Одинокий человек Наум Коржавин

Сегодня, 14 октября, Науму Коржавину исполнилось 92. Почти ровесник века, он родился на Украине, жил в России и эмигрировал в США, таким образом пройдя трагически-классический путь поэта-диссидента, не избежав в том числе и лагерей – он был арестован за стихи о Сталине и панике, охватившей людей при наступлении немцев. Видит Бог, это были просто честные стихи. Но они не вписывались в идеологию и историографию. Хотя это была вечная проблема Коржавина – он вечно «не вписывался». Ныне из «тех самых» диссидентов он остался один. Не знаю, как отмечается в далеком Бостоне его праздник, но право слово, «Эмка», как его называли друзья, стоит того, чтобы поднять за него бокал шампанского, и не один. С полгода назад Коржавин мелькнул на каком-то иностранном телеканале, и сердце сжалось, таким растерянным и слабым он выглядел. А еще почему-то показалось, что он не вписался до конца и в американский антураж. Ну, бывают такие люди. Им везде рады, но и чужие они – везде. В молодости Коржавина считали похожим на Бабеля. Он собирал зальчики на студенческих вечерах и имел огромное количество поклонников благодаря необычности своих стихов – их антимещанский пафос удивительно сочетался с лиризмом. При этом, конечно, Коржавин был борцом и человеком смелым, а потому всегда немного одиноким – при всей любви к нему друзей. Ни им, ни себе поэт не изменил ни разу. Он полагал, что «Высшая верность поэта – верность себе самому». Это было его кредо. Коржавин и в молодости был не по годам мудр, в его круглых, всегда будто изумленных глазах метались тени самых острых вопросов бытия. Почему, например, так лжив мир? Или – острее не бывает – почему так притягательна для некоторых людей грязная философия Содома. При этом он глубоко анализировал поэзию – как литературовед. Во времена оттепели, во всяком случае, он снискал славу на этой почве. Он с детства плохо видел, отчего и не попал на фронт. Компенсаторно ему было дано другое зрение – внутреннее, философское. И стихи его всегда были так просты и прозрачны, настолько лишены всяческих ненужных «красивостей», что, кажется, их можно было пить как родниковую воду – очищаясь с каждым глотком. Его искренность подкупала и пугала одновременно. В ней была даже какая-то наивность. Когда много ненависти, писал он, обычно получается пустота. И разводил руками: «А в нашей стране уже настолько все запуталось, что ненавидеть уже почти некого...» С этим настроением он и уехал, устав от преследований. В эмиграции продолжал «пылить» со свойственной ему прямотой. Например, принялся развенчивать гениев-самозванцев, прибывших в Штаты из СССР, а уж потом поднял руку на святое – Иосифа Бродского, заявив, что не гений и он. Это заявление отвернуло от него многих. Коржавин пережил и это. Не знаю, каким мог бы быть тост на его дне рождения. Может быть, «за верность». Себе и совести поэта. Да и у второй его жены была такая фамилия – Верная… Ее не стало в 2014 году. Одиночества стало еще больше. Право слово, за все это можно было бы и до дна…