Как в XIX мошенники обманывали доверчивых верующих курян

Религиозная жизнь в Курской губернии всегда била ключом, однако это не давало возможности епархиальному начальству почивать на лаврах За паствой, как за малыми детьми, нужен был глаз да глаз, чтоб не перешли в иную веру, прельстившись каким-нибудь новым и модным учением, не стали жертвами мошенников, наживающихся на религиозных чувствах и т.д. Доказательством тому служит одна поучительная история более чем столетней давности. «Мученик» на скамье подсудимых 22 февраля 1891 года в отделении Курского окружного суда, находящемся в городе Фатеже, с участием присяжных заседателей слушалось необычное дело, собравшее немало зрителей. На скамье подсудимых восседала парочка бродяг: крестьянин Орловской губернии Елецкого уезда Стегаловской волости деревни Котовой, Иван Фёдоров Пошков, 29 лет, и его спутница, крестьянка того же уезда и волости, деревни Новосилье, Дарья Фёдорова Шульгина, 25 лет. Перед глазами изумлённой публики на столе лежали многочисленные вещественные доказательства их преступлений. Это были 155 штук разной формы и величины крестики и образки, 13 изображений Божией Матери, 4 суздальские картины с изображением Страшного суда, 10 книжек Житий святых, складная панорама с изображением Страшного суда и ада, обожжённая свеча церезинового воска, стеклянный гранёный величиною с голубиное яйцо шарик и толстая, в два с половиною вершка, «цыганская» игла. Все эти вещи при аресте Пошкова были обнаружены в отобранном у него мешке. Их бродяга попеременно пускал в дело во время своих сеансов. Его клиентами, а точнее клиентками, были в основном неопытные и легковерные крестьянки, легко попадающиеся на удочку «духовных» бесед ханжей, святош и прочих проходимцев. Не удалось найти только вериг – железных цепей и обручей, которые, по заявлению одного из свидетелей, будто бы иногда носил подсудимый. Сам Пошков называл себя «тружеником и мучеником, посланным от святых трудником и Божиих человеков» собирать пожертвования на Афонский и Иерусалимский монастыри. Доказывая своё «мученичество», он демонстрировал «на цепи обручи железные и особенно продетую в боку под кожей двух с половиной вершков цыганскую иголку», у которой видны были только ушко и часть острия. Свои «душеспасительные» беседы Пошков вёл в укромных местах: сараях и ригах. Для пущей святости любил оставаться с потенциальной жертвой наедине. Дабы разжалобить слушателя или слушательницу, бродяга зажигал церезиновую свечку, давал собеседнику в руку стеклянный гранёный шарик и приказывал смотреть в него на свечку. «Что видишь?» – спрашивал он своего собеседника. «Много свеч!» – отвечал обыкновенно оторопевший зритель, не понимавший свойства гранёного стекла отражать в каждой гранке по свечке. «Столько же свеч будет гореть по твоей душе, когда ты расстанешься со стяжанием твоим и пожертвуешь его на Афонский и Иерусалимский монастыри. Святые трудники, Божии человеки денно и нощно будут молиться за твою душеньку», – говорил обыкновенно Пошков. Выпрыгнул из поезда Если растроганная «душенька» всё ещё колебалась расстаться с приобретённым трудом и потом «стяжанием», то он пускал в ход панораму картин Страшного суда, показывал ад. Бродяга говорил, что в ад попадут все те, кто трясётся над своим стяжанием и не жертвует Богу на святые монастыри. Такими «душеспасительными» речами и действиями Пошков сумел выманить у крестьянки Бородкиной 318 рублей, а у крестьян Василия, Александры и Пелагеи Дородных 92 рубля. Крестьяне принимали его с большим почётом, видя в нём Божьего странника, труженика, мученика и даже святого, для которого, как он постоянно заявлял, «уязвления и страдания грешной плоти не больны, потому что он угодный Богу человек». Во время осмотра судебным следователем и врачом на обоих боках и на мягких частях тела подсудимого оказалось много уколов иглой, из которых одни только покрылись струпьями, другие зажили, третьи совершенно зарубцевались. Из этого было видно, что подсудимый давно практиковал «уязвления грешной плоти». Дарья Шульгина лично не принимала участия в обманных действах своего спутника. Когда Пошков искал, а затем обрабатывал свою жертву, Шульгина находилась где-нибудь вдали, чтобы крестьяне не заподозрили подвоха. Удивительно для суда было и то, что все эти деяния практиковались не в какой-нибудь отдалённой деревенской глуши, а на станции Поныры (так в то время назывались Поныри – авт.) Московско-Курской железной дороги, довольно большой станции, населённой разным торговым и бывалым людом. Основанием к полицейскому задержанию Пошкова стал его статус как «человека неизвестного, без письменного вида». Позднее последовал донос от потерпевших. При аресте бродяга назвал себя своим именем и сознался в получении денег от потерпевших. К сказанному он добавил, что всю звонкую монету передал некоему монаху, который ждал его на станции Коренная пустынь. С целью проверки данного показания на станцию Коренная пустынь по железной дороге вместе с Пошковым отправился полицейский урядник Покровский. Там никакого монаха, естественно, не оказалось. Тогда бродяга предложил уряднику поехать на поиски монаха в Курск. Это, как оказалось, была уловка бывалого мошенника. На седьмой версте от Коренной пустыни он улизнул от полицейского, выпрыгнув из поезда и скрывшись в неизвестном направлении. Но недолго пришлось Пошкову дышать свободою. К исходу того же дня его случайно задержал бдительный линейный сторож Московско-Курской железной дороги. Бродяга находился в приятном обществе Дарьи Шульгиной, покорно ожидавшей в Букреевском лесу возвращения своего спутника из поныровского вояжа. На суде Пошков рассказал, что он более двух месяцев путешествовал с Дарьей по просторам Курской губернии. Он просил у добрых людей милостыню на Афонский и Иерусалимский монастыри, выдавая себя за странника. Первоначально бродяга просто хотел отравиться на богомолье, но Шульгина соблазнила его уговорами «собирать на монастыри». В свою очередь Шульгина созналась, что она хорошо знала обо всех приёмах, какие практиковались Пошковым для обманного получения пожертвований на святые монастыри. Добытые нечестным путём деньги они вместе расходовали на собственные нужды. Присяжные заседатели были непреклонны и приговорили Пошкова «в арестантские отделения», а Шульгину к тюремному заключению на четыре месяца. Пётр Горбачёв