Сергей Кузнецов: В любой кризисной ситуации есть возможности
Главный архитектор Москвы, первый заместитель председателя столичного Комитета по архитектуре и градостроительству Сергей Кузнецов, помимо своей основной деятельности, проводит мастер-классы по акварельной живописи и угольной графике. Он рассказал «Вечерней Москве», что для него это не просто способ самовыражения и возможность пообщаться с аудиторией, но и способ продемонстрировать, что может создать своими руками главный архитектор столицы.
— Сергей Олегович, недавно в Культурном центре ЗИЛ проходил ваш мастер-класс по угольной графике. Уже не первый. Почему вам понравился такой формат творчества и общения с аудиторией?
— Мы начинали с онлайн-формата, когда была пандемия коронавируса, все сидели по домам. Аудитория росла, люди спрашивали, будут ли подобные вещи происходить живьем. Так постепенно доросло до такого формата. Рисование — это чаще всего интровертная вещь, когда ты сам себя погружаешь в своеобразную медитацию. Но, с другой стороны, я довольно много лет рисовал в стол. Работы копились, и я подумал, что искусство, в конце концов, должно куда-то идти, особенно когда на это возникает запрос. Возник вопрос — куда девать более тысячи листов. Все это пошло на выставки, стало продаваться тому, кому это было интересно, стало обретать разные формы публичности.
— Если бы не было запроса от аудитории, вы перестали бы рисовать?
— Скорее всего, я бы не бросил этим заниматься, даже если кроме меня это никому не было бы интересно. Но я пришел к выводу, что, когда много занимаешься какой-то деятельностью, со временем нет-нет да и хочется проверить, а нужно ли это еще кому-то. Мы по сути своей ориентированы на востребованность. Более того, когда ты делаешь какието вещи публично и не стесняешься показать свои навыки — это важно. Этого не хватает в масштабах всей страны. Есть люди, которые непонятно что умеют, и возникает вопрос, почему они вообще занимаются тем, чем занимаются? Например, главный архитектор Москвы — что он может сделать своими руками? На каком основании он дает нам совет, что делать? Я считаю, что правильно — давать людям оценивать.
— На последнем мастер-классе вы рисовали Венецию. Она в принципе нередко возникает на ваших работах. Чем она так привлекает?
— Для тех, кто занимается графикой, Венеция — это, конечно, кладезь. К счастью, она находится довольно близко к нам, хоть сейчас и довольно сложно туда добраться. Всем советую, кто хочет развиваться в графике, обязательно там бывать время от времени и рисовать с натуры. Она невероятно атмосферная и как нельзя лучше подходит для этой задачи. Для текстуры венецианских домов типичен такой эффект: белый камень, которым облицованы дома, очень красиво стареет. Эта черная грязь, которая с годами накапливается и стекает по фасаду, просто создана для рисования на картоне.
— Как вы перешли к большому формату?
— Сподвиг меня ряд причин. Когда я начал заниматься выставочной деятельностью, то со временем понял, что одно и то же делать скучно. Ты двигаешься, попробовал один формат, другой, но потом понимаешь, что нужно идти дальше. Хочется осваивать более крутые площадки. Я поговорил с директором Третьяковки, но было непонятно, как в огромных залах выставлять маленький формат. Плюс с точки зрения художественного развития оказалась полезной пандемия коронавируса. Магазины были закрыты, и я начал много работать с подручными материалами. Брал коробки и делал на них какие-то штуки. Коробки порой были даже рваные, с дырками. Я понял, что работы получаются очень быстро, стал пробовать размер больше — метр на метр, два на два. Оказалось, вполне подъемно. Все это сложилось в идею сделать выставку в Третьяковке.
— Архитектор должен много рисовать? Что вообще нужно делать архитектору, помимо непосредственно профессиональной составляющей, чтобы добиться успеха?
— Когда у меня бывают встречи со студентами-архитекторами, мне часто задают такой вопрос. Я всем говорю, что надо делать вещи, которые, может быть, покажутся странными и неочевидными: заниматься спортом, читать классическую литературу, может быть, заниматься музыкой, иностранными языками. В общем-тоэти вещи не очень имеют отношение к архитектуре, но они дают ту разницу, которая, по моим наблюдениям, позволяет отличаться от всех остальных. Очень важна тема общего развития. Архитектор учится всю жизнь. Иллюзии, что ты отучился в университете, а потом готов и пошел работать, быть не должно. Ты каждый день учишься. Также надо обращать внимание на свое общее ментальное и физическое состояние. Все это, по моему мнению, в архитектурной среде история упущенная. То, чего не хватает, — это всестороннее развитие.
