«Мундир английский, погон российский…»
Очередное заседание исторического клуба «Парламентской газеты» было посвящено событию, ставшему прямым следствием Великой Русской революции 1917 года, но при этом до конца неосмысленному и практически забытому. Речь идет об иностранной интервенции. А между тем всего лишь через пять месяцев после октябрьской революции, в марте 1918 года, первые части британского экспедиционного корпуса высадились в Архангельске. Вскоре за ними последовали и другие страны. Два года понадобилось молодой Советской республике, чтобы справиться с этим вторжением, в котором приняло участие 14 государств. Так что же произошло? Почему советская историография очень скупо рассказывает об этом событии? Какие параллели просматриваются сегодня? ЗАБЫТАЯ ВОИНА Для меня, исходя из своего исторического опыта, интервенция — это попытка ударить в очередной раз по нашему государству, говорит заместитель председателя Комитета Госдумы по образованию и науке Борис Чернышов. Причем попытки эти продолжаются. Буквально на днях слушал одну радиостанцию, на которой как раз обсуждалась тема интервенции. Речь шла о попытках англичан захватить нефтяные промыслы Азербайджана в 1918 году. Вопрос был поставлен так: в чем, собственно, проблема? И ответ на него предложен: небольшая группа советников защищала интересы своей страны и боролась за судьбы мира. Британцы, дескать, были настолько напуганы возможностью захвата немцами бакинских нефтяных приисков, что приняли решение войти на российскую территорию, защищая тем самым и интересы русского народа. Звучит красиво, но нелепо, ведь прекрасно же видно, что это был эпизод борьбы с Российским государством, причем такие попытки повторяются и сегодня, теперь уже, правда, не путем военного вторжения, а с использованием средств массовой информации. Попытка обелить интервентов в теле- и радиоэфире, в литературе — это как лакмусовая бумажка, некий индикатор того, что борьба с Россией была, есть и, видимо, будет, для чего использовались и используются любые методы и самая нелепая интерпретация фактов. Но возразить на это сложно. Мы живем в удивительное время. Спустя сто лет после Великой Русской революции отдельные люди договорились до того, что вообще никакой интервенции не было, продолжает журналист, писатель и публицист Армен Гаспарян. В годы советской власти все было предельно понятно: капиталистические страны — бывшие союзники по Антанте и бывшие противники — вместе душили молодую Советскую республику в кольце врагов. Во времена перестройки началось яростное переосмысление всего и вся. Что такое интервенция в нашем нынешнем понимании? Это вооруженная помощь Франции и Великобритании Белому движению в годы Гражданской войны, прежде всего на Юге России. Да, действительно оружием помогали, причем до последнего момента. Последняя поставка пришла в Крым в ноябре 1920 года. Помогали и войсками, но при этом воевать категорически не хотели. Так было на Юге России. Сложнее складывалась ситуация на Севере и на Востоке страны. На Севере Белое движение оказалось самым рахитичным. Понимая это, всеми делами там, включая и боевые действия, занимался экспедиционный корпус союзников. На Востоке страны, в Сибири, все уперлось в нежелание Колчака вести переговоры. Он сразу занял позицию: «Помощь примем, но Родиной не торгуем». Но кто сегодня знает все перипетии и нюансы интервенции? В тридцатые годы прошлого столетия победители написали свою историю Гражданской войны и интервенции. В перестроечные времена на граждан свалился огромный пласт эмигрантской литературы о том историческом периоде и все оказалось свалено в абсолютную кучу. Подлинную историю интервенции еще только предстоит написать. «СОЮЗНИКИ — СВОЛОЧИ!» Интервенция очень неоднозначный процесс, убежден старший научный сотрудник Центра гуманитарных исследований РИСИ Денис Мальцев. Если посмотреть на сухие цифры, то к февралю 1918 года на территории России находились иностранные войска общей численностью более 200 тысяч человек. Из них 45 тысяч англичане, по 14 тысяч французов и американцев, 80 тысяч японцев, 42 тысячи чехословаков, по три тысячи итальянцев и греков, сербов — две с половиной тысячи, в Архангельске бельгийцы и те отметились. Много это или мало? В любом случае это регулярная армия, а у того же Деникина боеспособного войска было сопоставимое количество. Даже если иностранные оккупанты только охраняли тылы, то освобождалось сопоставимое число белогвардейцев, которых можно было отправить на фронт. А сказать, что интервенты всегда отсиживались в тылу, — неправда. На Севере три четверти действующей армии составляли именно они. Таким образом, нельзя не признать военную роль интервенции в Гражданской войне. Причем решение о ее проведении трудно назвать спонтанным. Оно было продуманным и принципиальным. Сразу после Октябрьской революции, 23 декабря 1917 года, появился совместный англо-французский меморандум о разделе сфер влияния на Юге России. Молдавия, Крым и Украина отходили Франции, а земли казачьих войск и Кавказа — Великобритании. Бывшую великую державу делили на сферы влияния, как делили в те годы страны третьего мира. Прикрывалось это все нелегитимностью большевиков, что соответствовало международному праву, и якобы желанием помочь бывшему союзнику. Но начатая под лозунгами помощи, интервенция закономерно превратилась в разграбление России. То же