до 100 тысяч. Подземный горнорабочий (подземник, он вывозит добытый уголь) зарабатывает 34-37 тысяч рублей в месяц (иногда, если брать дополнительные работы, доходит до 45 тысяч). Именно подземников в шахту каждый день спускается больше всех — примерно 70 процентов работающих в смене. Есть еще машинисты подземных установок, маркшейдеры, электрики… В смену, как правило, под землю уходят 120-130 человек. То есть их суммарная месячная зарплата составляет шесть-семь миллионов рублей. Генеральный директор компании «Северсталь-менеджмент» (ей принадлежат все угольные шахты Воркуты) Вадим Ларин в месяц получал 6 миллионов 848 тысяч 792 рубля. Это в среднем — такие цифры были озвучены на судебном процессе по делу о взяточничестве. При увольнении «по соглашению сторон» в ноябре 2016 года ему было выплачено 156 миллионов 757 тысяч 765 рублей 66 копеек. То есть почти в двадцать раз больше, чем все шахтеры зарабатывают за месяц. Вадим Ларин, которому в марте этого года исполнилось 48 лет, объявлен в международный розыск. Но его местонахождение хорошо известно: он живет в Великобритании, в графстве Кент, в престижной даже по английским меркам деревушке Кобэм. По данным оперативников ФСБ, у Ларина есть собственный дом в 27 километрах к юго-западу от Лондона. По версии следствия, он руководил группой менеджеров, которые регулярно платили деньги чиновникам надзирающих органов за то, что те просто не ходили в опасные места шахт. Именно это и стало причиной систематических нарушений, вызвавших крупную подземную катастрофу на шахте «Северная» 25 февраля 2016 года, в результате которой погибло 30 горняков. Ларин же дал распоряжение проводить спасательную операцию с грубыми нарушениями, что 28 февраля привело к гибели еще шести человек — пятерых горноспасателей и шахтера. Сейчас «Северная» полностью затоплена. Есть все основания полагать, что Вадим Ларин, будучи одним из руководителей комиссии по расследованию причин трагедии, предоставил сфальсифицированные документы, которые свидетельствовали: серия взрывов под землей стала следствием «неизбежных в шахтах случайностей», а вовсе не следствием грубейших нарушений. Катастрофа на шахте «Северная» началась 25 февраля 2016 года в 14:09. В это время там находились 111 человек. По данным следствия, в нижнем сопряжении лавы 412-з с конвейерным бремсбергом (наклонной горной выработкой, не имеющей выхода на поверхность) «42-з» пласта «Мощный» произошел взрыв метано-воздушной смеси. Участок этот отрабатывали шахтеры добытчицкого участка №12, рядом располагался проходческий участок №1. Оба этих места оказались полностью отрезаны от выходов. Там находились 26 человек — их тела не обнаружены до сих пор. Решением Воркутинского городского суда все они 4 марта 2016 года были признаны погибшими — это позволило немедленно начать выплаты родственникам; обычно пропавшего без вести умершим признают через пять лет безуспешных поисков. Сразу после первого взрыва началась эвакуация, но через 1 час 45 минут прогремела новая серия взрывов метано-воздушной смеси. В результате погибли еще четыре человека — их тела были подняты на поверхность. Травмы получили 15 человек. Спасательная операция началась незамедлительно, из Москвы вылетели старшие офицеры МЧС, чиновники государственной комиссии, высший менеджмент «Северстали». Но традиционно под землю пошли сотрудники военизированного горноспасательного отряда Печорского бассейна (именно они обслуживают «Северную»), а также добровольцы из числа работающих на шахте. Задача — найти и вынести оставшихся под землей. Работы велись круглосуточно. 28 февраля в 01:24 новая серия взрывов потрясла недра. В это время спасательные работы вели 38 горноспасателей и 39 шахтеров. На месте погибли пять горноспасателей и шахтер, еще шесть человек получили травмы. После этого операция была свернута: шансов найти живых не осталось. Шахту затопили — другого способа победить подземный пожар не было. Естественно, сразу после сообщений о произошедшем было возбуждено уголовное дело. Как это предусмотрено законом, соответствующее постановление подписал руководитель республиканского управления Следственного комитета России (СКР). Через несколько часов следствие передали в центральный аппарат СКР — для объективности, а к месту катастрофы выехала большая группа следователей и криминалистов. Катастрофы под землей происходят по двум причинам: грубейшее нарушение требований безопасности и внезапные подземные явления вроде выброса метана или прорыва вод. Родственники погибших, да и сами шахтеры во всех случаях подземных катастроф убеждены, что они произошла по вине начальства. Владельцы шахт, конечно же, утверждают другое. Так было и на «Северной». Изъятые документы — и в шахтоуправлении, и в надзорных