— Какой бы еще совет вы дали студентам-архитекторам?
— Очень важна тема публичности — это еще один аспект, который недопонят и не раскрыт на уровне образования. Публичность и самопозиционирование, умение себя подавать заказчику, публике, формировать мнение вокруг своих проектов. В современном мире ни один большой проект без успешной публичной кампании представить себе невозможно. Это то, к чему надо готовиться, чему нужно учиться. Студенты, как правило, этого недооценивают. Архитектура как ни одно другое творческое направление нуждается в поиске компромисса. К слову, тема занятия другими видами творчества в том числе важна, потому что это некое психологическое спасение. В графике я могу делать все, что захочу, мне не надо ни с кем это согласовывать, спрашивать разрешение. В архитектуре, в большой стройке много контрагентов, с которыми приходится взаимодействовать. Компромисс — это неизбежная часть профессии, без которой она существовать не может.
Некоторые архитекторы говорят: «Я художник — я так вижу», начинают ссориться с заказчиками, обвиняя их в том, что они бестолковые дураки. Это полная глупость. Ты ничего не создашь таким образом. У тебя есть соавторы в виде заказчиков, в виде публики. Это обозначено самим смыслом профессии. Ваша задача как архитектора — воспитывать в заказчике уважение и доверие к себе. Это зависит только от вас. Если вам попался непонимающий хам, с таким лучше просто расстаться. Но в моей практике в основном со всеми удавалось договариваться. Архитектор должен быть очень хорошим дипломатом.
— Сегодня москвичи становятся свидетелями создания знаковых, может быть, даже эпохальных проектов. Например, того, что строится на месте Бадаевского пивзавода. Много ли нас ждет интересной архитектуры в будущем?
Конечно, будет много разной архитектуры. Она в любом случае была бы разной. Москва — это мегаполис, который всю свою историю активно развивается. Мало было периодов откровенно застойных. Даже в те периоды, что в архитектурном плане не родили большого количества памятников, типа эпох Хрущева и Брежнева, когда даже знаковые вещи как, например Дворец съездов, были, мягко говоря, спорными, строилось в городе довольно много. Москва росла и развивалась.
Взять время после переноса столицы в Москву в 1918 году. Казалось бы: шла Гражданская война, голод, разруха. Однако в это время была построена Шуховская башня, возник конструктивизм.
Нас ждет много проектов и не хуже Бадаевского. Одни приходят, другие уходят — это было всегда. Нормальный процесс, когда все течет и меняется. Понятно, что нам, как архитекторам, нравится, когда много стройки, много работы, люди занимаются созиданием. К счастью, Москва в этом плане дает энергию. Например, после пожара 1812 года Москва очень быстро и заметно более объемно развивалась, несмотря на кризис. То, что мы по итогам получили — это основа ее столичности, парадности.
Осип Бове тогда, по сути, был главным архитектором, хотя такой должности и не существовало. Появилось кольцо площадей вокруг Кремля, Манеж, Большой театр. Не будь войны 1812 года и пожара, мы бы могли всего этого и не увидеть. В любой кризисной ситуации есть возможности. И, как правило, эти возможности реализуются. Самое печальное — это когда ничего не происходит.
— Нейросети уже умеют рисовать. Наверное, спроектировать здание тоже смогут. Профессии архитектора что-то угрожает?
— Такие страхи рождаются из непонимания смысла профессии. Есть иллюзия, часто даже у самих архитекторов, что их задача — нарисовать проект. Конечно, нейросеть этот проект скоро научится рисовать лучше и быстрее. Но смысл профессии архитектора чуть более глубокий, он связан с начинением смыслом, убеждением большого количества людей, что это правильно и кому-то нужно. Нейросеть еще не скоро сможет это делать, а может, и вообще никогда. Нейросеть — это не архитектор, это инструмент архитектора. И если на нее слишком сильно полагаться, ты будешь никому не интересен.
