Глава Института Восток — Запад: у РФ и США есть общее понимание по проблемам Афганистана

Международный экспертный институт Восток — Запад, созданный еще в 1980 году для обсуждения проблем в отношениях между СССР и США, начинает серию мероприятий, посвященных вопросам возможного взаимодействия между Москвой и Вашингтоном в вопросах борьбы с терроризмом в Афганистане. Президент и главный исполнительный директор института Кэмерон Мантер рассказал в интервью ТАСС о том, каковы могли бы быть пути такого взаимодействия и есть ли у двух стран общие интересы в этом вопросе. Помимо этого, речь шла о том, кого считать террористами в Афганистане, а также о взаимных обвинениях в сотрудничестве с талибами в этой стране. — Господин Мантер, вы возглавляете Международный экспертный институт Восток — Запад. В чем задачи этой организации сегодня? — Институт Восток — Запад был создан в 1980 году, когда Востоком был Будапешт, а Западом — Вена. Это была староформатная европейская организация, целью которой был поиск точек соприкосновения в совсем другое время. В XXI же веке мы стали работать с Китаем, Россией, Турцией. Это ключевые страны, которые США и западные государства должны постараться лучше понять, потому что — давайте посмотрим правде в глаза — общества в наших странах не знают, к чему эти страны стремятся и как с ними взаимодействовать. Мы работаем над доверием между странами, над вопросами кибербезопасности, от Балканских стран до Южной Азии. Есть люди, которые действительно стремятся к тому, чтобы найти компромисс, а не навязывать кому-то свою точку зрения, создать условия, чтобы люди уважали и слышали друг друга. — Сейчас в рамках института создается рабочая группа по вопросам борьбы с терроризмом в Афганистане. Почему она создается именно сегодня: увеличилась ли террористическая угроза в Афганистане, ухудшилось ли общая ситуация? — Это программа с большим прошлым и будущим, я не думаю, что это сиюминутная проблема. Это то, чем занимается Институт Восток — Запад. Создается международная группа из людей, которые не просто изучают проблемы, но и пытаются выработать возможные решения, которые мы будем пытаться донести лидерам. С Россией у нас общие интересы и поводы для беспокойства, касающиеся вопросов международного терроризма. У обеих наших стран был опыт в Афганистане, не всегда позитивный. Мы стараемся найти точки соприкосновения между Россией и США, особенно в такое сложное время, когда наши отношения напряжены как никогда. Но терроризм — это проблема, которая касается обеих наших стран. — Если вспомнить о Сирии, Россия и США по-разному оценивают действующие там группировки, какие-то российская сторона признает террористическими, какие-то — США. Что насчет Афганистана? Существует ли общее понимание того, кто является террористом, а кто — нет? — Мне кажется, в фундаментальном смысле оно есть. Обе страны хотят видеть Афганистан стабильным и в мире со своими соседями. Для России важно, чтобы у Афганистана были хорошие отношения со среднеазиатскими странами, тогда как для США важно, чтобы Афганистан имел стабильные отношения с соседями в Южной Азии. Это имеет значение для обеих стран. Но вы задали отличный вопрос. Мы согласны в том, какие действия мы намерены предпринимать в вопросах борьбы с терроризмом. Обе страны разделяют мнение, что ИГ (запрещенная в РФ террористическая группировка "Исламское государство" — прим. ТАСС) представляет угрозу и что необходимо ему противостоять. Но "Талибан" (террористическая организация, запрещенная на территории РФ — прим. ТАСС) — это другой вопрос. Ведется дискуссия о природе этой организации и ее будущем, что полезно для обеих сторон. Вы знаете, что в Афганистане сложная ситуация, это не разные группы, не футбольные команды. Это целая сложная взаимозависимая сеть людей, которые объединяются по различным признакам: племенным, этническим, идеологическим. Это не простой вопрос. И то, что мы его обсуждаем — это первый шаг к пониманию и выстраиванию общей цели и принятию решения о том, как мы будем совместно противостоять вызовам терроризма. — То есть сейчас нельзя сказать однозначно, является ли "Талибан" террористической организацией или нет? — "Талибан" — это сложная организация, действующая на многих уровнях, это не одна группа. Она может и определяет себя как национальное движение, и многие разделяют это мнение. Но существует ряд групп внутри "Талибана". Группы, которые действительно являются террористами, и группы, которые называют себя борцами за свободу. Много зависит от самоопределения этих групп. Мы пытаемся установить, каким образом мы определяем неприемлемые действия, например взрывы в Кабуле, которые ведут к гибели детей и женщин в Кабуле, и существуют ли возможные решения конфликта с привлечением "Талибана" в качестве одной из сторон в переговорах. Может, даже при