органах — свидетельствовали: в шахте все было хорошо. Конечно, не отлично, но хорошо. Все необходимые планы были согласованы и проверены много раз. Иногда находили мелкие недочеты, дважды шахту даже закрывали, но оба раза замечания были устранены в течение суток, и уже на следующий день выработки работали в обычном режиме. К примеру, 11 ноября 2015 года, за четыре месяца до февральской катастрофы, Ростехнадзор при плановой проверке установил, что вместо анкеров длиной 1,8 метра для крепления техники использованы анкеры длиной 1,6 метра, на подземном конвейере плохо работает водяная завеса, которая должна сбивать взрывоопасную угольную пыль и осаживать ее, на том же конвейере трос аварийной остановки ленты протянут не на всю его длину, одна из электроподстанций не заземлена… Каждая графа протокола сопровождалась ссылками на соответствующие законы и приказы, а в итоге шахту было предписано закрыть. Но уже на следующий день руководство шахты доложило, что все недостатки устранены, и работы полностью возобновили. Конечно, каждое замечание было серьезным, но ничего действительного опасного проверяющие не выявили. Тем не менее многие шахтеры утверждали: за неделю до взрыва все датчики говорили о росте концентрации метана в шахте. Некоторые утверждали, что при максимально допустимой концентрации в один процент их личные регистраторы показывали четыре-пять процентов, и они даже писали соответствующие заявления начальству. Но данные автоматических станций говорили о другом: опасной концентрации не выявлено. Говорили и о том, что нарушались требования по размерам специальных воздушных ходов (они используются как эвакуационные): вместо положенных 80 сантиметров, чтобы человек мог по ней спокойно пройти, в большинстве случаев ширина не превышала 30 сантиметров. Но ни один проверяющий этого не зафиксировал, а на словах все они говорили: «Значит, не было — иначе бы отметили». Проверить слова шахтеров следователи не могли: шахта-то затоплена… Можно верить показаниям, можно не верить — суду нужны доказательства, а не голословные утверждения. Результаты работы комиссии по выяснению причин трагедии на «Северной» скопились в шести томах уголовного дела, но однозначного вывода о причинах произошедшего так и не было сделано. Тем не менее все данные свидетельствовали: взрыв стал следствием неизбежных в шахтах случайностей, и говорить о вине руководства нельзя. Подписал заключение среди прочих и Ларин, директор «Северсталь Менеджмент». Он, кстати, по должности был одним из руководителей комиссии. Сейчас следствие поставило под сомнение результаты работы этой комиссии — но других просто нет. В мае 2016 года руководство публичного акционерного общества «Северсталь» отправило из Москвы в Воркуту группу специалистов управления внутреннего контроля (УВК): восемь полиграфологов должны были опросить руководство управления с использованием полиграфов («детекторов лжи»). — Такие проверки в компании проводились регулярно: руководство интересовало, не берут ли начальники на местах «откаты» за поставки материалов и оборудования, не передают ли они служебную информацию посторонним, не вступают ли они в интимные отношения с подчиненными, — рассказывает майор юстиции Алексей Артеев, следователь по особо важным делам управления СКР по Республике Коми. — Проверка должна была быть проведена еще в феврале, но из-за произошедшего ее отложили. Причем, по данным следствия, московское руководство не хотело в мае отправлять специалистов в Воркуту, но Ларин на этом настоял, мотивируя тем, что такая проверка необходима. А так как Ларин входил в совет директоров «большой» «Северстали», противостоять ему сотрудникам УВК было сложно. Приехавшие из Москвы специалисты в течение недели побеседовали с местным начальством. По принятой методике вся работа полиграфолога фиксируется не только компьютерами, но и на видеокамеру, от начала до конца. Как только полиграфологи закончили беседы, следователи изъяли все результаты их работы как представляющие интерес для установления истины. Что, собственно, нетрудно было предположить заранее: ведь сотрудники УВК беседовали с большинством свидетелей по уголовному делу о катастрофе. — Анализ самой беседы по принципу «врет — не врет» полиграфологи провести не успели, да от них это особо и не требовалось, — рассказывает следователь Артеев. — Уже в процессе беседы эксперт видит, врет человек или говорит правду. А их начальству нужны не бумаги, а результат, и слов эксперта часто хватает. Но следствию были интересны именно видеозаписи встреч, и те слова, которые говорили руководители шахтоуправления… Маленькое отступление: методика опроса на «детекторе лжи» предусматривает самые разные вопросы, и наряду с представляющими интерес эксперт задает отвлеченные. Ну, например, сразу после вопроса о нарушении трудовой дисциплины может прозвучать «любите ли вы мороженое?». Всем, кого опрашивали специалисты управления внутреннего контроля, они среди прочих задавали вопрос: «А даете ли вы взятки?». Не берете, а даете. Почувствуйте разницу. 