— Но ведь без новых инструментов не было бы и развития того или иного ремесла?
— Я помню, когда оканчивал институт, только появлялась компьютерная графика. Я решил, что свой дипломный проект, само собой, буду делать на компьютере. И у меня был конфликт с преподавателем, который говорил, что это полная ерунда, потеря профессии, что мы не можем дать машинам себя заменить. «Ты делаешь проект на компьютере? А что делаешь ты, если все начертил компьютер?» — говорил преподаватель. Вот на таком уровне было непонимание смысла профессии — мы ведь не чертежников выращиваем.
Конечно, я считаю, что учиться работать своими руками — это очень важно. Это способ освоения инструментария. И искусственный интеллект — это такой же инструмент, как интернет, телефон, компьютерные программы. Когда-то у нас в институте считалось, что, если чертишь не рейсфедером, а рапидографом — это уже жульничество. Что ты уже как-то подозрительно выглядишь, как будто хочешь кого-то обмануть. Ты ведь не помучился с заправлением туши, а ты должен страдать! Все это полная глупость. Работать надо в свое удовольствие, и искусственный интеллект — это новый виток развития инструментов.
— Вы говорили о всестороннем развитии и своим примером демонстрируете, как это делать. Помимо профессиональной деятельности, вы рисуете, занимаетесь спортом и многими другими вещами. А как удается все это успевать?
— Это самый часто задаваемый мне вопрос. И чтобы на него ответить, нужно рассказать, из чего, по моему мнению, состоит жизнь, что важно и что вторично. Я стараюсь успевать то, что мне хочется. Когда есть мотивация что-то делать, ты точно успеешь это сделать. Здесь вопрос не про наличие времени, а именно про мотивацию. Я считаю себя очень ленивым человеком. Мне много чего делать не хочется. В детстве мама часто говорила мне, что я ленивый. Она давала мне какие-то задания по дому, а я спрашивал: «Что делать тому, кому неохота?» Конечно, никаких ответов, кроме подзатыльников, на такие вопросы не получаешь. Но когда уже во взрослой жизни она спрашивает меня: «Как из такого ленивого человека вырос такой деятельный?», я отвечаю: «Ты удивишься, но вообще ничего не изменилось». Просто то, чего я раньше не делал и что не любил, я не делаю и сейчас. Я не выношу мусор, не хожу по магазинам, не мою посуду. А то, что я делал в детстве и что тогда казалось бездельем — я рисовал, что-то моделировал, макетировал — ровно то же самое я делаю и сейчас, просто на другом уровне, в другом масштабе. Ты выбираешь то, что тебе нравится, и начинаешь этим заниматься, пытаешься уложить это в расписание. Я не знаю никого, кто что-то очень бы хотел сделать и не успевал. Получается, то, что люди не успевают сделать — это то, чего им не очень хочется.
ДОСЬЕ
Сергей Кузнецов родился в Москве. Окончил Московский архитектурный институт. Первое архитектурное бюро организовал в 2001 году. В 2012 году был назначен на должность главного архитектора Москвы — первого заместителя председателя Москомархитектуры. В 2013 году назначен председателем Архитектурного совета Москвы. С 2014 года — почетный профессор Московского архитектурного института. При участии Сергея Кузнецова были реализованы такие проекты, как парк и концертный зал «Зарядье», Дворец гимнастики Ирины Винер-Усмановой, реконструкция Большой спортивной арены «Лужники», Дворец водных видов спорта в Казани, стадион «Краснодар» и много других значимых объектов. Художественные работы Сергея Кузнецова неоднократно побеждали на международных конкурсах. По словам самого Кузнецова, в год он рисует около 100 работ.
КСТАТИ
В этом году выставка Сергея Кузнецова впервые была представлена в Третьяковской галерее. Произведения, которые вошли в экспозицию, были созданы специально для нее. Крупномасштабные работы, написанные углем по картону, объединили в единую инсталляцию, создающую эффект выхваченных из фотопленки кадров. Специально к выставке Сергея Кузнецова российский композитор и электронный музыкант Андрей Антонец (OID) создал уникальные музыкальные композиции, представляющие собой звуковые картины, которые дополняют пространство выставки и создают атмосферу присутствия в тех городах, которые стали объектами изображений.
