«Остров смерти» — Мудьюг: британский «концентрационный лагерь» в России

Лодка плывет по реке Двине мимо церквей с их куполами-луковками, складов пиломатериалов и бревен, плавающих в воде. Наконец, она выходит в открытое море, а через час на горизонте появляется коричневое пятно. Когда мы подходим поближе, я различаю маяк и несколько радиовышек. Как только мои спутники и я выпрыгиваем из лодки на пустынный пляж, нас окружает стая яростно лающих собак. Они не привыкли к посетителям. Единственные люди, которые сегодня живут в этом отдаленном месте — пограничники и пара метеорологов. В советское время полные лодки туристов приезжали в однодневное путешествие на остров Мудьюг, чтобы посетить музей. Он находился среди остатков тюремного лагеря, который весьма отличался от множества поселений ГУЛАГА, разбросанных в северной части России и в Сибири. Во-первых, он был создан еще в 1918 году. Но еще более необычно, что создали его британцы и французы. Моя коллега Наталья Голышева, выросшая в столице региона, Архангельске — «архангел» именно в том значении, в котором он известен в английском языке — говорит, что у этого места устрашающая репутация. Местные называют его «островом смерти». «Когда я была маленькая, мне говорили, что если я буду плохо себя вести, то придут белые и заберут меня на Мудьюг, — рассказывает она. — Я этого не понимала, но когда я задавала вопросы: „Что такое Мудьюг? Кто такие белые?", моя бабушка лишь шикала на меня и отворачивалась, показывая, что разговор закончен». Белые — это антибольшевистские силы, которые образовались после октябрьской революции 1917 года. Они получили свое название из-за светло-кремового цвета униформы, которую носили военные высоких званий в царской армии. Часть из них была реакционными военными офицерами, которые хотели вернуть монархию, другие были умеренными социалистами, реформаторами, купцами, рыбаками или крестьянами. Когда большевики заполучили власть осенью 1917 года, Россия все еще участвовала в Первой мировой войне — на стороне Великобритании, Франции и США против центральных держав Германии и Австро-Венгрии и их оттоманских союзников. Однако Ленин пришел к власти, пообещав своим сторонникам не только хлеб насущный и раздел земли аристократов, но также и мир. Когда он подписал мир с Германией, западные правительства быстро вновь открыли этот восточный фронт. В течение нескольких месяцев десятки тысяч солдат из Великобритании, США, Франции, Канады, Австралии и других стран отправлялись в Россию в рамках того, что стало известно как Союзная интервенция. Часть шла на юг и Дальний Восток России, а 14 тысяч под британским командованием послали в Архангельск, расположенный неподалеку от Полярного круга. Людям было сказано, что их миссия заключается в том, чтобы защищать склады с боеприпасами и помешать Германии организовать базу субмарин. Однако иностранные войска также приняли сторону белых в начавшейся в России гражданской войне. Некоторые европейские политики, такие как Уинстон Черчилль, беспокоились, не распространится ли коммунизм по всей Европе. Вскоре после того, как союзники прибыли в Архангельск 2 августа 1918 года, они начали задерживать людей. «Они не знали, кому верить, и не могли отличить красных от белых, поэтому решили сажать в тюрьму любого, кто казался подозрительным», — рассказывает Людмила Новикова, московский историк, специализирующийся на постреволюционном периоде истории России. Когда основная тюрьма города переполнилась, потенциальных возмутителей спокойствия стали отправлять на остров Мудьюг в 70 километрах (45 миль) от Архангельска. Первой партии заключенных пришлось построить в этом пустынном ветреном месте тюремный лагерь для самих себя. Мы идем по пляжу мимо шатких наблюдательных вышек, а затем сворачиваем на тропинку в сосновом лесу. Она приводит нас к нескольким деревянным баракам с ржавой колючей проволокой на окнах. Дверь открывается со скрипом, и мы входим в длинную спальню с сотнями кроватей, разделенных деревянными панелями. Каждая кажется узкой, словно гроб. Марина Титова, молодой гид из Архангельска, которая присоединилась к нам в нашей поездке, сидит на одной из кроватей, погруженная в мысли. Ее прапрадядя Федор Опарин, кровельщик, воевал на фронте против Германии в Первой