18 мая 2016 года полиграфологи опросили директора входящего в «Северсталь Менеджмент» управления «Воркутауголь» 35-летнего Вадима Шаблакова. Беседа продолжалась 37 минут 42 секунды. Главные вопросы касались того, что представляло интерес для московского начальства: не причастен ли Шаблаков к получению нелегальных средств, должным ли образом он исполняет обязанности, не принимал ли решений из личной заинтересованности, не вступал ли во внеслужебные отношения с подчиненными женщинами или мужчинами… На девятой минуте беседы эксперт задает Шаблакову вопрос, как сам обозначает, на общую законопослушность. Если наши сотрудники, особенно руководители, даже вне работы оказываются в чем-то замешаны, это для компании представляет репутационную опасность, и с этим нужно считаться. У вас как с момента прошлой проверки ситуация с правоохранительными органами складывалась? — Кроме работы — нет, — отвечал Шаблаков. — На работе есть серые зоны, про которые знает руководство, которые мы тут делаем, а кроме этого — нет. Понятно. Главное, чтобы ничего на вашем уровне не осталось закрытым, не осталось ничего такого, о чем бы Ларин не знал… А относительно вот этих «серых зон» — штрихами, чтобы мы понимали, что об одном и том же ведем речь… — Мы там, условно говоря, платим дополнительную зарплату определенным должностным лицам. Не в обмен на какое-то конкретное действие, а просто так. Понятно. Но это делается в интересах компании? — Да, хотя это противозаконно. Ну, это уже вопрос про другое. Этот короткий фрагмент беседы двух сотрудников ПАО «Северсталь» и положил начало большому уголовному делу. Сразу после катастрофы на «Северной», уже на следующий день, следователи СКР изъяли компьютеры руководства, как положено. Содержимое жестких дисков исследовали, но смотрели в первую очередь документы, касающиеся обеспечения безопасности на шахтах и организации всех работ. Но эта фраза Шаблакова (а он в «Северстали» считался перспективным руководителем, несмотря на молодость) заставила следователей вновь посмотреть компьютеры, но уже с учетом информации о «дополнительных зарплатах». И теперь некоторые, казалось бы, безобидные письма двух руководителей приобрели новый смысл. «Я завтра встречаюсь с Гончаренко», — пишет гендиректор «ВоркутаУголь» Шаблаков своему непосредственному начальнику, директору «Северсталь Менеджмент» Ларину 01 декабря 2015 года. «Напомни цену вопроса», — отвечает ему Ларин. «270+270+270=810», — пишет Шаблаков. «А в следующий раз ты когда ко мне придешь с этим вопросом?» «С этим — в конце первого квартала. Но будут и другие». «Понял. Завтра с утра, часиков в восемь, зайди ко мне». Гончаренко Александр Николаевич — руководитель Печорского управления Федеральной службы по экологическому, техническому и атомному надзору (Ростехнадзор). «Вадим Викторович, у нас подвис вопрос с ВГСЧ [Военизированной горноспасательной частью]. Надо решать, срок пришел. А на днях ко мне придет Лобков — хорошо бы решить. И с трудинспекцией, с Гильцем тоже. 300+300+840 (280*3)=1440», — это письмо в июне 2015 года Шаблаков также отправил Ларину. «Решим, завтра после совещания задержись», — отвечает директор «Северсталь Менеджмент». Лобков Леонид Владимирович — командир отряда ВГСЧ Печорского бассейна, кавалер ордена Мужества. Именно Лобков подписывал согласования на эксплуатацию выработок. Гильц Петр Константинович — главный государственный инспектор Воркутинского отдела государственной инспекции труда в Республике Коми. Он много лет проработал в отделе охраны труда «ВоркутаУголь», и его назначение в трудинспекцию активно лоббировали руководители «Северстали». Подобных писем в почте двух успешных менеджеров было обнаружено немало. Все они касались руководителей надзирающих за угольщиками ведомств: Ростехнадзора, Трудовой инспекции и ВГСЧ. — Если смотреть документы в отрыве от показаний работников шахты, то ситуация на «Северной» была вполне благополучной, — говорит майор юстиции Алексей Артеев. — Проверки проводились, мелкие недостатки устранялись, но в целом обстановка на шахте была рабочая. А вот если анализировать весь комплекс материалов — картина получается совсем иная. Ответственные должностные лица шахты на допросах говорили, что на 12-м участке, где произошел взрыв, нарушений было много, но нам все говорили: с надзорами есть договоренность. Например, директор шахты, спускаясь в забой, много раз отмечал, что, например, бремсберги должны иметь ширину