Год назад разбился Ту‐154 с ансамблем Александрова, журналистами и Доктором Лизой. Три истории их близких и коллег

Ровно год назад, 25 декабря 2016 года, под Сочи разбился военный самолет Ту‐154. Эта трагедия затронула многих: на борту был ансамбль Александрова, журналисты трех федеральных каналов, военные, сотрудники Минобороны и директор фонда «Справедливая помощь» Елизавета Глинка. Самолет летел из Москвы в Сирию. Большинство пассажиров были артистами ансамбля песни и пляски имени Александрова, включая худрука Валерия Халилова. Их выступление ждали на базе «Хмеймим». Его собирались освещать три съемочных группы — журналисты «Звезды» Павел Обухов, Александр Суранов и Валерий Ржевский, Первого канала Дмитрий Рунков, Вадим Денисов и Александр Сойдов, НТВ Михаил Лужецкий, Олег Пестов и Евгений Толстов. На борту были глава Департамента культуры Минобороны Антон Губанков и его пресс-секретарь Оксана Бадрутдинова, семь военнослужащих и восемь членов экипажа. В последние минуты перед вылетом к ним присоединилась филантроп и директор фонда «Справедливая помощь» Елизавета Глинка, известная как Доктор Лиза. В Сочи Ту-154 остановился на дозаправку и ранним утром продолжил путь. Он рухнул в Черное море через несколько минут после взлета. Долго ходили слухи о причинах трагедии — не исключали и теракт. Официально о причинах катастрофы сообщили только через полгода — 31 мая. В Минобороны заявили, что ошибся командир судна — он потерял пространственную ориентацию и отправил самолет прямо в море. Мы не забыли о них. Именем Доктора Лизы назвали хосписы и больницы в Грозном, Екатеринбурге и Евпатории. К домам журналистов и зданиям телеканалов по всей стране несли цветы. Память артистов ансамбля Александрова чтили не только в России, но и в других государствах. Так, в Белграде именем музыкального коллектива назвали городской парк. В Варшаве, Берлине, Вашингтоне и Сан-Франциско проходили вечера памяти ансамбля. В Москве именем художественного руководителя ансамбля Валерия Халилова назвали военно-музыкальное училище. Эта трагедия коснулась огромного количества людей — без преувеличения всей российской журналистики, поклонников ансамбля, военных, волонтеров и подопечных фонда Доктора Лизы, но в первую очередь семей и друзей погибших. Этот год был для них сложным. Мы не смогли бы рассказать историю каждого и вынуждены ограничиться тремя. Дело Доктора Лизы будет жить Елизавета Глинка всю жизнь помогала людям, которых покинули. На разбившемся самолете она оказалась по той же причине — везла медикаменты для сирийских детей. Своим сложным, но очень важным делом Елизавета Глинка не занималась в одиночку. Рядом была близкая подруга и «правая рука» — Лана Журкина. Вот ее история: «После гибели Елизаветы Петровны бывшие сотрудники, друзья, волонтеры создали инициативную группу „Друзья Доктора Лизы“. Подопечных стало много, и мы открыли благотворительную организацию „Дом друзей“. В том числе у нас под нашу опеку пришли и те, с кем работала Елизавета Глинка. Поскольку они были завязаны на ней, а не на фонде „Справедливая помощь“, вышло так, что некому было им помочь. Год был очень тяжелый. Тяжело было и морально, и физически. Наверное, за это время я как никогда поняла суть работы Доктора Лизы. В чем она черпала свои силы. А черпала она их именно в работе. Мы продолжили ее традиции — ужины для бездомных и малоимущих, уличная медицина. Сейчас у нас 154 подопечных. Легких историй нет. Мы помогаем взрослым — это уже сложность. Для них непросто собрать средства и выстроить с ними коммуникацию. Надо завоевать их доверие. Очень сложная история с людьми, которые потеряли жилье. У нас есть незащищенные пожилые люди, которых обманывают квартирные мошенники. Доктор Лиза всегда говорила: „Больных