Гуси ЕЁ мечты

«»«»Дмитрий Клименко приехал в Москву из-под Краснодара, закончил один из самых сложных технических факультетов в России — ЦАГИ ФИЗТЕХ, но работать пошел промышленным альпинистом. Хорошо зарабатывал, много путешествовал, влюбился и был абсолютно счастлив. Вместе с женой они решили уехать из Москвы. Купили землю, построили ферму, стали выращивать гусей. Жили так, как мечтали, пока от рук бандитов не погибла жена Димы, а дом не сгорел дотла. Все ожидали, что фермер бросит пепелище, попробует начать в другом месте, но он остался, чтобы продолжать воплощать «её» мечту. Сложно сказать, что Дмитрий чувствует сегодня, но он как-то справляется, живет один на ближайшие 15 километров, возводит хозяйственные постройки, выращивает абсолютно экологических гусей, а постоянно рождающиеся в голове идеи реализует наполовину в бизнесе, наполовину в общественной деятельности. Нет, бывает хуже, тайга там, Якутия, острова в Ледовитом океане, но чтобы в Тверской области.... Оказалось, что от поселка Оленино надо 30 км проехать по разбитой лесовозами грунтовке. И мне, конечно, подфортило, двое суток лил дождь. Но отступать было поздно — пока полтора часа маневрировал между ямами и осклизлыми колеями, в голове крутился вопрос: «Как москвичей угораздило сюда забраться!». — Зато экология какая, ни одного предприятия на 35 км от Рижского шоссе! — смеялся Дмитрий, явно довольный человеческим обществом. — Двадцать километров от устья Днепра, вода в реках родниковая. Да и местных жителей в соседних деревнях по пальцам пересчитать. А с дорогой тебе просто не повезло. Зимой ее грейдер чистит, и она становится таким ровным снежником. Летом тоже грейдер ровняет. Даже автобус ходит один раз в неделю — по пятницам. В распутицу только тяжело. Глушь называется деревня Покров Оленинского района. Хотя какая деревня, если в ней один человек? Кроме экологичности, тут есть второе достоинство. В 2010 году Дима с женой, Леной Абраменковой, выкупили у местных предпринимателей пять паев земли по 15 гектар каждый, по 70 тысяч рублей за пай. С оформлением 75 гектар обошлись в полмиллиона. — Вот это поле мое, — обводит хозяин рукой не до конца оттаявшие нивы. — И вот это мое, и то. На полях я выращиваю овес и кошу траву для гусей. Ферма тоже стоит на моей земле. И вот тот луг за фермой мой, на котором овцы. И овцы мои. За два года после пожара Дмитрию пришлось отстроиться заново. Понятно, что возводился функционал и было не до эстетики. Брус и доска, из которых построены жилой дом, гусятник, инкубатор, ощипочная и еще пара ангаров до сих пор не проолифлены. Двор фермы не мощен, и развезен от воды так, что ходить можно только в резиновых сапогах. Трактора и навесное оборудование к ним стоят под открытым небом, а у разбитого 14-о Жигуля вообще нет возможности въехать в ворота, и он ночует на дороге. Но все это нисколько не умаляет энтузиазма Дмитрия, с которым он рассказывает о хозяйстве, одновременно прокладывая по участку доски, чтобы я, не запасшийся резиновыми сапогами, смог пройти. — Гусей у меня мало сейчас, потому что последние штук 400 я продал по предоплате на новый год и Рождество. Но к лету будет тысяча, а в перспективе полторы. Гусь же птица сезонная. Несутся гусыни только весной, дают примерно 40 яиц в год, а покупают гусей в основном к новогоднему столу. Поэтому и ферма гусиная строится по сезонному принципу. Сначала инкубатор, потом подращивание молодняка, выпас гусиного стада, и к концу года в ощип. В отдельном домике у Димы стоят четыре инкубационных шкафа (Рэмил 3000), на 1200 гусиных яиц каждый. Он купил их по дешевке у разорившегося колхоза, починил и усовершенствовал с помощью следящей электроники. Теперь шкафы держат строго заданную температуру, а также постоянно наклоняют полки с яйцами вправо-влево, чтобы зародыши не прилипли к скорлупе. При норме вылупляемости в 60 процентов, в покровском инкубаторе из каждых 10 яиц вылупляются 7 гусят. Гусиное яйцо стоит от 80 до 100 рублей, а четырехдневный гусенок от 300 до 400. Поэтому Дмитрий собирается в этом году загружать инкубатор три раза, не полностью, а в зависимости от спроса. Чтобы в итоге тысячу гусят оставить себе на вырост и еще две тысячи продать малышами. Первая партия