"Спикер на панели": почему русский язык засоряют англицизмы

"Я спикер на панели, — сказала мне знакомая русская дама, приехавшая из Европы. — Пригласили выступить на конференции по новой экосистеме образования. Я занималась и экологией, и образованием, но прежде не знала, что эти слова можно так совместить". Русский язык действительно меняется на глазах, переваривая очередной массив иностранных заимствований. Прежде были французские и немецкие (не говоря уже о более старых — греческих или, скажем, монголо-татарских), теперь вот английские. Перенося в обыденную жизнь деловую лексику (а это еще один модный тренд, т.е. тенденция), можно сказать, что у нас происходит процесс "слияния и поглощения" чужого словаря. От умиления до сарказма Все это вполне естественно. Зеркало языка отражает жизнь такой, какова она есть. И все же порой невольно реагируешь — то морщась, а то и улыбаясь. Хотя и улыбки бывают разные. От умильных, вызванных ласкательно-русифицированными "сорьки" (от sorry, "извините") или "дримушка" (от dream, сновидение), до саркастических. Помню, лет двадцать назад, когда мода на англицизмы только зарождалась, у Киевского вокзала в Москве мне бросился в глаза ларек под названием "Фарт". Хорошее, незатертое русское слово хозяин заведения воспроизвел не только кириллицей, но и латиницей. Причем не в переводе, а именно в транслитерации — Fart. Кто не знает, может посмотреть в англо-русском словаре, что это на самом деле значит. Теперь таких курьезов, наверное, уже не встретишь, но зато "смесь английского с нижегородским" стала повсеместной. Кстати, не только в Москве или Санкт-Петербурге, но и в том же Нижнем Новгороде, куда я недавно ездил к родным. Уже упомянутая европейская дама, которая в последнее время наведывалась на родину чаще меня (я жил в Вашингтоне, откуда особо не наездишься), утверждает, что еще два-три года назад чужая речь резала уши не так сильно. "Мастера хендмейда" По-русски "женщина на панели" означает известно что, а по-английски это всего лишь участница групповой дискуссии на заданную тему. "Спикер" — выступающий или докладчик. Что касается "экологии", это греческое по происхождению слово по-русски означает науку о взаимодействии живых организмов, включая человека, с окружающей средой. И только. Но по-английски у него действительно постепенно обособляется новое значение — комплекс взаимоотношений между любой сложной системой и ее окружением. В этом смысле, видимо, возможна и "экология образования". Но в целом засорение "великого и могучего" ужасно. У "креативного" (творческого) слоя "хеппенинги" перемежаются "ивентами" (и то и другое — всего лишь события, мероприятия, можно даже сказать, затеи), в бизнесе рождаются и умирают "стартапы" (проекты, реализуемые с нуля), на научных "панелях" обсуждаются "кейсы" (случаи, конкретные примеры), более или менее "релевантные" (уместные, идущие к делу). Знакомый недавно поделился перлом с выставки-продажи продукции народных промыслов — "мастера хендмейда" (то есть того, что "сделано вручную"). Лесть или зависть? Вообще-то подражание принято считать искренним выражением лести. Но, на мой взгляд, речь идет и о своеобразной форме зависти, то есть об одном из видов зависимости. Возможно, поэтому меня раздражает языковая и культурная экспансия англосаксов в России. Ведь психологический механизм здесь очевиден: чужое, заграничное априори лучше, чем свое. Как человек, проживший полжизни в Америке, смею вас уверить, что это далеко не всегда так. Впрочем, отвлеченные споры на подобные темы бессмысленны. Скажу лишь две очевидные, на мой взгляд, вещи. Во-первых, сравнивается всегда, как говорят американцы, "то, что у себя внутри, с тем, что у другого снаружи". А это не одно и то же: фасад все стараются сохранять нарядным, изнанка у всех поскромнее. Во-вторых, понятно, что если я постоянно сравниваю себя с другими не в свою пользу, то плохо от этого только мне самому. Другим может быть как раз лестно, приятно. Какой суверенитет? В силу неискоренимой привычки не могу не упомянуть и о политике. С высоких трибун нам все время говорят, что наша страна — одно из немногих государств мира, обладающих подлинным суверенитетом. Но о каком суверенитете может идти речь, если сами говорящие поминутно сбиваются на всякие "треки" (направления) и "инклюзивные (открытые для присоединения) форматы"? Если у нас в собственной столице каждый второй перекресток — то какая-нибудь "плаза" (маленькая торговая площадь), то "молл" (торговая или прогулочная пешеходная зона)? Если наши дети легче опознают Дарта Вейдера или лорда Волдеморта (персонажи из "Звездных войн" и "Гарри Поттера"), чем князя Гвидона или Кощея Бессмертного? Кстати, о детях. Не у нас ли совсем недавно значительная часть образованных людей гневно клеймила "закон Димы Яковлева" и буквально требовала разрешить усыновление американцами русских детей? Делалось это, по сути, под тем же самым лозунгом: "Им там, на чужбине, будет лучше!" Сторонники такого подхода не только не замечали его откровенной и позорной ущербности, но даже гордились своей открытостью для либеральных ценностей. Которых, между прочим, сам насаждающий их Запад придерживается лишь постольку, поскольку те для него выгодны. Престиж и удобство Впрочем, я отвлекся от темы. Что касается названий типа "Удальцова Плаза" на пересечении одноименной улицы с Ленинским проспектом, то, как мне объяснили в московской мэрии, зарегистрированные