не бросать“. Разные люди приходили в роли волонтеров, были успешные и известные. Когда она видела, что человек может принести пользу, она брала с него слово обязательно сделать что-то для больных. Она так и говорила: „Кроме вас им помочь некому“. Я запомнила Елизавету разной. Для кого-то она добрая, для кого-то святая, для кого-то резкая. Для меня она, во-первых , человек. Она всегда считала, что ее помощь не должна вызывать нездоровый ажиотаж. Где-то расстраивалась, где-то могла вспылить и быть резкой. Могла быть и сентиментальной. В общем, все человеческое, что в ней было, сплеталось в рабочеспособную конструкцию — Доктор Лиза. Многие вещи, которыми она руководствовалась в своей работе, мы и сами сейчас используем. Например, отношение к волонтеру формирует больной. Если он может довериться, открыться — значит, волонтер хороший человек. Так считала и Елизавета. Самое главное — она к любому человеку относилась как к равному. „Его же тоже мама родила“, — всегда говорила Елизавета Глинка. Первые дни после трагедии люди не могли понять, была ли она на самолете. Я изначально думала, что она могла опоздать. Я с ней часто ездила и могла представить, что она не попала на самолет, остановившись, чтобы помочь несчастной матери или инвалиду. В этом была она вся. Затем мне рассказали, что она действительно опоздала. Но она ворвалась в аэропорт и самолет остановили. Ее подвезли к нему прямо на трапе. Тогда я очень четко осознала, что все, ее нет. Когда издательство АСТ готовило к выпуску книжную версию дневника Елизаветы Петровны, который она вела в LiveJournal, мне показали обложку. Я думала, что время немного сгладило все моменты (книга вышла через 11 месяцев после крушения — прим.ред.). Но увидев ее, снова почувствовала себя раненой и больной. Я почувствовала, что мне очень жалко Лизу». «Каждый день он обещал вернуться» В свои 25 лет корреспондент «Звезды» Павел Обухов был опытным журналистом. С ним были знакомы многие коллеги — но никто не знал лучше, чем Евгения Максименко. Они встречались четыре года, вместе работали на РИА «Новости» и «Звезде». Пожалуй, рассказ Жени лучше всего раскроет личную трагедию сотен людей, которые в тот день потеряли любимых. «Невероятно, что прошел целый год. Я не верю и не понимаю этого до сих пор. Мне кажется, что я его ощущаю все еще, а момент шока растянулся на неопределенное время. Говорят, есть несколько стадий горя. Отрицание, страдание и еще какие-то , до тех пор, пока не придет принятие. Мне кажется, у меня было несколько раз по кругу, но принятие так и не пришло. Я все наши годы боялась этого момента, не отпускала ни в какие опасные поездки и всегда была против так называемого карьерного роста, когда его тянуло в горячие точки. Паше важно было доказывать самому себе, что он может. Поэтому он так хотел в Сирию. Ему было бы приятно, что его заслуги ценят. Потому что, если честно, даже у меня было ощущение, что его недооценили! Всем ордена дали за Донбасс, Паше же нет (в 2014 году он был в Славянске как корреспондент „РЕН ТВ“ — прим.ред.)! Хотя он всегда первым рвался туда, он хотел правды и работал сломя голову. Я никогда не забуду эти полтора месяца ужаса, когда он там под обстрелами был, и что его оттуда не забрали вовремя. Каждый день он снова и снова обещал вернуться. Но он успел помочь многим людям там. Они очень много мне писали и соболезновали. Это для него было бы лучшей наградой, вместо любых рабочих почестей и орденов. Я целых две недели читала эти сообщения и не могла остановиться — рыдала. Я и понятия не имела, скольким людям он помог и затронул их сердца. Мне было тяжело реагировать на прессу первую неделю после крушения самолета, потому что звонили и писали, задавали неуместные вопросы о личной жизни, но я