яиц ляжет в инкубатор 22 апреля. Ни грязная одежда, ни последние два года жизни в глуши с гусями и лошадью Хурмой, не лишили его характерной внешности ученого технаря. Черноволосый, с широким лбом и узким подбородком, носом горбинкой, насмешкой в глазах, худощавый, но хорошо сложенный, ни дать ни взять один из моих одноклассников по физико-математической школе. И образование соответствующее — МФТИ Центральный Аэрогидродинамический институт. Мог бы рассчитывать крылья самолетов или уехать в ЕС продувать какие-нибудь «Порше» в специальных трубах. Что пошло не так? — Наоборот, все пошло как надо, — снова смеется Дима. — Я еще курсе на четвертом для себя решил, что в авиацию не пойду. За время обучения увидел профессию в будничном свете и понял, что не хочу этим заниматься. Заграницу же вообще никогда не рассматривал. Еще во время учебы я начал подрабатывать промышленным альпинистом, как ИЧП. Работа давала очень хороший доход, и я много путешествовал. Путешествовал он по территории бывшего СССР, лазил в горы, забирался в самые дикие уголки страны, очень любил дикую природу и отсутствие людей. В путешествии познакомился с будущей женой, с которой через 4 года, через год после получения дипломов, они вместе решили уехать из Москвы. — У нас на курсе было 70 ребят и 13 девушек, — забавно излагает Дима принцип подхода физика к институту брака. — Поэтому шансы найти любимую в ЦАГИ стремились к нулю. Да мне там никто и не нравился. Приходилось смотреть в сторону других институтов. Во время велосипедного похода по Таманскому полуострову наш физик познакомился с Леной Абраменковой, студенткой третьего курса биологического факультета МГУ. Она тоже любила природу, экстремальный туризм и альпинизм. Они вместе ездили в Калмыкию и в Казахстан, покататься на велосипедах по пустыне, ездили в Приэльбрусье, полазить по лесенками замерзшим водопадам, несколько раз поднимались на Эльбрус. За год, особенно после вузов, у них получалось по 6 походов: морских, пеших и велосипедных. Кроме прочего, Лена тоже не любила современную Москву и не хотела продолжать жить в столице. Они нашли друг друга. — Ленина мама была родом отсюда, из деревни Покров, — открывает настоящую причину локализации своей фермы Дмитрий. — У них здесь остался крепкий деревенский дом — мы в него иногда приезжали на выходные. А когда появилась возможность купить землю, первый пай размером в 15 гектар, мы подумали, что все равно не хотим жить в Москве, а если куда-то уезжать, то почему не на свою землю, не в родовое, как сейчас говорят, гнездо? — Перед восхождением на Эльбрус мы шесть дней жили в лагере, в палатке на высоте четырех с лишним километров, — с математической логикой обосновывает комфортность жизни на хуторе Дмитрий. — Там были только спальники и пенки, а на улице минус 30. Но мы повторяли восхождение несколько раз. А здесь дом, печка, дрова и мягкая кровать. Нет, нам очень нравилось жить на ферме. Очень нравилось создавать хозяйство и выращивать гусей. Снова по доскам переходим из инкубатора в главный гусятник, пока пустой. Он похож на прямоугольный хлев уменьшенный в пять раз. Потолок высотой метр семьдесят, и загончики для птицы метр десять на метр десять, с красными лампами и опилками на полу. За температурой следит электроника. — Гусята имеют привычку сбиваться в кучу, — рассказывает Дима. — И если их много, давят друг друга насмерть. Я опытным путем установил, что в каждом загоне должно быть 25 птенцов, тогда никто не пострадает. Здесь они будут жить до полутора месяцев. В полтора оперятся, и после этого смогут гулять по улице. Им уже будут не страшны дождь или похолодание. Вот лисы страшны, из-за этого я 2,5 гектара вокруг фермы сеткой огородил. Гуси, как выясняется, на самом деле любят гулять по лугу и щипать траву. Вот только чтобы набрать к новому году четыре с половиной килограмма, им нужен овес. Чтобы убирать овес, Дмитрий купил комбайн 89 года выпуска, не рабочий, за 55 тысяч рублей. Еще в 30 тысяч обошлись запчасти. Сварочный аппарат и инструменты были с самого начала. Две недели с комбайном тет-а-тет, и тот начал помогать разрешать ситуацию с овсом и покосом травы. Точно так же, в неликвидном состоянии фермер покупал сеялки, бороны и