Тереза Мэй может резко критиковать Путина. Однако Брексит — это его мечта, ставшая явью
Со своим облегченным дипломатическим багажом Борис Джонсон (Boris Johnson) мог бы стать сенсацией в Москве. Искусно растрепанный китч министра иностранных дел с намеком на Черчилля не всем приходится по вкусу, однако он вполне может сработать в напыщенном стиле российской политики. Однако в качестве эмиссара Терезы Мэй Джонсона в конце недели ожидает непростая аудиенция при дворе Владимира Путина. Мэй обвиняет Кремль в агрессивных нападках на международный порядок, основанный на праве, открытых экономиках и свободных обществах. В своей речи в прошлом месяце британский премьер-министр перечислила неправомерные действия, включая кражу территории Украины, кибератаки на министерства и парламенты, вмешательство в выборы, а также распространение лживых новостей (фейк ньюс) для разжигания распрей. Российское вмешательство в британскую демократию в настоящее время расследуется Избирательной комиссией, а также парламентским Комитетом по культуре, СМИ и спорту. Председатель этого комитета депутат от партии Тори Дамиан Коллинз (Damian Collins) сигнализировал о своем несогласии с недавними утверждениями компаний Twitter и Facebook о том, что финансировавшиеся Кремлем усилия по поддержке Брексита в 2016 году были ничтожно малы. Его скепсис совершенно оправдан. Эти технологические компании неоднократно пытались отвергнуть любые предположения о том, что их бизнес-модели были кооптированы для организованной противоправной деятельности. У них имеются коммерческие стимулы для того, чтобы уклониться от моральной ответственности за публикацию вредного контента в своих сетях. Нет сомнений в том, что президентская кампания Дональда Трампа получила весомую российскую поддержку. Компания Facebook удалила десятки тысяч страниц, которые, по ее мнению, были направлены на подрыв выборов во Франции и в Германии. Итоги голосования в Британии вряд ли смогли избежать воздействия грязных денег и батальонов троллей. Это не означает, что Брексит является заговором, принесенным восточным ветром. Недоверие к Евросоюзу не было изготовлено на фабрике в пригороде Санкт-Петербурга. Связывание твитов в Мурманске с большинством избирателей в Мертир-Тидфиле (Merthyr Tydfil), проголосовавших за Брексит, означает непонимание сути дезинформации. Ее цель зачастую состоит не в том, чтобы добиться определенного результата, а в том, чтобы повысить уже существующую напряженность, вызвать гнев, усугубить поляризацию и покрыть все таким туманом лжи, что правда становится непостижимой. Цель лживых новостей состоит в том, чтобы свести на нет ценность любых новостей и таким образом расшатать основы плюралистической политики. Россия получает преимущество за счет ослабления западных правительств и их союзников. Путину страшно не нравится влияние НАТО и Евросоюза в тех странах, которые до 1991 года были советской территорией. Он считает их суверенитет фикцией, навязанной врагами. Ослабление решимости Европы и Соединенных Штатов в отношении поддержки границ соседних с Россией государств является его целью. В рамках этого проекта существует целый ряд продолжений Брексита независимо от того, сознательно ли организаторы кампаний по выходу берут отмытые рубли, или делают это неосознанно. Восторженное отношение Найджела Фараджа (Nigel Farage) к Путину не является секретом — он поддерживает позицию Кремля по Украине и абсурдным образом представляет аннексию Крыма как оборонительные действия в ответ на провокации Евросоюза. Кроме того, он назвал «блестящим маневром» российскую военную поддержку сирийскому кровавому президенту Башару Асаду. Путинофилия (putinophilia) имеет те же самые корни, что и восторги Фараджа по поводу Трампа. Это националистическая фетишизация властного лидера вместе с ностальгией по тем дням, когда мир был игрой между двумя крупными государствами, использовавшими малые страны в качестве фишек. Это неизбывная тоска по поводу исключения Соединенного Королевства в 20-м веке из рядов передвигающих пешки имперских игроков. Эта поддерживаемая на медленном огне травма аналогична более неожиданной потере статуса, который оплакивается Россией, тогда как его возвращение является главной задачей Путина в жизни. Во время холодной войны британских идеологов, проглотивших кремлевскую повестку и затем извергнувших ее как свою собственную, называли «полезными идиотами». Отличие нынешних состоит в том, что в их рядах не только крайне левые. Некоторые из них находятся в правительстве. Возможно, мы никогда не узнаем, каково было влияние Кремля во время проведенного референдума, однако мы можем быть уверенными в том, что его исход там понравился. Заблуждение в связи с Брекситом состоит в том, что порабощение со стороны Брюсселя якобы мешают нашему возвращению в первую лигу глобальных держав. Борис Джонсон тоже подвержен воздействию этой фантазии. Он предпочел бы быть министром иностранных дел в стиле лорда Каслри (Lord Castlereagh) в XIX веке и заниматься определением сфер влияния на Венском конгрессе, чем зевать на заседаниях Европейского совета. Верно то, что Евросоюз усиливает позиции малых стран. Свидетельством этого может служить то влияние, которое Ирландия оказывает на переговоры по Брекситу. Однако Британия получила выгоду от того, что соединила свою среднего размера мощь с Германией, Францией и с 25-ю другими странами. Это не Брюссельская империя. Это модель миролюбивой, настроенной на сотрудничество державы, которая не имеет аналогов в истории. Мэй в какой-то момент это поняла. В ходе кампании перед референдумом она активно поддерживала членство в Евросоюзе, объясняя свою позицию тем, что «оно максимизирует безопасность, процветание и влияние Британии в мире». А теперь, обещая «глубокое и специальное партнерство», она не имеет в виду торговлю — она заявляет о своей приверженности европейской демократии и выступает как один из немногих значимых военных гарантов. А когда она подвергает резкой критике Путина за подрыв тех институтов, которые обеспечивают верховенство закона, она сигнализирует о стратегической солидарности с Евросоюзом, а не об экономической ориентации на него. Все это похоже на ловлю лошадей, оказавшихся на свободе из-за того, что ворота конюшни слетели с петель. Возможно, мы так никогда и не узнаем, каким было влияние Кремля во время референдума, но мы можем быть уверены в том, что его результаты там понравились. Брексит уже расколол альянс, и починить его будет нелегко. Мэй никогда не будет другом Путина, однако ему и не нужна ее дружба, если она проводит ту политику, которую он в любом случае выбрал бы для нее. Рафаэль Бэр является обозревателем газеты Guardian.
