Не все идет по плану

Позавчера на сайте Российской академии наук появился очень короткий пресс-релиз, отказывающий в легитимности подписанию протокола о научном сотрудничестве между Дальневосточным отделением РАН и Академией наук КНДР (Северная Корея), которое якобы произошло 28 февраля. «Чердак» заинтересовался тем, что скрывается за скупыми формулировками пресс-релиза и попытался выяснить подробности произошедшего месяц назад — и теперь, изучив журнал «Корея» и другие источники, рассказывает, что известно (а что до сих пор нет) о поездке дальневосточной делегации в «страну утренней свежести». Что мы знаем Делегация Дальневосточного отделения Российской академии наук в феврале-марте съездила в Пхеньян и подписала там протокол о сотрудничестве (но это не точно). Команда дальневосточных ученых под руководством председателя отделения и по совместительству одного из вице-президентов РАН Валентина Сергиенко встретилась с северокорейскими коллегами, а Сергиенко вдобавок 28 февраля поставил свою подпись на протоколе о научном сотрудничестве стран на 2018−2020 годы. Почему это не точно, читайте дальше. В рунете об этом почти ничего нельзя узнать. Информации о поездке нет на официальном сайте ДВО РАН; в сохранённых копиях главной страницы на Wayback Machine тоже ничего нет, однако сервис не архивировал ее в период между 8 февраля и 17 марта. Ничего не удалось найти ни в «Вестнике ДВО РАН», официальном научном журнале отделения, ни в газете «Дальневосточный учёный». В докладе о работе отделения на общем собрании РАН в конце марта академик Сергиенко о новом соглашении тоже ничего не сказал. Обычный поиск в русскоязычных материалах сети даёт один довольно скудный официальный источник: сайт Приморского НИИ сельского хозяйства сообщает, что 5 марта ученый совет института заслушал и принял к сведению отчёты о командировке «для подписания протокола о научном сотрудничестве между ДВО РАН и ЫО ГАН КНДР в г. Пхеньян КНДР (26.02 — 02.03.2018 г. )» двух сотрудников: председателя Дальневосточного регионального аграрного научного центра, членкора РАН Алексея Клыкова и старшего научного сотрудника лаборатории сельскохозяйственной биотехнологии Марины Илюшко. Доцент ДВФУ и заместитель директора по науке и инновациям в Школе региональных и международных исследований Артем Лукин, часто комментирующий для СМИ ситуацию на Корейском полуострове, написал о поездке в своем твиттере. В переписке с «Чердаком» он отметил, что почерпнул информацию о ней из информагентств, и предположил, что «в любом случае чего-то предметного в этом визите было немного, скорее, символика». Правда, если вы солидарны с КНДР, то вы обо всём узнали вовремя и с фотографиями: «Группа солидарности с КНДР» в социальной сети «Вконтакте» сообщила о подписании протокола на следующий день, первого марта. Там (в КНДР) не то же, что у нас. Северокорейские журналисты и сочувствующие республике источники вообще осветили всю поездку довольно подробно — собственно, почти все подробности о ней мы знаем благодаря ним. Встречу делегации в аэропорту радио «Голос Кореи» и Корейское центральное телевидение снимали на видео. О приключениях российских ученых в Пхеньяне и подписании протокола сообщило Центральное телеграфное агентство Корее, а вслед за ним «Синьхуа» (на нескольких языках) и англоязычная «Пхеньян Таймс». Пост на эту тему опубликовала страница КНДР на Facebook, а солидарные англоязычные пользователи соцсетей делились явно протокольными фотографиями из поездки. «Нодон синмун», ежедневная газета КНДР и центральный печатный орган Трудовой партии Кореи, рапортовала о визите регулярно: россияне приехали, подписали протокол, посетили округ Мангёндэ, бывшую деревню, где родился Ким Ир Сен (и узнали о революционной истории его жизни), и уехали. Северокорейский интернет — дело тонкое: если у вас не работают эти ссылки, посмотрите на копии этих страниц в Wayback Machine, где мы — и, кажется, не только мы — их для вас сохранили. Руководство РАН спустя месяц объявило этот протокол нелегитимным — делегация не имела полномочий от президента Сергеева на его подписание. Ближе к вечеру 4 апреля на сайте РАН появилось сообщение, которое журналистам, пишущим об академии, не рассылалось. Поскольку в нём всего четыре предложения, мы воспроизведём его полностью. Вице-президент РАН Юрий Балега, курирующий международное сотрудничество, подтвердил «Чердаку», что