уборочные прицепы, чтобы восстановить и эксплуатировать. На ферме почти все до пожара, и почти все после пожара, сделано его руками. За исключением нового трактора, колодца 15 метровой глубины и сруба нового жилого дома, который складывала бригада профессионалов. Но дом до сих пор не достроен. — Я все планирую доделать дом, — говорит, и одновременно дает мне рассмотреть гусей вблизи Дима. — Но все не получается. Как только появляются деньги, передо мной встает дилемма: потратить их на дом, или реинвестировать в ферму. Я все реинвестирую. Сейчас хочу устроить автоматические поилки с централизованной подачей воды и купить большой коптильный шкаф. На ярмарках продавцы дают попробовать свою продукцию покупателям, а я не могу. Будут у меня копченые гуси, и я смогу давать их пробовать. — И все-таки, сколько зарабатывает фермер? — Не знаю, может тысяч 20 беру на себя. У меня же мясо свое — гуси и бараны, которые пьют родниковую воду и не едят никакого комбикорма. Одежда мне здесь цивильная не нужна. Автомобиль за 50 тысяч рублей купил, уже два года езжу. Алкоголя не пью вообще. Разве ретранслятор мобильной связи приобрел за 25 тысяч, но без связи мне по разным причинам невозможно. Он, конечно, предпочел бы радоваться новым гусятам и новому коптильному шкафу вместе с Леной Абраменковой. В определенном, переносном смысле, это так и будет. Здесь повсюду на стенах фотографии, которые сделала она. А половина первого этажа жилого дома, то есть треть всей его площади, опечатана. Видимо, там ее вещи. Но на самом деле Лены на ферме нет. — Тринадцатого мая 2015 года со мной связался старый заказчик по высотным работам, — выражение лица Димы в эту часть рассказа повторил бы разве Марлон Брандо. — Попросил кое что сделать. Сумма была приличная — 30 тысяч за два дня работы. Поздно вечером я уехал в Москву. В 8 часов утра 14 мая мне позвонили из соседней деревни, сказали, что сгорел дом, и какая-то девушка попала в больницу. Я тут же поехал в Оленино, в больницу, но когда приехал, Лена уже 2 часа была мертва. Заключение эксперта о причине смерти: падение не установленное. А во второй половине дня, в остатках сгоревшего дома полицейские нашли фрагменты тела Лениной мамы, Надежды Ивановны. Все по разному справляются с горем: кто-то пьет, плачет, кричит, разбивает об стену кулаки или уезжает воевать в горячую точку. Дмитрий Клименко решил во что бы то ни стало найти убийц жены и добиться наказания для них. Тем более, что его совершенно не устраивало, ни бездействие местной полиции, ни заключение о несчастном случае. Слишком многое указывало на преступление. У Лены было порезанное лицо, множество ссадин на теле, перелом основания черепа, обожженные ступни ног, но дыхательные пути обожжены не были. Дом сгорел почти дотла, а оконные рамы остались целыми. На ручке двери бани была кровь. Во дворе валялся чужой налобный фонарик. Беда пришла именно в ту ночь, когда женщины остались одни. А из дома (Дима несколько дней просеивал пепел, пытаясь обнаружить металлизированные остатки) пропали 150 тысяч рублей. Неделю Дмитрий обивал пороги Оленинского отделения полиции. «Мы считаем, что это несчастный случай, потому что не видим никаких улик», — неизменно отвечал начальник отделения. «Хотя бы проверьте биллинг, сделайте пеленгацию мобильных телефонов, определите, кто был той ночью около нашей фермы? — просил Дмитрий. — Там же в 30 километрах 5 человек живет». «Вы, наверное, американских детективов насмотрелись, — говорили на это полицейские. — Нам на такую процедуру несколько месяцев разрешение оформлять придется». Помощь пришла с неожиданной стороны. Друг Димы — Олег Сирота, тоже фермер, написал письмо тверскому депутату, руководителю фракции «Единая Россия» Владимиру Васильеву. Васильев неожиданно взял ситуацию под личный контроль. Через неделю материалы дела были переданы Следственному комитету. И биллинг сделали, и генетическую экспертизу следов крови (правда, на последнюю ушло 7 месяцев). Дмитрий параллельно вел свое расследование и добавлял материалы к официальным. Осушили пруд возле Оленино, и нашли на дне окровавленную одежду жертв со следами убийц. Через месяц выдали постановление на арест двух цыган из Оленино. Еще через месяц их