мировой войне. Он только-только воссоединился со своей женой и маленькой дочерью, как его арестовали и отправили на Мудьюг, по обвинению в том, что он вербовал жителей своей деревни в Красную Армию. Располагая лишь очень немногими средствами гигиены и не имея сменной одежды, заключенные быстро заражались вшами. Тиф распространялся со скоростью лесного пожара. В целом около тысячи человек были отправлены сюда в заключение, и почти 300 из них умерли — либо в результате болезни, либо будучи застреленными или замученными до смерти. Мы приехали сюда в сырой и теплый летний день, в воздухе было полно мошкары. Но мне страшно представить, каково здесь арктической зимой, когда температуры могут падать до минус 30. Таблички, оставшиеся от ныне заброшенного музея, указывают на «ледяные камеры», выставленные на произвол стихий, где наказывали непокорных заключенных, которые там либо гибли, либо лишались конечностей в результате обморожения. Павел Рассказов, радикальный журналист, провел в заключении на Мудьюге несколько месяцев. В своих «Тюремных воспоминаниях», которые в советское время получили большую известность и тщательно изучались, он описывал ужасающие условия и нехватку еды. Он описывает, что, когда по утрам раздавали сушеный хлеб, «голодные, злые люди с жадными глазами ползли по грязному заплеванному полу, поднимая каждую крошку». Рассказову удалось выживать в этом месте, в отличие от родственника Марины, Федора Опарина. Согласно одному источнику, он попытался бежать, но был слишком слаб, и его застрелили во время побега. По другой версии событий, его схватили и казнили на следующий день вместе с 13 другими заключенными. Около небольшого ельника Марина нашла мемориальную доску, посвященную людям, убитым во время попытки к бегству. Когда она кладет две красные гвоздики на крошащийся камень, на деревья опускается облако тумана и начинает накрапывать слабый дождь. «Возможно, это просто совпадение, — говорит она позже. — Но это было похоже на приветствие из прошлого. Возможно, те заключенные, кто здесь страдал, кто пытался выжить, смогли увидеть, что их помнят». В советские времена этих людей вспоминали чаще. На невысоком холме около лагеря стоит 25-метровый обелиск, украшенный красной звездой и серпом и молотом. Несколько кусков гранита отвалились, но все еще можно прочитать надпись, которая гласит, что он был возведен в память «патриотов, замученных интервентами». «Этот монумент виден с любого корабля, который проплывает мимо, — рассказывает историк Людмила Новикова. — Иностранных моряков, посещавших в Архангельск, часто везли на Мудьюг, чтобы напомнить им о тех зверствах, которые были совершены здесь их соотечественниками и правительствами». Школьники и заводские рабочие тоже посещали это место. Недалеко от монумента мы находим запущенное помещение — с покрытыми пылью стеклянными витринами, потертыми красными плакатами на стенах и фотографиями «мучеников, отдавших свои жизни за Революцию», или тех, кто умер здесь, на острове. В объясняющих надписях это место называют концентрационным лагерем. Здесь есть фотографии генерала Эдмунда Айронсайда (Edmund Ironside), британского командующего всеми союзными войсками в регионе. Новикова говорит, что он должен был знать, что здесь происходит, даже если он никогда не бывал на острове. Это подтверждается, если заглянуть в его записные книжки в кожаных переплетах, которые он вел, когда был в России, и которые сейчас находятся у него 93-летнего сына. «Среди русских заключенных на острове Мудьюг, похоже, начинается цинга… Из-за того, что туда очень трудно добраться, пайки были урезаны», — писал генерал. Если создали лагерь британцы, а некоторые сотрудники там были французы, то, похоже, многие охранники лагеря были из числа местного населения. «У нас не должно быть безобразного лагеря», — пишет он, — «Я в ответе за то, чтобы русские обращались со своими людьми хорошо. Я постоянно слежу за ними и состоянием тюрьмы». Но Новикова говорит, что едва ли улучшение условий в тюрьме на Мудьюге было приоритетом для Айронсайда. «Для него это была всего лишь мера безопасности, кроме того, люди на всех фронтах воевали и умирали. Так что, если заключенные в тылу умирали из-за плохих условий содержания, это была лишь капля в море