РАН считает подписанный документ дезавуированным. «Что вам можно ещё сказать по Северной Корее? Ну, поехал [председатель Дальневосточного отделения РАН Валентин] Сергиенко, наше дальневосточное отделение, у них там есть интересы по прибрежной зоне, биология, моллюски и всё такое прочее. Российская академия наук изложила свою позицию… Полномочий он не имел для таких вещей, мы же понимаем, что Северная Корея — очень опасный для сотрудничества субъект», — добавил Балега. Отвечая на соответствующий вопрос, он подчеркнул, что решение академии связано именно с международными санкциями, которые ввели против КНДР из-за ее ядерной программы (та самая резолюция Совбеза), а не с изменением уровня автономии отделений после реформы РАН 2013 года (которая тоже упоминается в первом из четырех предложений). Участники поездки не особенно хотят о ней разговаривать. Прочитав сообщение РАН, «Чердак» попытался связаться с участниками международного визита, которых нам удалось опознать на видео и фотографиях. Упоминавшийся выше Алексей Клыков на момент выхода этого материала не ответил на письмо, отправленное на официальный электронный адрес ПримНИИСХ, который учёный указывает в качестве контактного в своих научных статьях. Марина Илюшко, которая, судя по её профилю в eLibrary, занимается в первую очередь селекцией риса, поблагодарила за предложение высказаться, однако «[ей] бы не хотелось обсуждать это в средствах массовой информации». Ещё один член делегации, Андрей Гончаров, в начале апреля избранный директором Федерального научного центра Биоразнообразия ДВО РАН, сначала предложил поговорить подробнее после своего возвращения из отпуска в конце апреля. «Если кратко, то в КНДР ездила делегация представителей институтов ФАНО (Федеральное агентство научных организаций — прим. „Чердака“), расположенных в Дальневосточном регионе, и Президиума ДВО РАН. Информация о поездке [у меня] появилась в конце 2017 года. Обсуждались проекты совместных исследований в разных направлениях научных исследований, прежде всего в тех, где интересы российских и корейских исследователей совпадают. В нашем случае — это изучение биоразнообразия в приграничных районах (река Туманная и ее окрестности)», — написал «Чердаку» Гончаров в ответ на повторную просьбу. Северокорейская партийная газета пишет, что, помимо родного дома Ким Ир Сена и Монумента идей чучхе, делегация посетила некий научно-технический комплекс и «биоинжиниринговое отделение Государственной академии наук» (и так далее). В ДВО РАН подтверждают, что ездили в КНДР, но говорят, что никакого протокола о сотрудничестве не было. Пресс-секретарь Дальневосточного отделения РАН сообщил, что пока не в курсе этих событий, потому что работает недавно, и попросил дать ему время, чтобы разобраться в ситуации. Главный ученый секретарь ДВО РАН, член-корреспондент академии Виктор Богатов же (не ездивший в Пхеньян), заявил, что поездка действительно состоялась, но «ничего там не было подписано». «Получилось так, что хотели подписать протокол, протокол ничего собой не представлял, кроме списка институтов, которые могли бы сотрудничать с Кореей (КНДР — прим. „Чердака“). Была ознакомительная поездка, не более того. Я насколько знаю, был представлен список институтов, которые могли бы сотрудничать, они посмотрели, на этом все закончилось. Они что-то свое показали, что показали, я не знаю», — сказал Богатов дальневосточному корреспонденту ТАСС. Балега утверждает, что «мельком» видел подписанный документ, и соглашается, что его можно охарактеризовать как список институтов и направлений, по которым готовы работать ученые. До санкций ученые РАН и государственной академии КНДР давно и прочно дружили. Соглашение РАН и АН КНДР, которое «не переподписывалось» после резолюции 2016 года о санкциях, опубликовано на сайте российской академии. Согласно этому документу, институты РАН могут, например, создавать с организациями ныне «очень опасного для сотрудничества субъекта» совместные научные центры, лаборатории, коллективы постоянного и временного характера. Соглашение это рамочное: для его реализации надо периодически подписывать протоколы к нему. Пример такого протокола на 2005 — 2007 годы можно найти там же, на сайте РАН: в эти годы приоритетными направлениями сотрудничества были электроэнергетика, машиностроение, информатика, вычислительная техника, космос, новые материалы, биология