участии "Талибана" в выработке решения проблем в стране. Это все очень сложные проблемы, которые требуют обсуждения. Я не думаю, что ответить на эти вопросы можно просто сказав, что "Талибан" хороший или плохой. — Я думаю, мы можем согласиться в том, как мы определяем ИГ, — что они плохие. В последние месяцы российские официальные лица регулярно заявляли о росте присутствия ИГ в Афганистане. Согласны ли вы с такими оценками? — У меня нет точных данных о том, растет ли оно или нет. Но американские военные, чье присутствие в Афганистане было вновь увеличено с приходом президента Трампа, квалифицируют ИГ как террористическую группу, которой необходимо противостоять всеми возможными способами. Сложно сказать, усиливает ли оно свое влияние здесь или нет. Пока непонятно, как события, которые происходят в Сирии, в частности взятие города Ракки, скажутся на ИГ, будет ли оно ослаблено или укрепится из-за того, что оно разделится. Я не знаю, но я думаю, что эксперты должны это обсуждать. Я считаю, что надо сражаться с этим феноменом не только на поле боя, необходимо также противостоять ему другими способами. — В последние месяцы приходится слышать обвинения со стороны США в том, что Россия оказывает помощь талибам, поставляла им оружие и топливо и так далее. Считаете ли вы эти обвинения обоснованными? — Это очень серьезные обвинения, и необходимо их тщательно изучить. Подобные обвинения также слышны в адрес Соединенных Штатов со стороны России. Это сильно сказывается на наших отношениях, существует дефицит доверия между нашими странами, это мешает коммуникации. А экспертам необходимо обмениваться информацией, мнениями и определять, как можно бороться с этой проблемой. Сейчас, мне кажется, такие обвинения делаются из-за плохо налаженных контактов. Чем в лучшем состоянии будет коммуникация в наших отношениях, тем проще будет понять, обоснованы ли эти обвинения или нет. — Вы, как эксперт, видели какие-либо свидетельства этому? — Я живу в Нью-Йорке. Я покинул свой пост в Госдепартаменте в 2012 году. С того времени я, конечно, посещал [регион], но вижу гораздо меньше, чем другие. Это важный вопрос — есть ли какое-то взаимодействие, но я не могу ответить на него, у меня нет свидетельств, поскольку я сейчас не на передовой. — Есть ли для России место в новой стратегии президента США Дональда Трампа по Афганистану? — Это интересная идея. Это долгосрочный план, которого придерживаются американские спецслужбы и военные. Я думаю, в широком смысле не может быть долгосрочного решения афганской проблемы, если не учитывать позицию всех соседей Афганистана, включая Россию. Тот факт, что у США проблемы с Ираном, то, что мы также имеем трудности с Пакистаном, делают принятие долгосрочного решения по Афганистану еще более сложным. На мой взгляд (и его придерживается вся группа "Восток — Запад"), необходимо привлечь всех соседей Афганистана к дискуссии о том, что его ждет. Будет ли он демократическим? — Собираетесь вы в рамках работы группы обсуждать антироссийские санкции? Ранее Россия поставляла вертолеты, которые были полезны в борьбе с повстанцами. Сейчас нет поставок, нет обучения экипажей... — То, что мы пытаемся делать в рамках группы, — это выстраивание доверия между ее непосредственными участниками, экспертами. Но все эти вопросы находятся "на столе". Мы намерены обсудить воздействие всех факторов российско-американских отношений, хорошее или плохое, чтобы понять, что возможно или нет. Я не могу рассуждать о том, что будет сказано насчет сложностей в российско-американских отношениях, но я могу сказать вам точно, что мы будем говорить открыто и откровенно, чтобы найти решение нашей общей проблемы. — Россия пыталась организовать дискуссии по ситуации в Афганистане с участием центральноазиатских стран, а также с Афганистаном в Москве, но безрезультатно. Также проходила конференция в Кабуле о ситуации в стране и его будущем. Почему нам не удается объединить усилия, на ваш взгляд? — Дискуссии могут проходить по крайней мере на двух уровнях. Это межправительственные встречи, которые требуют тщательной подготовки, так как если делаются какие-то заявления, это влечет за собой определенные договоренности. Второй уровень — это дискуссии на уровне независимых экспертов, которые могут обмениваться мнениями, которые ни к чему не обязывают и дают поле для творчества. И тогда мы можем обратиться к нашим правительствам с этими идеями, которые мы выдвинули во время дискуссий в Бишкеке, Душанбе или на любой другой площадке. Мы считаем, что второй уровень необходим для создания условий дискуссий на первом уровне. Необходимы эксперты и неофициальные лица для того, чтобы делать как раз то, чем занимается группа "Восток — Запад", выступая в роли честного посредника, который бы объединил правительства в таких вопросах. Беседовал Владимир Костырев