Каким был День Победы в 1945 году: воспоминания футболиста и тренера Бориса Игнатьева — война, немцы, послевоенная Москва

Бывший тренер сборных СССР и России вспоминает зажигательные бомбы, самую вкусную сгущёнку в жизни и послевоенный футбол.

Каким был День Победы в 1945 году: воспоминания футболиста и тренера Бориса Игнатьева — война, немцы, послевоенная Москва
© Чемпионат.com

Не много среди нас осталось людей спорта, заставших самую страшную войну в истории человечества. Оттого их воспоминания — не приукрашенные, реальные, живые — с каждым годом всё ценнее и полезнее для подрастающих поколений. Борису Петровичу Игнатьеву было всего полгода, когда началась Великая Отечественная, и четыре с половиной — когда закончилась. Но картинки из детства, военного и послевоенного, у него и сегодня живы в памяти.

Борис Петрович Игнатьев Родился 5 декабря 1940 года в Москве. Воспитанник московского «Спартака». Играл полузащитником за команды Ижевска, Горького, Махачкалы, Уфы. Заслуженный тренер РСФСР. Чемпион Европы 1988 года (U18). Возглавлял молодёжную и первую сборные России. Ассистировал Юрию Сёмину в сборной России, киевском «Динамо» и «Локомотиве».

— Вас сразу с началом войны увезли из Москвы? — Мой отец работал на авиационном заводе и не подлежал призыву в воинские части. Он необходим был родине в другом месте. После эвакуации предприятия в Горький (сейчас Нижний Новгород) мы тоже отправились туда. Ближе к концу войны мы с мамой вернулись в Москву, а папа присоединился к нам чуть позже.

— Как вам жилось в Горьком? — Мы находились вдали от боевых действий. Смутно помню улицу и комнатушку в коммунальной квартире, много людей вокруг. Но при этом в памяти не отпечаталось каких-то негативных моментов. Соседи доброжелательно приняли нас, москвичей. Было какое-то ощущение дружбы, товарищества. Конечно, с продуктами приходилось тяжело. До сих пор с удовольствием вспоминаю вкус подсоленной варёной картошки, обмакнутой в подсолнечное масло. Другой еды особо и не было. Когда вернулись в Москву, часто с братом ходили играть в хоккей на пустырёк поблизости. Отец нам сделал клюшки, коньки привязывали к валенкам. Рядом пленные немцы строили бульвар на Неглинной улице. И однажды немецкий солдат подарил нам банку сгущённого молока. Мне кажется, по сей день помню его вкус! В те годы мы были счастливы всему, что есть на столе. Хлеб, масло есть — уже хорошо. Нам этого было достаточно. А главным атрибутом любого послевоенного застолья считались картошка, селёдка, щи. Сегодняшнего изобилия и близко не было.

— В столь раннем детстве было ощущение, что идёт война? — Конечно. Даже маленькие дети оказывали посильную помощь Красной армии. Люди из домоуправления собирали нас, малышню, тушить зажигательные бомбы. Они не взрывались, но вызывали пожары, попадая в здания, склады. Я даже не помню, как эти снаряды выглядели — только сам процесс. Мы маленькие идём за дядей с повязкой, и он распоряжается: ты иди в этот двор, ты — в тот. Специальные люди сбрасывали бомбы с крыш домов, а мы на земле засыпали их песком.

— Страха не было? — Скорее было какое-то ощущение игры в войнушку, но в то же время и большого дела.

— Какие воспоминания о мае 1945 года? — Я в это время был в Москве и жил на Неглинной, совсем недалеко от центра. В детском мозгу отпечаталось ощущение всеобщего ликования. Праздничная Москва: цветы, подарки… Люди на улицах обнимались. Было много людей в военной форме. Женщины целовали солдат, офицеров. А меня, ребёнка, незнакомые люди угощали на улице шоколадками. Помню 1947 год — 800-летие Москвы. Тоже грандиозное событие, праздник. А мы, детвора, носились по всему городу, вплоть до Красной площади, играли в прятки, казаков-разбойников. Мы вообще росли очень активными детьми. Случались и драки улица на улицу, не без этого, и футбольные баталии.

— Какой была Москва послевоенная? — Я бы не сказал, что она была разрушенной или даже полуразрушенной. У нас на Неглинной ничего такого не было. Наверное, за центральную часть города несли повышенную ответственность. Но Москва в целом, как мне кажется, сохранилась в достойном виде, потому что её хорошо, качественно охраняли. Защита столицы считалась очень престижным делом, и к ней много людей привлекали.

Алексей Александрович Парамонов мне рассказывал, как они вдевятером в 26-метровой квартирке в 1950-х ютились. А у вас как было? — В нашей коммуналке было пять комнат и человек 20 жильцов. Тесновато было. Одна кухонька на всех. Иногда вспыхивали баталии за место для готовки пищи. Но всё равно людей объединяло понимание, что время сложное и нужно быть поближе друг к другу.

— У вас на фронте дядя был? — Да, Фёдор Николаевич. С войны вернулся подполковником. В первые дни после возвращения он много рассказывал о пережитых лишениях и одержанных победах.

— Мои деды не любили вспоминать о войне. А ваши родственники? — У них в семье было шесть братьев и одна сестра. Раз в неделю родня собиралась — то у нас, то ещё у кого-то дома. Устраивалось застолье, пелись песни. Естественно, тема войны заводилась, но не в форме страшилок, а каких-то жизненных историй, интересных нам, пацанам. Как командир повёл себя в той или иной ситуации и так далее. После войны отец раз в неделю, в пятницу или субботу, ходил в рюмочную, и меня, мелкого, с собой брал. Сейчас икру искать, покупать нужно, а тогда она не считалась деликатесом, была обыденным продуктом. Прямо в питейном заведении стояли два бочонка — в одном красная, в другом — чёрная. Себе отец брал 100 граммов водки, не больше, и два бутерброда, а мне — что-то вкусненькое. Он вообще был очень порядочным человеком, матом никогда не ругался. Таких сейчас мало.

— Послевоенный футбол был отдушиной для людей? — На футбол я стал позже ходить. Сосед-старик брал с собой. До этого сами играли: улица на улицу, двор на двор. О футболе было много разговоров.

— Отношение к футболу было совсем другим, нежели сейчас? Реально культ существовал? — Футбол был важным общественным явлением, в какой-то степени культовым. А мастера какие были! Бобров, Трофимов, Николаев, Гринин. Стадионы всегда битком набивались. Люди заранее выезжали, чтобы попасть на игру. В троллейбус сложно было влезть — висели на поручнях, снаружи, лишь бы добраться на «Динамо». А я маленьким бесплатно на стадион попадал: тут пролез, там поплакал перед контролёром — пропускали!

— Когда сами начинали в «Спартаке», олимпийских чемпионов Мельбурна вблизи видели? — Конечно. Нас возили в Тарасовку, и мы, юные, смотрели, как тренируются Седов, Тищенко, Анатолий Константинович Исаев, Алексей Саныч Парамонов. Это были мастера высокого пошиба, причём каждый – со своим футбольным почерком. Стереотипные игроки и тогда были, но хватало виртуозов, которые разукрашивали игру, делали её более зрелищной.

— С футболистами-фронтовиками впоследствии пересекались? — Когда постарше стал, со многими взрослыми ребятами, которые воевали, судьба сводила. 9 Мая и 23 февраля для них были большими праздниками. Встречались, отмечали, вспоминали.

— Какой традиционный тост, пожелание у вас на День Победы? — Чтобы не было войны. Чтобы люди жили без слёз на глазах и наши дети были счастливы.