знаю, что такое журналистика, и просто игнорировала. Так или иначе, общие друзья, родственники, знакомые затрагивали эту тему и рассказывали новые факты и версии случившегося. Но лично я специально не искала информацию, не задавала вопросов. Это останется тайной навсегда, как какой-нибудь перевал Дятлова. Мне неважно, кто это сделал. Печально, что так быстро свернули расследование, слишком быстро прошли опознания и похороны. Я даже на ту могилу не хочу ездить: там нет его, нет! Когда я чувствую, что пора — я иду в церковь, хотя раньше никогда не ходила. А винить умерших — конечно, удобная позиция. Так случилось, и я считаю, это ужаснейшая катастрофа, горе для многих и несправедливая судьба. Жизнь бывает жестокой, но тем не менее, в это поверить сложнее, когда случается с тобой или близкими. Просто заставляю себя как-то смириться, потому что изменить это не в моих силах, не в силах смертных людей. Я знаю его с 21 года, и он уже тогда был одним из самых лучших мужчин и профессионалов, готовых делать все, что нужно. Все говорят, что Паша очень светлый. На 100%. Но, как мне кажется, я знаю столько его граней, помимо общеизвестных, насколько он глубокий и целеустремленный, его мощной энергии бы хватило на тысячи солнц, на сотни жизней. Он для меня всегда будет таким суперменом, спасающим людей в ущерб своим интересам и комфорту, добродушным и сыплющим миллионом идей в минуту. Мы расстались за пять месяцев до трагедии, так случилось. Но это совсем не значит, что мы стали чужими. Паша навсегда останется в моем сердце. Много кто о нем скорбит и скучает. Каждый делает это по-своему . Как и близкие всех погибших в этой нелепой катастрофе. Фото: Максим Блинов / РИА „Новости“ За этот год я многое испытала и думала о том, как люди „умирают“ вместе с теми, кто уходит, как им тяжело становится жить, дышать, пытаться радоваться и продолжать наслаждаться жизнью. Но это необходимо хотя бы пробовать делать. Нам всем, кого коснулось это горе, надо жить дальше. С теплыми воспоминаниями и любовью к тем, кто встретился нам жизни. Может быть, в следующей еще встретимся. Я очень скучаю, каждый день думаю о нем. И даже не могу представить ту боль, которую испытывают родители и дети погибших, но все будет хорошо! Потому что есть ради чего жить — например, рассказывать, что такие прекрасные люди были среди нас». Возрождение ансамбля Александрова На самолете, разбившемся в Сочи, были почти весь основной состав ансамбля имени Александрова. Не было только пятерых исполнителей. Один из них — тенор Вадим Ананьев. В те дни он стал отцом и остался с супругой. Мы пообщались с Вадимом Ананьевым 24 декабря после панихиды по погибшим музыкантам. «Коллектив возродился. Ансамбль живет, работает, гастролирует. Молодые ребята, которые пришли, быстро вошли в репертуар. Кто-то из тех, кто приходил на прослушивания, стал солистом. Новые ребята хорошие, в основном из музыкальных театров. Они приехали с семьями, жильем их обеспечили. Мы с этой болью будем жить и дальше. С некоторыми погибшими ребятами я работал в оркестре 30 лет. Сейчас вот на кладбище панихида была по нашим товарищам. 25 декабря будем вспоминать ребят, состоится открытие стелы на кладбище. Сегодня встретился с женой погибшего друга. Договорились увидеться с ней в апреле, съездить к его могиле — он похоронен под Тулой. Трагедия нас всех объединила. Главное, чтобы подобное больше не повторилось. Работаю, как и работал. Для этого, как говорится, есть все условия. Весь год нас поддерживали из всех стран, где мы выступали. Сейчас в Словакии откроют памятник погибшим в катастрофе. В Сербии осенью открылся парк имени ансамбля Александрова. На открытие нас пригласили. Ансамбль Александрова любят. Мы это, безусловно, чувствуем. Нас не забывают».