страдания». Обращение с заключенными на Мудьюге ужаснуло одного человека, которому позже было суждено сыграть опустошительную роль на севере России. Известный большевик из близкого круга Ленина Михаил Кедров был отправлен в Архангельск после октябрьской революции и позже стал фанатичным главой регионального ЧК — тайной полиции. Александр Орлов, его товарищ-чекист, который позже перебрался в Канаду, описывает Кедрова как красивого высокого мужчину с лохматыми черными волосами. Он пишет, что его глаза часто «пылали, как уголь… возможно, это были искры безумия». В то время как красный террор не упоминался в СССР в течение десятилетий, преступления белых перечислялись бесконечное число раз в официальной пропаганде. Зверства совершались обеими сторонами, говорит Людмила Новикова, но масштабы были разными. «Белые и союзные войска, которые их поддерживали, были в основном настроены прагматично. Они стремились убивать тех, кто подрывал их усилия, представителей восставших войск или членов большевистского подполья, они не собирались уничтожать всех своих врагов полностью. На красной стороне все было совсем иначе, потому что они вели войну против старого режима: буржуазия, царские офицеры и все классы, которые считались враждебными, должны были быть уничтожены», — рассказывает она. Сам Михаил Кедров создал несколько лагерей смерти на Севере, включая первый лагерь такого рода в Холмогорах, в часе езды от Архангельска. В тамошнем монастыре 17-века были заключены и убиты от 3 до 8 тысяч человек. Многие из них были офицерами Белой армии и моряками из Кронштадской военно-морской крепости неподалеку от Финляндии, которые восстали против большевиков. Но остальные ничего общего не имели с военными. Часть из них была духовенством, некоторые — простыми людьми, которых по какой-то причине назвали «контрреволюционерами». В Холмогорах, где монастырь сейчас по большей части закрыт лесами и гофрированным железом, я встретила Елену, прихожанку, которая поет в церковном хоре. Она говорит, что люди здесь время от времени находят черепа, когда копают ямы, в которых хранят картофель зимой. Елена рассказала, что священник и волонтеры собрали найденные человеческие останки в мешки и похоронили их под мраморным крестом около одной из стен Преображенского собора. Каждый год они поют реквием по погибшим. Это трудно объяснить, но когда Елена приглашает нас внутрь на чашку чая, мы ощущаем гнетущую атмосферу, которая царит в этом месте, словно в душу заползает холод стен трапезной. Местные жители обычно проходят через сад, чтобы срезать путь до города, но Елена говорит, что мало кому из них известна — или интересна — ужасная история Холмогор. Считает ли она, что интервенция союзников стала катализатором разрушительной гражданской войны в России, о чем часто говорил Ленин и другие? «Я помню, как в детстве слушала истории моей бабушки, — говорит она. — Я была пионером и рассказывала ей, что красные были хорошими, а белые — плохими, и интервенты тоже были плохими. А моя бабушка сказала: „О чем ты говоришь? Когда англичане пришли в нашу деревню, они принесли нам белой муки, давали сладости детям". А я ответила: „Бабушка, этого не может быть, они же наши враги!"» Елена качает головой. «Они не были нашими врагами, и говорить, что они несут ответственность за гражданскую войну — неправильно. Конечно, нет! У нас было достаточно собственных негодяев и без интервентов». Радикальный журналист Павел Рассказов, который задокументировал свои тяжкие испытания на острове Мудьюг, описывает французско-российского офицера и бывшего дельца из Москвы, человека «среднего роста, толстого, с круглым, дряблым лицом, напоминающим бульдога». Эрнест Бо (Ernest Beaux) на самом деле был парфюмером, который придумывал ароматы для царской семьи — например, «Букет Наполеона». Но в 1918 году он работал офицером контрразведки на Мудьюге, допрашивая большевиков, схваченных белыми и их союзниками. В конце года Бо эмигрировал во Францию, где двоюродный брат Николая II представил его кутюрье Коко Шанель. Он вошел в историю как человек, который изобрел Chanel № 5. По некоторым сведениям, он хотел создать аромат таяния снега на черной земле и черпал вдохновение в том времени, которое провел на «земле полуночного солнца» — в российской Арктике.