18 сентября Павлу Садырину исполнилось бы 75 – воспоминания, интервью, фото

Каждый год 18 сентября на кладбище у могилы Павла Федоровича собираются друзья и близкие. — Я не созваниваюсь с ребятами, они просто приходят, — рассказывает жена Садырина Татьяна Яковлевна. — Меняется состав, но несколько человек всегда рядом. Максим Боков, например, звонит накануне и спрашивает: «Ну что, как всегда?» Я говорю: «Да, Макс, как всегда». И мы как всегда собираемся. Женя Варламов, Володя Кулик, Андрей Новосадов, Олег Корнаухов – они часто бывают. Всегда приезжает Николай Александрович Степанов, который работал с Павлом Фёдоровичем в последние годы. В общем, народу всегда много. Я обычно приезжаю к 11-12, и уже цветы лежат. Сразу понимаю, что кто-то здесь уже был. Люди подходят: кто-то просто заскочил, а кто-то останавливается и задерживается на чуть-чуть. Мы иногда вспоминаем различные истории, смеёмся. Столько лет собираемся по два раза в год, а я каждый раз слышу про Пашу какие-нибудь новые истории. …О болезни долгое время никто не знал. Да и догадаться было невозможно: Павел Фёдорович очень тщательно это скрывал даже от жены. Со временем в футбольных кругах начали ходить слухи, что с главным тренером ЦСКА что-то не так. Основания так полагать были, да и довольно весомые: Садырин резко похудел, постарел и всё чаще стал ходить, опираясь на трость. Но Павел Фёдорович молчал. — Первым, кому он рассказал, был наш друг Николай Александрович Степанов. К слову, он в дальнейшем очень нам помогал, — делится воспоминаниями Татьяна Яковлевна. — Я вообще никому не говорила: ни родственникам, ни его маме. Надеялись, что справимся с этим сами. Он очень мужественно держался, старался даже мне не показывать, насколько ему физически и морально трудно. Врачи категорически запрещали ему работать, говорили, что нужно спокойствие. Но Павел Фёдорович сказал, что сердце у него с ЦСКА, поэтому он будет терпеть и работать, пока есть силы. Так и получилось: болезнь дала о себе знать в ночь перед матчем с «Зенитом». У Садырина поднялась температура, до утра он пролежал под капельницей… На предыгровую установку его еле довели. Говорить он не мог. Но во время матча все равно занял свое место на скамейке. — Павел Фёдорович не представлял свою жизнь без футбола. Он говорил, что погибнет сразу, если будет без работы. Вот и работал до последнего, — рассказывает вдова. Садырин оставил в работе всего себя. По словам Татьяны Яковлевны, дома он часто пересматривал матчи, записанные на кассеты, анализировал и обязательно помечал все свои наблюдения в блокноте. Он действительно не мог без этого жить. Но проблем в работе было немало: Садырина и подставляли часто, и интриги плели, и не раз поступали очень некрасиво. — И в ЦСКА проблемы были, и в сборной. Ох, столько сил у него отнял чемпионат мира — 1994… Паша сказал, что вернётся в ЦСКА независимо от результата на этом турнире, потому что у него есть обязательства перед ребятами. Но не успел он уехать в Америку, как вместо него взяли Тарханова. Павел Фёдорович вернулся, а работы не было… Потом он пошёл в «Зенит». Кстати, недавно я перебирала бумаги и нашла приказ из этого клуба. Там было три пункта. Первый – что контракт с «Зенитом» закончился, второй – что контракт с ним продлевать не будут, и третий — что руководство считает его лучшим тренерорм. Это было 7 ноября 1996 года. И из клуба с ним больше никто не связывался. В такие тяжёлые моменты всё, что оставалось Садырину, — найти занятие, которое могло помочь хоть как-то отвлечься. И он находил. — Павел Фёдорович обожал работать по дому. Он мужчина, про которых говорят, что руки растут оттуда, откуда надо. Всё время что-то мастерил! Однажды были в гостях у Сёминых, и выяснялось, что у них проблемы с проводкой, а Юрий Палыч починить не мог. Просто он… другой, — с улыбкой вспоминает Татьяна Яковлевна. — Павел Фёдорович попросил инструменты и всё починил. В общем, он умел всё. И дом построить и покрасить, и машину починить. Ему это доставляло удовольствие, было своеобразным отвлечением от проблем. Мы с ним в этом схожи. А ещё Садырин очень любил музыку. — Он довольно неплохо разбирался в музыке, — говорит Татьяна Яковлевна. — Рядом всегда же были молодые ребята, они следили за музыкальными новинками. Соответственно и он был в курсе. Куда бы мы ни поехали за рубеж, всегда привозили много записей, кассет. Он же в детстве учился играть на скрипке. До сих пор у меня лежит его расписка с кучей ошибок. Паша писал родителям: «Ни к кому претензий предъявлять не буду, но на скрипке играть больше не буду». Вообще, он говорил, что, если у человека хороший слух, то он будет хорошим футболистом. Очень часто это совпадает. К слову, Садырин дружил с Александром Розенбаумом. — Розенбаум приходил на матчи и даже сидел на скамейке запасных. Но после того как команда несколько раз проиграла, Павел Фёдорович сказал, что больше никаких скамеек. Я помню, как мы ехали к сыну в гости в Питер, и нас увидел директор Александра Яковлевича. В итоге сам Розенбаум пришёл к нам в купе, долго у нас пробыл и даже книгу подарил. Она у меня до сих пор лежит. Но самым близким другом Садырина был Юрий Сёмин. — Они как-то сразу подружились, — рассказывает Татьяна Яковлевна. — Когда готовились к чемпионату мира 1994 года, помощниками Павла Фёдоровича стали Игнатьев и Сёмин, но Юрий Павлович всё равно был ему ближе. Они друг над другом постоянно подшучивали, но не злобно, а тонко и необидно. Они периодически договаривались о товарищеских встречах. Чаще побеждали, конечно, «армейцы». Помню, после какой-то игры Сёмин сказал: «Фёдорыч, не буду я с тобой больше играть. Ты демотивируешь моих ребят. Они знают, что если с вами надо играть, то обязательно будет поражение. Так нечестно!». А Павел Фёдорович ему в ответ: «Сёма, как можно так играть? Постоянно в обороне сидите и хотите выиграть? Да никогда!». …18 сентября все друзья и близкие Павла Фёдоровича придут на его могилу на Кунцевском кладбище. И будут вспоминать, каким был тот самый Садырин, человек, чьё имя ещё долгие годы будет в памяти людей.