Белые кони в поднебесье

Белые лошади у карачаевцев исстари не пользовались популярностью: слишком заметен такой скакун в горах, и разбойники или враги могли увидеть всадника издалека. Только самые смелые и сильные воины могли позволить себе белого коня, и все знали, что воины эти — из клана Салпагаровых. Веками мужчины этого рода охраняли границы своей страны и были настолько умелыми в бою, что никто не отваживался на них нападать. О белых лошадях мне рассказывает Хасан Салпагаров, владелец небольшой конюшни в городе Усть-Джегута. Мы встретились, чтобы поговорить о возрождении чистопородных карачаевских лошадей, и я понимаю, что эту историю нельзя отделить от истории рода, а в самой истории рода легенды неотделимы от реальных событий. "Только однажды, 400 лет назад, один князь не послушался народной мудрости — и потерял восемь человек, напав на всадника на белом коне, — рассказывает Хасан. — Мой предок встал около скалы и начал отстреливаться, а мальчик-попутчик зубами выправлял и подавал ему свинцовые шарики, которыми стреляли нападавшие и которые сплющивались о скалу". В итоге нападавшие попросили возможности уйти, а Салпагаров приехал к князю через некоторое время сам, и они стали друзьями. Сейчас только 1% чистопородных карачаевских лошадей имеет белую масть, но старики помнят, что это — "салпагаровские" кони. У карачаевцев принято знать и уважать историю своего рода и своего народа, чтить предков. "История той дружбы переходит от поколения к поколению, ее знают и потомки того князя. Мой отец общался с ними, мой старший брат еще ездил к ним. Но связь потеряли в перестройку и 90-е годы", — отмечает Хасан. Тогда же — после развала Советского Союза — в Карачаево-Черкесии чуть не потеряли карачаевскую породу, в которой, кажется, воплотился дух самого Кавказа. Эти лошади выносливы, величавы и красивы. Даже анатомически они приспособлены к горам: больше, чем у других пород, развита передняя часть и облегчен круп, что делает животных более устойчивыми на спусках и подъемах. Вместо Красной книги В 1990-х содержать лошадей было дорого, а кроме того, на Кавказе появилось множество конокрадов. И люди, находясь в нужде, предпочитали получить хотя бы какие-то деньги за коня. Лошадей отдавали под нож и в Карачаево-Черкесии, и в соседних регионах. "Кабардинскую породу так вырезали три раза. И не хотелось, чтобы мы повторили их ошибку. Тогда я начал покупать лошадей. Думал, что я один такой, — оказалось, слава богу, что нас таких было несколько десятков", — говорит Салпагаров. Со временем удалось решить вопрос с конокрадами. В КЧР удалось не только сохранить породу, но и помочь соседней Кабардино-Балкарии. "Наши народы всегда жили рядом, и табуны угоняли то карачаевцы у кабардинцев, то кабардинцы у карачаевцев. И в итоге породы называются по-разному, а по сути — почти одна и та же. Сейчас есть 1,5 тыс. голов кабардинской породы — восстановили", — поясняет Хасан. Сын табунщика В коллекции Салпагарова несколько десятков седел — разных моделей и цветов и для разных целей. Есть спортивные — для легких жокеев, есть военные и очень неудобные — "в советское время о лошади думали больше, чем о людях", есть офицерские — они, наоборот, комфортные. Есть и такие реликвии, как седло, сделанное специально для горнострелковой дивизии "Эдельвейс" гитлеровского вермахта — это подразделение воевало в том числе на Кавказе. Хасан достает самые дорогие для него седло и уздечку: потертые, без особых украшений. Видно, что упряжь рабочая и старая. Уздечка начинает рваться, такой уже страшно взнуздать коня — не порвалась бы. Конезаводчик поясняет: это отцовское. И седло, и уздечка старше него, но именно их он использовал до недавнего времени. "Мой отец был животноводом в совхозе, табунщиком, скотником. Когда я его помню, он уже не занимался лошадьми — кони были для работы, для присмотра за стадом. Он очень любил лошадей, заботился, старался больно не делать. Вот посмотрите на уздечку: старший брат специально нашел в Москве и прислал кольца шире, чем в то время было принято, — эти кольца находятся в углах рта лошади, и чем меньше кольца, тем легче травмировать ее. Отец и погиб, оберегая своих лошадей. Он спускался на телеге с кошары (дом и хозпостройки на высокогорных пастбищах — прим. ТАСС), был гололед. Понимая, что на крутой тропе, на льду лошадь может поскользнуться и получить серьезные травмы, отец