На днях прошел день рождения Карла Маркса, он родился 5 мая 200 лет назад и был наиболее проницательным и влиятельным критиком капитализма в истории, а также самым непонятым из всех. Уже давным-давно Маркс сновал занял привычное место среди простых интеллектуалов, которые не считаются ни страшными предвестниками социальных потрясений, ни светскими попáми с их вечно правильным описанием всего человеческого общества. Он был гением, но в конце концов всего лишь человеком, ученым с блестящими, но несовершенными концепциями. Для высококлассных американских экономистов Маркс уже давно стал абсолютной анафемой, если не сказать демоном, вводящим колоссальное ограничение на серьезное рассмотрение или даже упоминание его идей. Еще в 2006 году либеральный экономист и профессор Беркли Брэд Делонг в шутку съязвил, что его труд «Капитал» спровоцирует некоторые серьезные ошибки в вашем мозгу, и поэтому читать ее следует лишь обладателям иммунитета к интеллектуальным вирусам: вышколенным людям умственного труда, специалистам по истории общества и экономической теории или квалифицированным экономистам неоклассического направления. Иными словами, лучше всего ужасающий фолиант открывать тому, кто уже является убежденным консерватором. Это абсурдно хотя бы ввиду отсутствия доверия к человеческому разуму. Любой мыслящий человек может прочитать любую книгу без вреда для собственного мозга, поскольку в реальной жизни магических заклинаний не существует. И, как утверждает экономист Бранко Миланович, Маркс бесспорно является одним из величайших и наиболее влиятельных интеллектуалов всех времен, наряду с Аристотелем и Августином. Как минимум по одной только этой причине он заслуживает пристального внимания. Но есть и другие. Сегодня, в отличие от неоклассиков, которые рассматривают капиталистическую экономику как идеальную саморегулируемую машину, Маркс напоминает нам, что капитализм обладает естественной тенденцией к кризисам — причем они тем серьезнее, чем безупречнее капиталистические институты. Его историческое обоснование освежает экономическую профессию, которая слишком часто оказывается одержима бесплодными математическими теориями, не имеющими практически или вообще никакого отношения к реальности. Его трудовая теория стоимости (концепция которой была позаимствована, заметьте себе, у экономиста-классика Давида Рикардо) не является абсолютно безупречной. Однако верно то, что многих работников — если не большинство — используют с целью получения прибыли и что, с другой стороны, многие собственники капитала получают огромные доходы, не пошевелив даже пальцем. И действительно, с 2000 года весь прирост доходов верхнего одного процента составлял доход от капитала. Неистовство Маркса является одним из важных напоминаний о жестокости раннего капитализма. Когда Стивен Пинкер и ему подобные громогласно настаивают на том, что история западного либерализма представляет собой спокойное и устойчивое шествие к большему процветанию и порядочности, Маркс напоминает нам об унизительной нищете, эксплуатации и решительных политических битвах ранней промышленной революции. Причина, по которой маленькие англичанки перестали обдирать пальцы за механическими ткацкими станками, а американские женщины — проводить ежедневно по девять часов в стенах пожароопасных потогонок, заключается не в том, что рабочий класс терпеливо ждал, когда же волна процветания доберется и до них, а в их решении объединиться и дать отчаянный бой капиталистическому классу за достойную оплату и условия труда, зачастую сталкиваясь в процессе с вооруженными солдатами и боевыми патронами. Здесь, однако, существует и обратная интеллектуальная ловушка: легковерие. Читая книги Маркса, люди иногда начинают считать их религиозным пророчеством, а не чисто теоретическим доказательством. Человек, подвергавшийся критике Делонга, фактически сравнивал прочтение «Капитала» со штудированием Библии, Талмуда или Корана. Делонг прав в том, что подобным образом читать академический текст не стóит. Мышление Маркса есть детище 19-го века, и некоторые из его идей не нашли подтверждения вообще. Его вдохновляющая материалистическая картина истории была мягко говоря сильно усложнена историками. Его предсказание относительно того, что нормы прибыли неизбежно упадут до нуля, не подтвердилось, равно как и идея о том, что индустриализация обязательно создаст радикализованный, интернационалистический рабочий класс. (Один из важных уроков заключается в том, что попытка предсказать события в широком историческом диапазоне обречена на провал.) В значительной степени подобная тенденция к почитанию Маркса является результатом Первой мировой войны, Октябрьской революции и последовавшего принятия марксистского мышления в Китае и других развивающихся странах. Когда марксизм-ленинизм стал официальной партийной догмой Советского Союза — по сути, государственной религией — Маркс стал тем человеком, к которому обращались все ненавистники западного капитализма и империализма или люди, недолюбливавшие западные державы в целом. Оторванные от истинного любопытства марксистские лозунги превратились в катехизисы. (Кроме того, «Капитал» — книга сложная, что порождает естественный инстинкт считать ее своего рода интеллектуальным мастер-ключом.) Лешек Колаковский в своей авторитетной книге «Основные течения марксизма» проводит невероятно подробный анализ философских моментов в работах Маркса и его последователях и приходит к выводу о том, что жестокость советского коммунизма во многом обусловила именно марксистская идеология. Но (как и следовало ожидать от философа) хотя Колаковский и высказывает много отличных соображений, этот вывод говорит о чересчур высоком мнении о философии Маркса и игнорировании истории, социологии и политики начала 20-го века. В конце концов, обладавший поразительно блестящими организаторскими способностями Ленин был не ахти каким аристократом духа, и ему приходилось бессистемно создавать какие-то непродуманные дополнения к идеологии Маркса с учетом абсолютной непригодности России для традиционной марксистской революции. (Эти две вещи между собой, вероятно, и не связаны: как утверждает Эрик Хобсбаум, идеологическая гибкость Ленина была одним из его главных положительных качеств в процессе руководства революцией.) Это отражает еще более глубокий факт, что ради соответствия нуждам людей содержание книг и доктрин часто искажается практически до неузнаваемости. Надо отметить, что жестокая тирания сталинской России и маоистского Китая действительно имела кое-какие узнаваемые почерпнутые из идеологии Маркса черты. Изучающим Маркса важно определить и изолировать это, дабы определить первоисточник и причину имевшего места для этих стран исхода — как и для всех, кто изучает работы Джона Стюарта Милля и других классических либеральных экономистов с целью понимания их связи с торговыми бедствиями наподобие голода в Ирландии или свободного государства Конго. Но люди должны отказаться от идеи о том, что игнорирование или принятие какого-либо деятеля или учения может спасти нас от глубоких проблем, связанных с организацией человеческого общества. Нельзя избежать ни начитанности, исследований и доказательств, ни тщательного критического осмысления, ни морального взаимодействия с другими людьми. К счастью, в последние несколько лет это странное сочетание предрассудков и легковерия стало медленно исчезать. Советский Союз давно распался, Китай полностью отказался от любого подобия коммунизма, если не считать его символов, а Маркс перестал быть пророком всеобъемлющей светской религии. С другой стороны, после глобального кризиса 2008 года постсоветский триумфализм «конца истории» неолиберальных капиталистов превратился в ложную надежду. Сам Делонг значительно смягчил свою позицию в отношении Маркса, дав в 2013 году подробное объяснение тому, что считает сильными и слабыми сторонами его работ, а в 2016-м предоставив довольно солидный список литературы левого толка. Так давайте же на протяжении следующих ста лет помнить Маркса как человека широчайших интеллектуальных интересов и взглядов — не больше и не меньше, — труды которого можно читать без какого-либо страха или бурного восторга.
