Кто отмечал «бегство Дыбенко и цистерны спирта от фрицев», кто «начало войны горстки агрессивных ретроградов против пролетариата и крестьянства». Я вообще все подряд отмечал кружей чая. Объективно, праздник, конечно, советский. Именно чаяниями советской власти он попал в календари и стал Традицией. Сложно сказать, что там творилось под Псковом-Плескау в эти дни. То ли «красноармейцы удерживали позиции до последнего, остановили врага хоть на пару дней», то ли «трусливо и позорно бежали». По красному календарю можно было и внятнее и славнее дату выбрать, таких дат хватало у победителей. Но я могу утешить и побежденных в Гражданской войне: Первый Кубанский — «Ледяной поход» однозначно останется в истории. Судите сами. Армия, если ее так можно было назвать в начале 18-го года, вышла из Ростова 22 февраля в никуда. Четыре тысячи человек, огромный обоз, который постоянно пополнялся ранеными. Тыла у этой армии не было. Погоды стояли в степи жестяные, с метелями. Старались двигаться от станицы к станице, но нигде не задерживались. Население относилось или сдержанно или враждебно. Штатные пропагандисты армии несли на митингах какую-то ересь про Учредительное собрание. Станишники кривились и выжидали чего-то, иногородние ждали обещанную большевиками землю. Потом встречные станицы стали занимать с боем и было всем понятно, что ни один такой бой проиграть просто нельзя. Конец. По ходу движения, прямой наводкой расстреляли паровоз красноармейского поезда, добыли боеприпасы, еду и фураж. Пошли дальше, до Всемирного дня трудящихся шли… Что-то было такое в этих людях, такое, что их нигде не смогли разбить или остановить, пока они сами не уперлись в Екатеринодар. И взяли бы его, но там, в городе, оказались такие же упертые русские люди, схожим числом. Мне даже кажется, что не влетал никакой красноармейский снаряд в окошко фермы экономического товарищества. Не убивал снаряд командующего Белой армией. Генерал Корнилов застрелился и не проиграл этот бой. А может, Бог не дал ему проиграть, забрал вовремя. Только на том свете узнаю как оно там было на самом деле. Хотя, попытки узнать, покататься на самодельной «машине времени» были. В середине 90-х годов, я участвовал в мистерии под названием «Ледяной поход». Вечером 1-го марта, примерно полсотни молодых людей сошли с платформы Красницы, построились в колонну по два, и стремительно углубились в сосновый лес по визирной просеке. Странный поступок, если учесть, что дело было это в пятницу, когда нормальные вьюноши должен отжигать с телочками в клупцах или в парадняках. Снега на этой визирной просеке было по пояс. Все участвующие в экспириенсе были одеты в форму «цветных» полков Добровольческой армии, что в историческом контексте было несколько преждевременно. Никаких спальников-палаток, ковриков-пенок, и «любых вещей выпадающих из эпохи» — как изящно выразились организаторы. Даже часы попросили снять. За плееры расстреливали, прислонив к штакетнику или к дереву. У всех за плечами болтались тощие «туркестанские» вещмешки. У меня в мешке была добрая жменя сухарей, две банки тушенки и фляга с какой-то водкой, первой попавшейся отравой. Она, кстати, не пилась абсолютно. Были носки, перчатки, плащ-палатка и рушничок вафельный. Первые двадцать бойцов полегли к утру. Их не поднимали, забирали винтовку и все. Я, как журналист, вышел в Ледяной поход руки в карманах, а пришел с двумя трехлинейками. Одна была театральная, но зато вторая стреляла холостыми и магазин был полный. Это придавало мне сил. Барахтались мы в снегу не просто так, а еще разворачивались цепями и «брали штурмом» какие-то несчастные деревни. Разведка на лыжиках убегала вперед, залегала у околицы и в неявном свете луны лупила пачками по призрачным и жиденьким наступающим цепям. В цепях, иногда, для куража, били плутонгами. В ночных деревнях, не побоюсь этого слова, просто о@#$%и от происходящего. Это я понял только сейчас, по прошествии двадцати лет. Впрочем, мы нигде не задерживались надолго, поэтому об истинных впечатлениях местных жителей можем только смутно догадываться. По дорогам общего пользования мы двигались редко, чаще по просекам со снежной целиной и каким-то зимникам. Спали в снежных ямах с костерками и быстро приняли зачумленный вид. За субботу мы потеряли еще девять человек, они слегли на каких-то обочинах. Причем, один боец серьезно поморозился во время ночевки, и объявился только в понедельник, когда уже начали собирать спасательную экспедицию… В воскресенье, после сорока километрового, бодрящего утреннего перехода по шоссе, мы резко свернули на снегоходный след, который уже оттаял, и через десяток километров, ровно в полдень, выломились к станции Нурма. Половина — уже с ревматизмом в коленных чашечках. Не надо было с шоссе в снег сворачивать без привала, но кто же знал… С пятницы по воскресенье мы прошли 128 километров. Ботинки мои из черных стали бело-грязными, пола шинели чуть пригорела по краю, сил во мне было, как в мороженном палтусе. Но, некое чувство, ожидание какого-то открытия, уже свернулось внутри теплым, уютным котенком. Дома я напузырил горчую ванну, и сполз в нее, зажав в руке тоненькую книжечку: Роман Гуль «Ледяной поход». Вот тут-то меня и прорубило полностью, со второй главки. Все ожило в тексте и задвигалось. Эзотерики называют это «передачей», верующие — откровением. Я думал, например, — зачем Роман Гуль, участник «Ледяного похода», написал эту книгу? Излить ненависть к «красным»? Вряд ли, ее там не так много. Предупредить хотел потомков этим жизнеописанием. И получилось, оно потрясло бывшего октябренка и пионера. Первое: нет смысла уже как-то делить участников тех далеких событий, кости их давно уже перемешались в степных братских могилах. Уже над этими могилами прошла не менее страшная война, окончательно заровняв все следы. И главное, что Гуль хотел донести — радость от победы в Гражданской войне равна горечи поражения. Равны муки, равны и подвиги. Ноль умножается на ноль, делится на страдания и все равно в финале выходит ничто. Нет больше ни Советской власти, ни монархии, ни Учредилки, и не будет уже никогда. Не о чем спорить. Праздник остался, и он наш, на веки. Приятель прислал эту фотографию. что выше, из того самого «Ледяного похода». Я, на фото, делаю рукой, как «Иоанн Богослов в молчании». Ангел открыл мне все тайны Апокалипсиса, весь сценарий, но про некоторые, совершенно жуткие мероприятия, строго-настрого запретил рассказывать людям. И ошеломленный Иоанн пытается все это постичь.
