Порок, любовь и колбаса
Владимиру Олеговичу Белову год с небольшим, и он говорит пока одно только слово «вавава», что означает «колбаса». Но, например, реаниматологи Казани считают Владимира Олеговича серьезным человеком. Они называют его по имени-отчеству, потому что из-за порока сердца и осложнений Владимир Олегович перенес уже пять операций и теперь готовится к шестой. О ребенке, который выжил даже после того, как все органы ниже сердца уже отказали, о любви, пороке и колбасе рассказывает Сергей Мостовщиков. Вот он сидит за столом, кудрявый, с осанкой руководителя, просматривает бумаги с собственными загадочными пометками и говорит: «Вавава». Этого хватает для смысла жизни его отца Олега, который когда-то учил в университете физику, а теперь шьет на продажу спортивные шапочки. И этого достаточно для того, чтобы мать Владимира Олеговича по имени Аделя верила в любовь, эту странную колбасу из слез, бесконечности и надежд: — Всю беременность я говорила: неважно, кто будет, — девочка или мальчик, главное, лишь бы здоровый человек. А муж все время подходил к животу и спрашивал: как там Вовка поживает? Я ему: какой тебе еще Вовка, не подходи ко мне с этим именем. Чуть не плакала. А потом, когда родила, положили мне его на живот, он полежал, покричал, и его сразу унесли на столик, делать процедуры всякие, толком ничего я и не рассмотрела. Спрашиваю: посмотрите, он там на Владимира не похож? Мне говорят: да типичный Владимир, очень даже симпатичный. Оказалось, и у врача, который роды принимал, сына Владимиром зовут, хорошее имя. Ну вот и все, так и стал Владимиром. А в больницах у нас тут в Казани все его Владимиром Олеговичем называют. В реанимации тоже. Так и говорят: Владимир Олегович ведет себя хорошо. В роддоме все вроде и было хорошо. А потом, когда приехали домой, что-то пошло не так. Он кричит, не ест. Мы думали — колики, болит животик. У меня вообще первый ребенок. У мужа есть еще от первого брака, но он уже все забыл. Так что мы ждали-ждали, звонили в поликлинику, нам советовали дать ему эспумизан. Ну и когда он уже захрипел, муж говорит: давай вызывать скорую. Приехала скорая, и все. Бегом-бегом. Привезли нас в республиканскую детскую больницу, думали — воспаление легких. Но потом посмотрели и впервые поставили диагноз по сердечку. У него сначала нашли сужение аорты и открытый артериальный проток. Все органы ниже сердца уже отказали — кишечник, почки, печень. Слава богу, не затронуло мозг. Поэтому сразу сделали первую экстренную операцию — пластику дуги аорты. После операции муж спросил у хирургов: все хорошо? Ему сказали: подождите, у вас все только начинается, это только в кино все бывает хорошо. Так что 10 дней отлежали в реанимации и еще три недели — в отделении. Но восстановились. Приехали домой. Нам врачи сказали: все, больше ничего вам не надо, ребенок теперь здоров. А через месяц на плановом осмотре у кардиохирурга в сердце обнаружили пять отверстий — дефект межжелудочковой перегородки. Причем выяснилось, что сразу устранить этот дефект нельзя. Дело в том, что нашли еще и легочную гипертензию, надо было сначала справиться с ней. И вот нам сделали вторую операцию, на легочной артерии, уменьшили сброс крови. Рассчитывали, что Вовка после этого поправится, наберет вес и силы для операции по закрытию дефекта перегородки. И вот мы уехали после операции домой, а он начал температурить, что-то пошло не так. Вернулись, а у него гнойный медиастинит — что-то в него попало. Или это была реакция на скобы — как на инородное тело. Неизвестно. Опять ребенка на стол, опять полостная операция. Убрали гной, поставили дренажи. Еще месяц пролежали. Опять нас выписали. В среду выписали, а в воскресенье ночью мы сами приехали в реанимацию — началось воспаление плевральной полости. Но к счастью, четвертая операция была не полостная, все ему чистили через проколы. В пятый раз вроде легли мы уже наконец на операцию на сердце, а у нас нашли какое-то образование под диафрагмой. Напугались мы, конечно. Но выяснилось, что это всего лишь грыжа, ее просто вырезали и сказали, что мы легко отделались. Вот сейчас мы ждем шестой и окончательной, я надеюсь, операции. Она очень сложная, и от нее будет зависеть очень многое. Чтобы добраться до дефектов перегородки сердца, придется разрезать желудочек. Случиться может все что угодно. К тому же доступ к сердцу будет очень сложный, хирурги говорят, часа два будут к нему только добираться — из-за всех предыдущих приключений образовались рубцы и спайки. А там уж на месте они будут смотреть, что делать. Но Владимир Олегович вроде сейчас чувствует себя бодро. Нам, спасибо Русфонду, помогли со специальными лекарствами для ингаляций и высокобелковым питанием для восстановления после всех этих операций. Надо было, чтобы как следует расправилось легкое, чтобы ребенок раздышался. И, кстати сказать, на последних снимках МРТ видно, что в сравнении с тем, что было, — небо и земля. Даже размер легких стал больше. Ну и с питанием с этим Вовка хорошо поправился. Ведь в восемь месяцев он у меня весил всего четыре с половиной килограмма, а сейчас — восемь с половиной! Надеюсь, все у нас получится. Очень страшно, конечно. Вот вчера купили с мужем себе какие-то витамины шипучие. Якобы они помогают при эмоциональных нагрузках. Он ведь, Владимир Олегович, вон у нас какое чудо. Как такое потерять? Но я считаю, витамины не витамины, а помогает только то, что ты просто любишь своего ребенка. Все остальное происходит на автомате. Я сама, знаете, мнительная и плаксивая. Вообще, все отрицательные качества, какие бывают в женщинах, все они во мне есть в больших количествах. Но, когда ты думаешь о том, кого ты любишь, все это перестает иметь значение. Ты понимаешь, что ребенку все это не нужно, ему нужны положительные эмоции, поддержка, любовь. Ему нужно счастье. Тогда все у него будет хорошо. Потому что он будет счастлив.
