Англо-американский проект капитализма и его терминальный прогноз
Тимофей Сергейцев, член Зиновьевского клуба МИА "Россия сегодня" В материале Искандера Валитова "О глубинных проблемах США и начале их конца" дается убедительный анализ мирового кризиса и кризиса США как кризиса капитализма. Продолжу эту линию анализа. Предсказывать день катастрофы — дело неблагодарное. Как тут не вспомнить еще советско-антисоветскую шутку: "Ну что там, уже загнивает капитализм? Нам бы так погнить, надоело процветать!" Трудно найти более емкое выражение идеологии самоубийства КПСС и саморазрушения СССР. Теперь у нас есть практически неограниченные возможности "так погнить", да и четверть века "погнили" уже. Избавиться от слабоумного руководства было необходимо, но само по себе это еще не решает проблемы народного, общенационального слабоумия. С чего мы решили, что капитализм неизбежен? Что он есть высший и окончательный общественный строй, выработанный всей человеческой историей? Фукуяме поверили? Американский философ Фрэнсис Фукуяма Консенсус подобного рода достигается исключительно усилиями фундаментальной пропаганды — такой, например, как пропаганда эпохи Просвещения, имевшая целью разделить науку и веру, поставить человека на место Бога. Что же до веры в капитализм, то, как ни странно, ее обосновал и тотально распространил не кто иной, как гегельянец (диалектик) Карл Маркс, а гегельянец Фукуяма лишь продолжает ту же мысль. Как такое возможно? Ведь Маркс вроде бы выступал "против" капитализма, призывал к борьбе с ним? Да, верно, но ведь и борьба с чем-либо может быть способом укрепления и возвеличивания явления, с которым борются, особенно если финал этой борьбы — поражение. Маркс детально, эмпирически исследовал экономический и социальный порядок Англии середины девятнадцатого столетия. Но выводы сделал об истории человечества в целом. Обличая язвы капитализма, Маркс доказывал, что приход к капитализму объективно неизбежен — и никакие язвы не остановят этого процесса. То, что будет после капитализма, Маркс разместил в весьма неопределенном утопическом будущем, на фоне которого реальность капитализма представляется единственно возможной. Именно в этой логике жило воспитанное марксизмом американское рабочее движение в XX веке. Полагая Россию "азиатчиной", отсталой и неразвитой страной (тут Карл — нормальный западный русофоб), совсем не от России ждал Маркс осуществления своей "пролетарской революции" и прорыва к коммунизму. Но именно Россия преподнесла философу (пусть и после смерти, но очень быстро по историческим меркам) неприятный сюрприз: социализм (реальный коммунизм — по А. Зиновьеву) был достигнут не в промышленной, а в аграрной стране, не на Западе (для которого строился либеральный миф коммунизма), а на Востоке, и не путем "пролетарской революции", а посредством антибуржуазной контрреволюции интеллигентов-большевиков, использовавших пролетарские лозунги и рабочих в лучших традициях пропаганды, то есть с точностью до наоборот. Владимир Ильич Ленин на открытии временного памятника Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу на площади Революции в Москве "Азиатский" ответ Марксу со стороны России был подкреплен еще более "азиатским" социализмом-коммунизмом Китая. Который точно засек желание русских стать все-таки "капиталистами" еще в 60-х (маоистская критика советского оппортунизма и ревизионизма) — и китайцы оказались правы. Китай и сейчас, после американской капиталистической инъекции-инвестиции в экономический "базис" (а не в идеологическую "надстройку", как в СССР), остается социалистическим обществом: власть публично принадлежит политической монополии, а государство — основной институт развития. Мы же, как показала историческая практика, оказались страной Запада. Маркс фиксировал в качестве базового исторического процесса, определяющего смену "формаций" и восхождение капитализма, развитие "производительных сил". Но анализа развития этих сил у него нет. Он целиком сосредоточился на "производственных отношениях", то есть на том, что, как казалось, можно одолеть гегелевским диалектическим анализом, избегающим онтологии и метафизики. Уклоняющимся от ответа на вопрос "что истинно существует?", то есть от, собственно, "базиса". В результате прибавочная стоимость оказалась описана не как проектное требование олигархии (что реально), а как естественное явление. Английской трудовой теории собственности Марксом был придан всеобщий характер, труд оказался контрабандной метафизикой, подменившей собою человеческую деятельность, включающую в себя еще и знание. Ублюдочный "умственный труд" никак этого фактора не заменяет в достаточной степени. Деньги у Маркса — всеобщий эквивалент обмена, отсюда и пресловутая "тайна" стоимости (которая в конечном итоге не может не иметь денежного выражения). Гегелевская всеобщность используется как пылесос, поглощающий любую историческую конкретность, деньги выступают как Абсолютный Дух. Между тем налицо два обстоятельства, которые приходится тщательно игнорировать, чтобы использовать марксову теорию (и ее современные либеральные и неолиберальные проекции). Портрет Карла Маркса Во-первых, сами так называемые "факторы производства" потому и факторы, что несводимы друг к другу, онтологически различны — и никакого эквивалента тут вывести нельзя. Эквивалент возможен там, где возможно преобразование, но если у вас нет одного из факторов, не производимых из других в тот же момент времени, то взамен можно потребовать практически любое количество этих других — и вам придется их отдать. Можно обозначить то же самое иным образом: чем обеспечить деньги? Если мы попытаемся ограничиться только одним фактором, то такие деньги свою функцию управления производственной активностью не выполнят — например, "энергетические" или "земельные". А современный набор технически несводимых друг к другу в