арестовали. Оказалось, бандиты грабили окрестных деревенских женщин с примерным постоянством. А наводила их на грабежи 14 летняя девочка-подросток. В результате суда преступники получили 17 и 20 лет, а их несовершеннолетняя наводчица 3 года условно. — Но что именно произошло в ту ночь, так до конца и не понятно, — ходит вперед-назад вдоль своей кухни Дмитрий. — Следствие допрашивало фигурантов четыре раза, и четыре раза они рассказывали совершенно разные истории, валили вину друг на друга и придумывали небылицы. Зачем было убивать? Почему нельзя было просто ограбить? Что-то пошло не так, или они убили намеренно? В любом случае, я считаю, что дали им мало. — Ты не хотел уехать, когда бандитов посадили? — Многие считали, что я уеду, — снова смеется Дмитрий. — Звонили, спрашивали, не продаю ли я трактор и комбайн, лошадь, гусей и уток. Я не видел и не вижу в отъезде смысла. Я не продаю, не уехал и не уеду. Мы вместе с Леной решили уехать из Москвы, вместе строили ферму, вместе на ней жили. Мы все делали вместе. Хотели выращивать исключительной экологической чистоты птицу, без всяких Е, и выращивали ее. А теперь я один делаю наше общее дело. Получается, что я исполняю её мечты. На самом деле, птицеводство и строительство не в состоянии исчерпать появляющиеся в голове Дмитрия идеи. Год назад он придумал объединить пять фермерских монохозяйств в кооператив. Чтобы, например, арендуя место на ярмарке в Москве или Твери, торговать не только гусями, или только перепелками, но приезжать с достойным ассортиментом. В конце прошлого лета Дима поднял вопрос об отсутствии какого-либо юридического сопровождения фермеров в России, и постоянных злоупотреблениях чиновников на этом фоне. Его поддержал Владимир Васильев. А еще он провел забег инвалидов-колясочников в Твери в поддержку наших спортсменов не допущенных к Олимпиаде в Рио. Пытается выбить разрешение для фермеров торговать съестным на фестивале «Нашествие». В общем кипит. — Я же говорил, что собираюсь купить коптильню? — заводит меня хозяин в небольшой домик с железным шкафом посередине. — На самом деле это будет новая ступень гусиной фермы. Копченые гуси нужны не только для тестов на ярмарках. Много людей звонят мне (8 915 420 67 77), или пишут на фейсбук (https://www.facebook.com/dmitriy.klimenko.94?fref=ts ) , что с радостью приобрели бы гуся, но не знают как его готовить. Вот если бы гусь был уже готовым?! Приняв пожелания потенциальных клиентов близко к сердцу, Дима посвятил время с января по апрель, когда на гусиной ферме сезонное затишье, постижению науки копчения. Приобрел небольшой коптильный шкаф, размером с половину холодильника (тот самый железный шкаф посередине домика) , и отрабатывал технологию на перепелах и колбасах. Мариновал в различных маринадах, коптил при разных температурах, и теперь у него есть идеальный рецепт. Мне досталась копченая перепелка из последнего эксперимента — очень вкусно. Осталось купить большую коптильню и вырастить новый урожай гусей. — Я уже веду переговоры с производителями коптилен, — продолжает Дима. — Представляешь, они предлагают в комплекте парогенератор. Оказывается, многие сначала подваривают продукцию парогенератором, а потом еще немного коптят, и на продажу. Чтобы терять поменьше веса за счет вытекающего жира. Нет, я конечно не буду покупать парогенератор. Я же говорил, это была наша идея — абсолютно экологичное мясо. Кстати, депутат Владимир Васильев продолжает поддерживать Диму. И общественные начинания бывшего физика, и гусиную ферму в деревне Покров. Время от времени приезжает навестить, и как бы сообщить окружающим, что хозяйство под патронажем. По его протекции местные Электросети поставили Диме трансформатор на 100 киловатт за 550 рублей, по льготной программе, хотя до этого настаивали на двух миллионах ста тысячах за 40-киловаттный трансформатор. В итоге — их с Леной совместные мечты потихоньку сбываются заново: ферма отстраивается, гуси растут,и никаких Е. Осталось поставить пару кунгов в качестве мини гостиницы и принимать экотуристов. Ну, тех, кто согласиться преодолеть 30 километров грунтовки. Надо же похвастаться гусиным стадом, которое летом покрывает луг словно снегом. Да и просто чаще разговаривать с людьми.