не менее 80 сантиметров, а по факту — не более 30 см. И, помимо прочего, приток воздуха по нему оказывается недостаточным. Для выработки так удобнее, но в случае катастрофы столь малая ширина бремсберга становится критической. Накануне нового 2017 года следователи СКР задержали подозреваемых: директора «Воркутауголь» Шаблакова, командира ВГСЧ Лобкова, руководителя Печорского управления Ростехнадзора Гончаренко и руководителя Воркутинского отдела трудинспекции Гильца. Уже на первоначальном этапе Шаблаков написал явку с повинной. Чиновники вину признать отказались. За месяц до этого, 30 октября 2017 года, генеральный директор «Северсталь Менеджмент» Вадим Ларин вылетел с семьей в Великобританию. А 7 ноября он был уволен с должности — по согласованию сторон. «Золотой парашют» его составил почти 200 миллионов рублей. — В ходе расследования этих уголовных дел была выявлена группа руководящих работников, состоящих из руководства «Воркутауголь» и «Северсталь Менеджмент», — говорит следователь по особо важным республиканского управления СКР Алексей Артеев. — Они систематически передавали взятки, или, как верно сказал во время беседы с полиграфологом Шаблаков, «платили дополнительную зарплату» должностным лицам контролирующих органов. Платили за обеспечение беспрепятственной работы «Воркутауголь» в плане технического надзора и иных надзорных функций, за непривлечение или смягчение ответсвенности в случае выявления нарушений. Все это делалось ради одного: повышения рентабельности шахт. Так, Лобков вопреки требованиям закона дал указание своим подчиненным рассчитать уровень безопасности шахты, исходя из цифры в 30 процентов загазованности, что позволило увеличить длину забоя почти на два километра. В строгом соответствии с приказами расчеты надо делать, исходя из 50-процентной загазованности — но это требует дорогих работ. И это лишь один эпизод из многих. За все время работы Александра Гончаренко в должности начальника местного управления Ростехнадзора «Северная» фактически ни разу не закрывалась из-за нарушений безопасности. Сам он это объясняет хорошей организацией работ, но и показания свидетелей, и сам факт катастрофы 25 февраля 2016 года это опровергают. Кстати, стоит отметить: сразу после февральской трагедии на «Северной» Гончаренко направил три административных протокола в адрес «Северсталь Менеджмент», оштрафовав их почти на 30 миллионов рублей — именно за грубые нарушения. Но в телефонных переговорах с руководством предприятия чиновник несколько раз извиняющимся тоном сказал: мол, это не я, это Москва лютует. «Я с этим не согласен, но ничего поделать не могу. Извините меня, надеюсь, на наши отношения в дальнейшем это не повлияет». Приговором суда руководитель Печорского управления Ростехнадзора Александр Гончаренко признан виновным в получении взяток в крупном размере и приговорен к пяти годам лишения свободы в колонии строгого режима. Командир отряда ВГСЧ Леонид Лобков осужден на семь лет лишения свободы в колонии строгого режима. Шаблаков как лицо, активно сотрудничавшее со следствием, от уголовной ответственности освобожден. Гильц покончил с собой в камере через месяц после ареста — он испытал несколько потрясений во время задержания, в частности, выяснил, что его старший сын, врач-нарколог, является наркоманом (при обыске в комнате сына были обнаружены наркотики и системы для их курения, а он попытался скрыться, разбив окно и сбежав с пакетиком растительного вещества, но был задержан в ста метрах от дома). И потом, он понимал, что только смерть спасет его семью от конфискации имущества. Ларин в настоящее время объявлен в розыск. Великобритания отказалась выдать его российским правоохранительным органам — мол, вина его не доказана, а следствие просто намерено сделать его крайним. Хотя есть однозначные показания свидетелей: деньги на взятки наличными ежеквартально давал именно Вадим Ларин. Назвать это «незаконным преследованием» достаточно сложно. Расследование основного уголовного дела о гибели 36 шахтеров и горноспасателей при взрыве на шахте «Северная» продолжается до сих пор. В апреле 2018 года Верховный суд отменил оправдательный приговор руководителям шахты «Воркутинская» и направил дело на новое рассмотрение. В 2013 году на шахте произошел взрыв, в результате которого погибли 19 горняков. Следствие нашло доказательства того, что взрыв стал следствием полного отсутствия мероприятий по защите от угольной пыли. Но по непонятной причине суд первой инстанции оправдал всех начальников за отсутствием состава преступления. Привлечь тогда к уголовной ответственности руководство контролирующих органов следователям не удалось: убедительных доказательств не было. В июне это дело вновь начнут рассматривать в Воркуте.