один момент времени элементов хозяйственной деятельности включает в себя как минимум: — территорию ("землю" с инфраструктурами), — жизненные основания (все живые организмы), — энергию ("отделилась" от земли с появлением емких энергоносителей), — исходные вещества ("сырье", сюда попадает и золото), — знания, а также организацию деятельности (бывший "труд"). Эти факторы производства можно обменивать (что и делается), но у обмена нет эквивалента. Он не-равновесен, не-устойчив. Именно поэтому мировой экономический процесс имеет принципиально неравновесный характер (Дж. Сорос, "Алхимия финансов"), а США в принципе запретили обеспечение денег. Во-вторых, олигархия прекрасно знает из своей собственной практики работы с денежным оборотом, что универсальность денег заключается вовсе не в эквивалентном обмене товаров посредством денег (такая универсальность в действительности означала бы раз и навсегда установленные цены и отсутствие цены у самих денег, однако только наличие этой цены и наделяет деньги сущностью). Деньги рождаются как инструмент управления хозяйственной деятельностью, будучи универсальной мерой долга. Деньги позволяют образовывать долговой процент, то есть собственно цену денег, являющийся инструментом изъятия продуктов любой предметной деятельности. Именно олигархия (борьба государей с которой известна еще со времен списания долгов Солоном) создала капитализм как свой собственный проект, позволяющий контролировать экономические эффекты науки и саму науку, технику, технологию. Именно знание из всех элементов деятельности обладает конкурентным по отношению к деньгам свойством "самовозрастания", развития. При этом знание само обеспечивает себя предметом, ему соответствуют новые вещи, в то время как деньги, сконцентрированные олигархией, не имеют предмета (обеспечения) без грабежа других стран и геноцида лишнего населения — только так можно обеспечить концентрацию материальных благ, соответствующую концентрации денег. Дело не в частной собственности на землю, фабрики и заводы, "средства производства". Главным средством производства при капитализме является научное знание, а посему дело в системном контроле олигархического сообщества над Рогом Изобилия науки и техники. Этот контроль и есть капитализм — и он не общественно-экономическая формация, а англо-американский проект. Не феодализм "предшествует" капитализму. Ему предшествует история олигархического правления, переносившего свой "штаб" из Флоренции в Венецию, из Венеции — в Голландию, из Голландии — в Англию. Соединенные Штаты были созданы как специальное общество исключительно для полной реализации капиталистического проекта. Как и фиксировал Адам Смит, при этом нужно отойти от естественного пути экономического роста, каковым являлся аграрный путь России (Столыпин для этого просил 20 лет мира — и не получил) и Китая. Ради этого проекта был подавлен аграрный американский Юг. Для производства промышленных товаров "на экспорт", то есть ради экономической агрессии, нужно "первоначальное накопление", создание избыточного ресурса, то есть хорошо освоенный олигархией внутренний и внешний грабеж. Капиталом всегда были деньги — в оппозицию товарной массе. Никакого промышленного капитала как такового быть не может: промышленность, создавая в принципе неограниченное количество дармового общедоступного товара, уничтожает саму возможность извлекать прибыль из его продажи, если искусственно не сдерживать производство — как по объемам, так и по распространению и доступности всем народам. То, что называется промышленным капиталом, есть контроль со стороны капитала-финансов за развитием промышленности, науки, технологии. Капитализм на планете может существовать только в отдельном регионе, окруженный принципиально некапиталистическими "охотничьими угодьями", из которых с помощью импорта откачиваются ресурсы — не сводимые к знаниям факторы производства (и богатства). Угодья, однако, истощаются, их приходится усмирять и воспитывать военными действиями. Социализм-коммунизм состоит вовсе не в возврате пролетариату недовыплаченной прибыли, как поняли Маркса американские профсоюзы (а он это и предлагал). Социализм-коммунизм есть возрождение государства, уничтожаемого олигархией (в чем Маркс полностью на ее стороне) с целью установления демократии — прямого раздела власти без всякого государства, идущего еще от полиса, чему противопоставлялся Платон (диалог "Государство"). Маркс не скрывает ненависти к государству с пропагандисткой изощренностью: это же средство подчинения! Точнее, по Марксу, средство эксплуатации, отъема благ. Вопроса о власти Маркс тщательно избегает — в противном случае придется анализировать и государство как неизбежное общенародное благо, а не только общеолигархическое дело (республику). Маркс создает исходную идеологическую платформу для либеральной атаки на государство. Однако государство — единственный созданный историей институт социализированного, всеобщего блага, и именно этот институт может и должен обеспечить максимальное развитие науки, техники и технологии, всеобщий доступ к их возможностям и производственным ресурсам. Именно такая связь науки и государства и есть реальный социализм в цивилизационном измерении. Англо-саксонский проект капитализма ограничен в пространстве и времени — как и любой проект. Цикл его жизни подходит к концу — прежде всего потому, что капиталистическое ядро выросло несоразмерно своему окружению и столкнулось с ограничением технологий экспортно-импортного грабежа. В том числе и по этой причине (помимо истории войн) места для нас в этом проекте не предусмотрено. Из него начинает вываливаться и вся Западная Европа с Германией во главе. По сути, мы неизбежно возвращаемся к центральной роли государства в экономическом развитии, основанном на науке и технике, — в противном случае нас ожидает судьба Латвии и Украины.