распряг ее, спустил вниз. Потом поднялся за телегой, решив спустить ее сам. Но не удержался, упал, а сверху его придавило телегой", — рассказывает Салпагаров. После смерти мужа, в особенно тяжелое время, мать Хасана начала распродавать имущество. Каждый из семьи взял что-то на память. Хасан, десятый из одиннадцати детей, оставил себе отцовскую упряжь. "Наверное, любовь к лошадям от отца. Я был младшим из сыновей и всегда был с отцом, постоянно куда-то ехал с ним: то сзади на коне, то на санях, то на телеге. И постоянно спрашивал обо всем на свете. А сейчас, имея огромный табун, я понимаю, что многие его ответы мне просто необходимы — такого не найти ни в каких книгах", — говорит заводчик. Лошади в поднебесье В табуне Салпагарова около 500 лошадей. Кони пасутся на горных пастбищах — плоскогорьях, возвышающихся над Усть-Джегутой. Наверх ведет проселочная дорога: две колеи, между которыми навалены валуны. Сначала она идет мимо реки, потом — мимо нескольких домов старого аула и только потом выводит на горное плато. Добраться сюда проще всего пешком или верхом, Хасан добирается на маленьком внедорожнике. К моменту нашего приезда на пастбище снежного покрова еще нет, но ветер пробирает до костей, а небо кажется таким тяжелым и низким, что становится удивительно, как кони не касаются его гривами. Группы лошадей, их называют косяками, разбрелись по пастбищам — общая площадь земель конезавода около 3 тыс. га, но пастух может их найти даже за перегибом. Хорошего табунщика Салпагаров переманил издалека, через несколько лет надеется получить двух штатных ветеринаров (пока врачей возят из города): парень и девушка из Черкесска согласились отправиться на учебу за счет конезавода, а потом отработать на нем несколько лет. Фактически лошадиный косяк — это "гарем" из 20–25 кобыл и возглавляющий его жеребец, которого кобылы признают главным и защищают в моменты опасности. "Жеребец — собственник, никогда никто чужой не зайдет в его косяк. Но и сам он может не принять новых кобыл, если его перевести. При этом жеребцы, если не посягают на чужие косяки, могут пастись рядом, и конфликтов не будет", — поясняет владелец табуна. Карачаевские лошади защищают своих жеребят и могут отбиться даже от волков. Зимой табун не спускают с горных пастбищ, за исключением племенных жеребцов (им нужно усиленное питание) и болеющих детенышей. Остальные могут находить корм даже под глубоким снегом и спокойно переносят холод, способны ходить по сугробам глубиной до полуметра. Облако приходит на пастбище неожиданно: всего несколько минут назад оно ползло по соседнему склону и казалось очень далеким, а сейчас по плато потянулись влажные, холодные ленты тумана. На глазах табун скрывается из вида, но слышно, что где-то недалеко звенит колокольчик на шее лошади. Через некоторое время мимо, как в мультфильме про ежика в тумане, из-за белой завесы начинают появляться кони, а затем вновь исчезают в ней — это табунщик перегоняет очередной косяк. Лошади прекрасно ориентируются даже внутри облака. "Наши кони, как кошки, видят ночью. Еще они чуют воду, когда табун стоит на горе, а вода — внизу, причем там, где ее в прошлые годы не было. Сначала думал, что они шум слышат, но они могут почуять даже пруд и даже на том плато, куда впервые попали на выпас. Никто не понимает, как им это удается", — отмечает Салпагаров. На лошадях до Эльбруса Чтобы люди могли знакомиться с карачаевскими лошадьми, Салпагаров организует конные туры — например, за десять дней можно добраться до подножия Эльбруса, по дороге посмотрев на старинные крепости, храмы и живописные уголки Кавказа. "Мы только в прошлом году начали, подошли основательно. Лошадей — своих, карачаевских — специально отбирали и готовили: на случайного коня туриста не посадишь. Построили гостиницу, где могли бы разместиться люди, нанимаем гидов. Мы даже специально заказывали седла, у которых были бы крепления для плаща или палатки и вместительные подсумки, куда турист может сложить какие-то свои мелочи, бутылочку с водой или перекус", — показывает седло заводчик. Туры получились скорее премиум-класса: основной груз к местам стоянки закидывают на машине, жить предлагается в больших, как коттеджи, армейских палатках, а завтраками, обедами и ужинами кормит повар, готовя и супы, и шашлыки, и кавказские хычины. Путешествующим строго запрещается пить. Если лошадь может по запаху найти