Книги, которые раздвинут границы твоего представления о мире

Как книга раздвигает представления о мире? С помощью справочных материалов, географических данных, или все-таки ярких образов? Нам кажется – второе, ибо «Война и мир» повлияли на мир больше, чем Оксфордский словарь. Только вот раздвигать границы будут отечественные писатели и поэты. Половина из них – диссиденты, но, надеемся, это не испортит впечатления? Предупреждаем сразу: это очень необычная литература, она не для всех. Ее нельзя ограничивать такой бездарной категорией как «ну, шкодно». Либо понравится, либо нет. Мы надеемся на первый вариант. А в продолжение темы рекомендуем познакомиться с отечественным постмодерном. Хотя, что не постмодерн. «Школа для дураков», Саша Соколов Для многих этот сюрреалистический роман является едва ли не главным откровением в русской литературе. Профессиональные критики начали бы тут же разбирать мифологию романа, восхвалять пронзительную и очищающую чушь постмодерна, искать следы Джойса и Сэлинджера в строках этого канадского отшельника и горнолыжного инструктора. Нет, Соколов наш человек, пишет про нас, только живет в Канаде. Ученик Такой-то, страдающий от раздвоения личности и нелинейного восприятия времени, обдумывает реалии именно советского общества, поднимает вопросы репрессий, гонений на генетику, воинствующего атеизма. С тех пор много времени прошло: сумасшедшим живется легче, воинствующей стала религия, а на вопрос про репрессии пускай ответит каждый сам. Вопросы изменились, а повадки человеческие, если сравнивать с романом, никуда. Потому что это книга про одно большое нигде, в котором мы живем. Главного героя нет, нас нет, времени как понятия нет. Ничего нет. Вот такие метаморфозы. Эта книга – сплошной поток сознания, но не графомания. Потому что мысли Александра Всеволодовича просты и мудры, а язык потрясающе красив. Почему у Соколова так много последователей? Почему каждый третий современный автор так на него похож? Потому что он показал, как делать читаемым сюрреалистический поток мыслей: нужно быть гением слова, выразить мысли потрясающе красивым русским языком. Соколов описывает уродливые вещи изумительно прекрасным слогом, но так может только он. «Шатуны», Юрий Мамлеев Про Юрия Витальевича можно говорить сколько угодно, восхваляя его не только как писателя, но и как философа, драматурга. Будучи индологом, он шагнул за рамки Веданты (философских школ индуизма) и развил собственное учение. В своем творчестве он исследовал глубины русской культуры и духа. В результате им создана новая трактовка русской идеи, фактически цельное философско-патриотическое учение под названием «Вечная Россия». Работа «Судьба бытия» внесла огромный вклад в развитие традиционализма, но это не имеет никакого отношения к роману «Шатуны». Мамлеев, ко всему прочему, является отцом метафизического реализма, и интересен нам как писатель. А без «Шатунов» его не понять. Это гротеск в квадрате, в кубе. Очень грязно, очень странно, но от тебя зависит, окажется эта грязь лечебной, или нет. В конце концов, были авторы, которые извратили культуру куда более тошнотворными и трэшовыми картинками, зачастую жертвуя художественной ценностью. Так что, по сравнению со Стокоу и Басковой, Мамлеев душка. «Шатуны» – рассказ про маргинала, который совершает убийства, чтобы познать извечную тайну смерти «эмпирическим» путем. В своем роде это ода метафизике и попыткам человека выйти за границы разума. Персонажи жуткие, в жизни с ними не захочется встретиться. А потом вчитываешься, видишь, как они отстаивают свои концепции, и понимаешь, что видишь их каждый день. «Интеллигенты», погрязшие в бреду и вечных поисках себя. Таких вот «шатунов» (без претензий к великому певцу) в анабиозе бродит великое множество, и черт знает, что ими движет. А тут еще автор подробно и натурально описывает трупные пятна, что становится не по себе. Читать мерзко, но оторваться невозможно. Сборник стихов Анри Волохонского Так получилось, что в апреле этого года скончался Анри Волохонский, но заметили это немногие. Широкие массы знают его как автора небезызвестного стихотворения «Рай», того самого, про животных невиданной красы, что гуляют в городе золотом. Правда, Борис Борисович Гребенщиков, обессмертивший его в своей песне, придумал другое название – «Город золотой». Впрочем, это не единственное стихотворение, ставшее известной песней. Вместе со своим приятелем, Алексеем Хвостенко, они создали легендарную «Орландину», «Прощание со степью». Творили, как настоящие интеллектуалы: во время застолий, обсуждая прочитанные книги, как то «Рукопись, найденная в Сарагосе» Яна Потоцкого, труды Льва Гумилева. Поэтому в них так много иронии, легкомысленности и трагизма. Со стихами Волохонского очень любят работать два замечательных музыканта: Леонид Федоров и Владимир Волков. Вне всякого сомнения, одно из лучших явлений в русской музыке. То, как мрачный стих уживается с безумной кавалькадой профессиональных звуков, рождая то сумбурные, то безупречно красивые, то просто гениальные песни, дорогого стоит. Не обдели вниманием поэта. Его произведениям свойственны гротеск, ирония и пародийность, а вдохновение бывший диссидент черпал и в философских положениях, и в простой бытовухе. Его стихи очень музыкальны, обильно сдобрены смелыми словосочетаниями, неологизмами, где фразы вроде «Чудовищная поебень» соседствуют с «И гладкость речи – крышка пирога, сверкающего пеной моря». «Красный смех», Леонид Андреев Самое время оставить современность и быстро перенестись в серебряный век русской литературы, в лапы такого матерого писателя, как Леонид Андреев. Родоначальник так называемого русского экспрессионизма: довольно своеобразного стиля, в котором смешалось очень много, но в итоге получилось что-то уникальное. Произведения Андреева проникнуты скепсисом и критикой всего происходящего вокруг. А еще он любил экспрессию и неожиданные сюжетные повороты. Поэтому позволь представить тебе роман, написанный под впечатлением от «Маленькой победоносной войны 1905 года». Фабула тебе не нужна, хватит идеи: война – агрессивная тварь, которая меняет реальность вокруг себя. Многие считают, что если бы Андреев увидел Вторую мировую, то написал бы роман, от которого люди сходили бы с ума. Можно ли сойти с ума от «Красного смеха»? Вряд ли, но впечатление остается глубокое. Жанр псевдодневника не нов, но с языком Андреева приобретает новые черты.