самое царское золото много кому досталось, но большей частью было вывезено чехословаками. Знаменитый «Легион банк» был создан как раз на эти деньги. Из Архангельска и Мурманска было вывезено огромное количество леса, пеньки, пушнины, что сопоставимо, видимо, с золотым эшелоном. Из всех портов, занятых бывшими союзниками, уводился Российский флот. А то, что нельзя было вывезти, интервенты пытались уничтожить. Словом, интервенция — это многосторонний процесс, который затрагивает и военную, и экономическую составляющую. В российских архивах хранится огромный массив документов, на основе которого советская делегация на Генуэзской конференции предъявила счет от ущерба, нанесенного России в результате интервенции. А в подоплеке всего этого лежала борьба великих держав за влияние в мире. Ни для кого не секрет, что весь XIX век велось противостояние между Англией и Россией, названное «Большой игрой». Интервенция во многом была продолжением той самой «Большой игры», с тем чтобы навсегда вывести соперника из большой политики. Отсюда и попытки протекторатом присоединить к себе Мурманск, создать Беломоро-Онежскую республику, поддержать независимость Украины. Конечно, и лидеры Белого движения, и его рядовые участники справедливо надеялись на помощь союзников. Помощь была и поставки были обширны. Но удивительно читать переписку союзников и белых. Белые спрашивают: почему такие поставки — не в сроки и не то, что заказывали? Им отвечают: да вы хоть то, что поставили, используйте. В этой связи можно считать, что вклад интервентов в победу красных весьма значителен, прежде всего, в морально-психологическом аспекте. Еще весной 1918 года в сознании населения красные оказывались людьми, подписавшими позорный Брестский мир, а белые — это люди, поднимающие лозунги о единой и неделимой России. Год спустя оказалось, что красные сражаются с интервентами, а белые привели оккупантов на Русскую землю. Частушки вроде «Мундир английский, погон российский, солдат японский, правитель омский» не на пустом месте появлялись. А помощь извне ни в коей мере не заменяет поддержку в народе. Еще у Булгакова в романе «Белая гвардия» есть такая реплика: «Союзники — сволочи!». Так это как раз о помощи Белому движению, напоминает Армен Гаспарян. Многие сегодня полагают, что была даже финансовая помощь. Однако первый транш Добровольческой армии Корнилова был переведен в первых числах февраля 1918 года — 100 тысяч рублей. По ценам того времени — копейки. Деньги перечислил представитель Франции в Киеве, последнее, что у него было, так как остальные средства ушли на поддержание украинских самостийщиков. Белым много чего обещали, но проблемы возникали постоянно. Им поставлялись снаряды, которые нельзя было использовать, винтовки, к которым не подходили присланные в комплекте патроны… За все это приходилось платить золотом, по тройной цене. Самое поразительное, что разворовывание не закончилось к 1922 году, после того как выгнали японцев с Дальнего Востока, и продолжалось до 1923 года, пока не удалось остановить набеги на территорию СССР отрядов Булак-Балаховича. Все, что делали интервенты, было выгодно только интервентам. Они правильно просчитали ситуацию и, как истинные европейцы, делали все только для себя. Так же как это сегодня происходит в разных частях света, уверен Борис Чернышов. УЧИТЬ УРОКИ ИСТОРИИ Надо называть вещи своими именами: интервенция — это всегда ограбление, считает модератор дискуссии, генеральный директор Центра политической информации Алексей Мухин. Когда разваливался Советский Союз, на нашей территории происходило то же самое. Только иностранных войск не было в России, но их вполне заменяло огромное количество зарубежных консультантов и советников. Это исторический факт и он ярко демонстрирует модель взаимоотношений, которая применялась Западом тогда и применяется сейчас, причем не только в России, но и в других странах, в той же разоренной Югославии, Ливии, Ираке… От этой модели Запад отказываться не хочет, используя проверенные методы интервенции. Все осталось, как и прежде, согласен Армен Гаспарян. Советский агитпроп, сложив историю про Гражданскую войну и интервенцию, умудрился в принципе не объяснить, что это такое. И сегодня мы не продвинулись вперед в понимании процессов того времени. Но если бы россияне знали, что происходило на руинах Российской империи в 1918-1921 годах, то мы бы избавились от очень многих проблем, начиная от неправильно расставленных акцентов в случае с Украиной и заканчивая тем, что Советский Союз просто не распался бы, потому что в своем развале он во многом повторил методологию, применявшуюся сто лет назад. Выходит, что чем больше пробелов в историографии, тем буйнее фантазия современных политиков и с этим надо что-то делать, подвел итоги дискуссии Алексей Мухин. Часто историография пишется для того, чтобы скрыть определенные факты, либо изменить для потомков осмысление происходивших событий, которые их участники зачастую считают для себя неприглядными. Советская историография скрывала то, что нельзя было скрывать, а чем закончилась история Страны Советов — известно. Поэтому вывод здесь однозначен: пробелы в историографии надо срочно заполнять и учить уроки истории — это повышает уровень безопасности нашего государства. Фото Юрия Паршинцева 1918 год. Немецкий патруль проверяет документы у водителя автомобиля Фото РИА «НОВОСТИ»