воду за горным перегибом, то алкоголь учует сразу — и это ей очень не понравится. Тогда конь может скинуть подвыпившего хозяина или просто станет "капризничать". "Туристы бывают разные. Есть те, кто считает: "я заплатил деньги — мне можно все". И самое интересное, что он с таким девизом не красотами хочет любоваться или вкусный шашлык кушать, а загнать коня. Обычно это человек, который когда-то 15 лет назад брал пару уроков верховой езды, сейчас решил вспомнить, и он не понимает, что лошадь не может, как мотоцикл, с места взять в галоп и бежать на этой скорости весь день. Есть, в противоположность им, хорошие всадники: они умеют держаться в седле и умеют ухаживать за лошадью, с ними иногда даже скучновато — ты им почти не нужен. Есть люди, которые ничего не умеют, но хотят учиться и умеют слушать", — объясняет Хасан. Неприбыльный бизнес Карачаевский конь подойдет и для обучения верховой езде, и для скачек, особенно когда речь идет не об ипподромах, а о пробегах на длинные дистанции. Лошадей из табуна Салпагарова покупают и россияне, и жители других стран. В Чехии даже есть конюшня, где разводят именно карачаевских лошадей (часть поголовья закуплена у Хасана, часть — у других заводчиков), и "на них очередь стоит". "Я почти всегда продаю только жеребцов, кобылы остаются в табуне. Сделал исключение, продав недавно кобыл на Сахалин — для разведения", — отметил заводчик. Коня карачаевской породы в КЧР можно купить очень дешево, заплатив меньше 100 тыс. рублей кому-либо из частников, у которых в хозяйстве одна-две лошади. Хасан с гордостью рассказывает, что он, имея несколько сотен голов в табуне, продает около десяти лошадей в год — цена доходит до 1 млн рублей, зато он отбирает из стада самых лучших. При этом заводчик утверждает, что разведение лошадей в России, даже на Кавказе, — это практически гарантированно убыточный бизнес. Существуют субсидии и госпрограммы, которые серьезно помогают животноводам. Например, за племенной табун чистопородных лошадей Хасан может получать 2 млн рублей в год — в эту сумму как раз обходится содержание конюшни и оплата труда пастухов и других сотрудников. Проблема в одном: хозяйство уже несколько лет не может получить статус племенного. Дети и кони Конный туризм тоже не слишком прибыльный бизнес. Но это позволяет частично возместить затраты на конюшню, которая заводчику необходима: на зиму сюда ставят племенных жеребцов, здесь же объезжают лошадей и проводят занятия для детей и взрослых. Все это, считает Хасан, помогает заново познакомить жителей республики с лошадьми. "На одном из аукционов (по продаже лошадей — прим. ТАСС) я объявил конкурсы, и один из них был на знание анатомии лошадей. Призом был жеребчик. Выиграла конкурс девочка лет тринадцати: она очень тяжело болеет, и ее водят к нам на иппотерапию. В качестве ответного подарка она сплела мне недоуздок". Конезаводчик признается: никогда не думал, что болеющие дети настолько творческие, пока не взял шефство над школой для особенных детей. "Они присылают мне картинки, поделки. Вот, нагайку из кожи связали — никогда не скажешь, что это не мастер-умелец сделал, а больной ребенок", — рассказал Салпагаров, показывая и плетеный нарядный недоуздок, и нагайку из тоненьких кожаных полосок. На протяжении веков карачаевцы сызмальства приучали детей к коню: это друг и защитник, с ним нужно было уметь не управляться — договариваться и дружить. В ХХ веке традиции постепенно забылись, но в последние десять лет "молодежь понемногу подтягивается". "К нам ходят на занятия группы детей, обычно класс договаривается и приезжает. Наши ребята этим школьникам помогают, потому что некоторые лошадь чуть ли не в первый раз в жизни видят. Приехали недавно первоклассники, кажется, и вдруг одна девочка говорит: "Я сама". Оказалось, это дочь одного из наших лошадников — у него целый табун. То есть люди начинают своих детей снова приучать", — рассказал собеседник. Около десяти лет назад в Черкесске открылась единственная на всю республику школа верховой езды. Салпагаров радеет за то, чтобы такие школы появились и в районах Карачаево-Черкесии. "Сейчас, наверное, "озеленение" должно пройти — чтобы пришли новые мысли или новые люди и обратили внимание на сельское хозяйство. Пока у нас практически никто даже держаться правильно на лошади не умеет. Но лет через десять, думаю, все наладится", — добавил он.​ Карина Сапунова