и геология месторождений полезных ископаемых. В этом же протоколе упоминается о существовании более подробного Тематического плана сотрудничества, но его в документе на сайте РАН уже нет. Тогда же стороны «отметили, что в настоящее время осуществляется сотрудничество Сибирского отделения РАН с Академией наук КНДР и Дальневосточного отделения РАН с Ынчжонским отделением АН КНДР в рамках собственных соглашений». Это правда: соответствующие документы можно найти на сайте ДВО РАН, а Сибирское отделение в 2015 году подумывало, не заключить ли им новое соглашение с северными корейцами. О давности и прочности сотрудничества АН СССР с северокорейскими товарищами, например, можно подробнее узнать из этого выпуска Вестника РАН за 1972 год. ДВО РАН, кажется, накажут. «Академия наук примет соответствующие меры в отношении Дальневосточного отделения. Какие меры, я не знаю, [это] будет решать президент [РАН Александр Сергеев] - ну какое-то взыскание, конечно. И прочитаем соответствующие нравоучения, что нужно такие вещи согласовывать с руководством, тем более в отношении Северной Кореи — хотя это касается любой страны, у нас ни один вице-президент, ни один руководитель отделения не может поехать в какую-то страну, даже в Белоруссию, не получив соответствующие полномочия и доверенности на выполнение каких-то дел… Никто не может от себя поехать и там философствовать за рубежом», — сказал Балега. В понедельник в Москве будет северокорейский министр иностранных дел. Министр Ли Ён Хо 9−11 апреля посетит Россию с визитом, о чём в среду (примерно за два часа до появления сообщения РАН ) сообщал ТАСС со ссылкой на официального представителя МИД РФ Марию Захарову. На переговорах её начальника, Сергея Лаврова, и господина Ли Ён Хо 10 апреля «планируется обсудить состояние и перспективы развития двусторонних отношений и обменяться мнениями по ключевым международным и региональным проблемам с акцентом на урегулирование ситуации на Корейском полуострове», сказала Захарова. Чего мы не знаем Что вообще подписали и был ли протокол о сотрудничестве? Слегка взаимоисключающие сведения на этот счёт исходят из центрального аппарата РАН и от руководства дальневосточного отделения: академия не может признать легитимным протокол, подписанный 28 февраля, который председатель ДВО при этом вроде бы не подписывал (а то, что подписал, было не протоколом). Почти вся информация об этом, включая фотографии подписания двух экземпляров документа и обмена папками, родом из Северной Кореи: не хочется, но приходится предположить, что в папках на фотографиях подписания, вообще говоря, могли быть и командировочные удостоверения делегатов или распечатки фразы про мягкие французские булки, а не официальные бумаги. О самом протоколе известно лишь, что он охватывает 2018−2020 годы; в открытых источниках, даже северокорейских, найти его не удалось. Правда, сотрудники ПримНИИСХ, как можно видеть из повестки учёного совета, всё же отчитывались именно об «участии в подписании протокола о научном сотрудничестве». Господин Гончаров пока не ответил на прямой уточняющий вопрос о том, был ли в ходе поездки подписан какой-либо документ. Зачем «большая» РАН выпустила своё сообщение спустя месяц после поездки, которая почти нигде не засветилась? Своих идей на этот счёт у «Чердака» нет. Юрий Балега заявил, что руководство Академии не проинформировали о том, что сделало ДВО РАН. «Да, какое-то время мы не знали. Узнали, когда появились сигналы из МИДа, и тогда мы сразу запросили материалы [и выступили]», — сказал вице-президент РАН. Надо ли было переподписывать соглашение 2001 года? Если ничего не предпринимать, оно продлевается автоматически. В документе написано, что он «вступает в силу с момента подписания и ежегодно автоматически продлевается до тех пор, пока одна из Сторон за шесть месяцев до окончания очередного срока его действия не заявит о своем желании прекратить его действие или изменить условия». Людмила Захарова, старший научный сотрудник Центра корейских исследований Института Дальнего Востока РАН, говорит, что это стандартная норма для таких соглашений. Она считает, что после реформы РАН в 2013 году преемственность сохранилась, и заново подписывать подобные соглашения в связи с реформой не нужно. При этом заявить о нежелании продлевать соглашение — обычно их дипломатично не расторгают, а именно отказываются продлевать — должна