товарные знаки и наименования могут выполняться и размещаться на любом языке и любым шрифтом. Если их содержание кого-то не устраивает, обоснованные претензии могут направляться в профильную комиссию Мосгордумы. Почему названия именно англоязычные, спрашивать надо у владельцев. Но их бессчетное множество, поэтому я обратился к известному маркетологу Николасу Коро. Суть его объяснений — если ужать его образную и эмоциональную речь — сводилась к соображениям как престижа, так и удобства. По поводу элитарности он, кстати, напомнил, что в свое время дворянство в России могло и вовсе плохо знать родной язык, поскольку пользовалось преимущественно французским. Сейчас такого нет, распространение англицизмов, точнее американизмов, происходит достаточно демократично. Расслоение же общества по этому признаку если и присутствует, то в основном не сословное, а поколенческое. Заодно специалист указал, что в последние годы появилась мода и на "нарочитые русизмы", причем в разных областях — от дизайнерской одежды до популярных брендов еды и алкоголя (наподобие ресторанов "Братья Караваевы" или водки "Русский стандарт"). Что касается удобства, Коро указал, что для бизнеса важна "простота и доходчивость коммуникаций". А по этой части английский способен дать фору и русскому, и другим языкам: не случайно он, например, несмотря на свое мрачное "колониальное" прошлое, остается общепринятым языком межнационального общения в Индии. Мне это, правда, напомнило давно известный факт, что по части краткости, выразительности и доходчивости сам английский существенно уступает русскому мату. Но матом у нас, слава богу, вывески пока не пишут. Коро также рассказал, что он вместе с коллегами давно занимается коллекционированием "казусов русского нейминга", то есть искусства давать названия. Своего рода шедевром он, по его словам, считает "Французскую булочную "Бротхаус" (от немецкого "Дом хлеба"), работавшую в свое время на Садовом кольце. Как сохранить чистоту? В целом собеседник — как и многие другие люди, с которыми я обсуждал эту тему, — ратует за "прекращение издевательства" над русским литературным языком и всемерное сохранение его чистоты. Вплоть до принятия соответствующего закона и придания особого статуса профильному государственному институту как "единственной инстанции", полномочной утверждать языковые нормы, в том числе и признавать "элементы новояза, если они общеприняты, если они обрусели". На самом деле и закон о государственном языке, и инстанция — академический Институт им. В.В. Виноградова — уже существуют. А вот чего нет, так это нормативного словаря, отражающего сегодняшние реалии. До сих пор все пользуются в основном трудом С.И. Ожегова, которому более полувека. Профессор Наталья Боженкова из Института русского языка им. А.С. Пушкина рассказала мне, что как раз сейчас рабочая группа под эгидой Санкт-Петербургского университета занимается проблемой описания русского языка как государственного. Пока, по ее словам, нет не только такого описания, но даже и общепринятого понимания того, что следует считать государственным языком, — "язык документов, делового общения или, скажем, того, что звучит с экранов". Не вполне ясен и следующий напрашивающийся вопрос: насколько можно язык нормировать и каким образом лучше это делать. По поводу иностранных заимствований собеседница сказала: "Все зависит от количества. У нас ведь в малых дозах яд — это лекарство, а в больших дозах — смерть". Так и в языке: заимствования могут быть полезны, когда они способствуют его развитию и обогащению. "Но если мы просто забываем русские слова, выкидываем их и по какому-то странному принципу начинаем использовать англицизмы, зачастую непонятные русскому человеку и неприятные для русского уха, то какая же тут польза?" — задала риторический вопрос Боженкова. И с ходу привела примеры — вроде пресловутых "гаджетов" (общее наименование разнообразных электронных устройств), "аутсорсинга" (привлечение сторонних субподрядчиков), "лизинга" (долгосрочная аренда с возможностью последующего выкупа), "каршеринга" (краткосрочная аренда автомашины или просто подвоз попутчиков) и т.п. Другое дело, что я сам, пока вписывал в скобках значение терминов, убедился, что адекватного краткого перевода просто нет. В целом профессор посетовала на "не слишком корректное" соблюдение языковых норм в современных российских СМИ, похвалила за бережное и уважительное отношение к родной речи президента страны, который, на ее взгляд, "все более и более строго" следит за своими публичными высказываниями, и выразила надежду на то, что примеру национального лидера будут следовать и другие политики, в том числе в Госдуме РФ. Избави бог от стихийных бедствий Впрочем, по признанию Боженковой, не все зависит от человеческих желаний. "Как бы мы с вами ни рассуждали об этом, стихия языка организуется сама по себе", — сказала специалист. Вот и мне тоже — отчасти под влиянием Иосифа Бродского, с которым мне однажды посчастливилось повстречаться в Америке, — всегда казалось, что язык развивается стихийно. Что он скорее формирует человеческое сознание, нежели сам формируется им. От извечного и непостижимого "В начале было Слово…" до современного и шутливого "Как вы лодку назовете, так она и поплывет"... Это я к тому, что с языком нам надо бы обходиться поаккуратнее. Поосторожнее даже. Дело-то серьезное.

"Спикер на панели": почему русский язык засоряют англицизмы
© ТАСС