сообщить именно заключившая его сторона, то есть РАН или ГАН КНДР, говорит Захарова. Юрий Балега говорит, что РАН не изъявляла желание прекратить действие соглашения, но при этом отмечает, что, по его мнению, соглашения о сотрудничестве на самом деле не продлеваются автоматически, как «в хоздоговорных делах», а пересматриваются и перезаключаются каждые пять лет. На вопрос о том, пересматривалось ли соглашение с КНДР в 2006, 2011 или 2016 годах, Балега ответил кратко: «Никто не обращал внимания». Что вообще можно и что нельзя делать с Северной Кореей? Ответить на вопрос о том, какое сотрудничество с КНДР в сфере науки и технологий для отдельных ученых и научных организаций допустимо, а какое нет, не так-то просто: одна из популярных у журналистов зарубежных экспертов по стране так и сказала, что не знает ответов на вопросы «Чердака», и предложила обратиться в ООН (пресс-служба Конференции ООН по торговле и развитию UNCTAD, которая обслуживает Комиссию по науке и технике в целях развития, пока не ответила на наш запрос). Резолюция Совбеза ООН № 2321 от 30 ноября 2016 года, на которую ссылается РАН в своем лаконичном сообщении, гласит, что все государства-члены «приостанавливают научно-техническое сотрудничество с участием лиц или групп, официально организованных или представляющих КНДР». Исключение сделано для обменов в области медицины, сотрудничества в сфере «ядерной науки и техники, аэрокосмического машиностроения и авиационной техники или передовых производственных технологий и методов», в индивидуальном порядке разрешенного так называемым Комитетом 1718 по санкциям, а также «любого другого научно-технического сотрудничества», по поводу которого само государство решит, что оно не способствует ядерной деятельности КНДР — и заранее предупредит этот же комитет. Госпожа Захарова отмечает, что для того, чтобы резолюции Совбеза ООН стали частью российского права, должен выйти указ президента страны об их имплементации: такой указ для резолюции 2321 вышел в октябре 2017 года, спустя почти год после ее принятия. В этом указе просто воспроизводятся положения резолюции: там, в частности, тоже написано, что следует «приостановить научно-техническое сотрудничество с лицами или группами лиц, представляющими Корейскую Народно-Демократическую Республику», и даны те же исключения. «Но конкретного механизма — кто в Российской Федерации решает, способствует ли конкретный вид сотрудничества развитию ядерной программы КНДР — я не слышала. В самом указе ничего нет: там „если Российской Федерацией будет установлено“, а кто конкретно в РФ решает? И что такое научно-техническое сотрудничество, нигде не указано, ни в самой резолюции, ни в указе президента, это очень широкое понятие», — рассуждает Захарова. Возможно, говорит она, резолюция и указ требуют приостановить даже рамочные соглашения о научном или научно-техническом сотрудничестве, подобные договоренностям РАН. «По идее, все это требуется приостановить, но поскольку нигде нет расшифровки [понятия научно-технического сотрудничества], то это серая зона, конечно», — говорит исследовательница. «Когда люди слышат слова „Северная Корея“, сейчас пугаются все, никто не хочет быть никак замешан ни в каком сотрудничестве, даже в подозрениях, потому что все боятся санкций, боятся того, что их неправильно поймут и обвинят в нарушении каких-то законов и норм. Возможно, [в РАН] просто решили на всякий случай откреститься», — считает Людмила Захарова. Кто из РАН ходил на приём в посольство КНДР в Москве 20 марта (и ходил ли?). Уже знакомая нам «Нодон синмун» сообщила, что 20 марта в посольстве КНДР в Москве прошел прием по случаю 69-летней годовщины соглашения об экономическом и культурном сотрудничестве двух стран. Помимо представителей МИД, Минкультуры и других ведомств и общественных организаций, на приеме по приглашению северокорейской стороны были «представители Академии наук». Балега заверил «Чердак», что хотя в числе приглашенных могли быть отдельные ученые, представителей РАН именно в официальном качестве на приеме не было, так как такую делегацию от академии никто не направлял. Если вам известно об этой теме больше, чем нам, или вы хотите рассказать нам ещё более удивительную историю, напишите на science@tass.ru. В подготовке материала принимали участие Алиса Веселкова, Дарья Золотухина (ТАСС), Марина Шатилова (ТАСС) и Наталья Никулина (ТАСС).