«Я Вас люблю, столица, буду я Вам служить». Лев Лещенко о Москве послевоенной и современной и о себе

Легенда. Эпоха. Его песни слушали Хрущёв, Брежнев, Горбачев, Ельцин. Мэтр отечественной музыкальной эстрады с оперным голосом. Москвич, которого знает весь мир. Занят, востребован, телефон практически не замолкает. Несмотря на запредельную для 81 года нагрузку, он все же выкроил время в своем плотном графике для эксклюзивного интервью порталу «Москва Меняется». Многая лета, Лев Валерьянович! Берегите себя и будьте с нами как можно дольше!

— Вы родились в Москве в разгар Великой Отечественной войны. Какой была послевоенная Москва?

— Москва в мои первые годы жизни ограничилась поселком Богородское и военным полком. Помню себя лет с трех.

Я родился в Сокольниках, а через год-полтора мы переехали в Богородское, где в полку НКВД служил мой батюшка. Был февраль 1942 года. Всей семьей — отец, мама, я, моя старшая сестра, — мы переехали в крошечную коммунальную комнатушку в маленьком деревянном двухэтажном доме, который находился в полковом бараке. Из удобств только канализация. Мы поселились в комнате, где жили и другие офицеры со своими семьями.

Мама умерла, когда мне исполнился год и восемь месяцев, на подмогу приехала бабушка из Рязани. Бабка оказалась очень богомольной и при каждом удобном случае брала меня с собой в церковь, что не могло не вызвать недовольство моего партийного отца. Поэтому спустя какое-то время приехал дед во избежание конфликта, но моим воспитанием в основном занимался папин адъютант Андрей Фисенко. Я называл его дядя Андрей. В два с половиной — три года мне сшили солдатскую форму, в ней дядя Андрей таскал меня в полк. Сначала мы завтракали с солдатами за столом, потом шли на учения, затем на занятия, то есть весь мой день был занят. Отец постоянно ездил на фронт, на передовую, конвоировал составы с военной техникой и солдатами, ему было не до меня.

Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется

— Ваши первые ощущения?

— Папа приходит ночью, снимает с себя гимнастерку и портупею, меня уже разбудили и дали поиграть с шашкой и пистолетом (улыбается). И снова уложили спать.

Из деревянного мы перебрались в большой пятиэтажный дом, внизу располагался небольшой магазинчик. Когда мне было четыре года, бабушка давала карточку, и я сам ходил в магазин за хлебом. Потом нас ненадолго разбросало по свету, а в 1948 году мы вновь объединились и перебрались в Сокольники.

— Что помните о Сокольниках?

— Сокольники были неким заповедным уголком Москвы. Вторая Сокольническая — очаровательная улица с раскидистыми деревьями, опять же, маленькие деревянные двухэтажные домики, булыжная мостовая — она, кстати, сохранилась до наших дней. Помню момент, когда впервые клали асфальт на тротуары 2-й Сокольнической. Никакой техники тогда в помине не было. Просто приезжал самосвал, сгружал горячий асфальт, рабочие на коленях лопатками разгребали и разравнивали его.

Мы жили в нашей старой квартире в Сокольниках. Папа женился во второй раз, моя приемная мать Марина Михайловна родила мою единокровную сестру Валентину. После ее рождения мы впятером размещались на четырнадцати квадратных метрах. Комната была перегорожена огромным шкафом, я спал у печки на лежанке, Валя — в люльке, отец с женой в приемной у окна, а моя старшая сестра чуть ли не под столом.

Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется

— Чем занимались дети-москвичи того времени?

— Дети тогда были предоставлены сами себе, забав у нас было мало. Уютные дворики, столы, где старшие играли в домино, шашки, шахматы, в нашем дворе висела волейбольная сетка, ребята повзрослее играли в волейбол, а мы болтались там же. В Сокольниках тогда находился Мелькомбинат им. Цюрупы, самый крупный комбинат Москвы тех лет. По мостовой ходили пятитонные грузовики с мукой. Летом мы играли в мячи, лапту, штандер, лазали по крышам, зимой цеплялись крючками за эти пятитонные машины и вереницей катались, доезжая до улицы Русакова.

Мы выросли на улице. Детвора участвовала во всех дворовых делах взрослых. По праздникам выносили столы, соседи приносили кто что мог — пирожки, колбасу, компот, водочку. Я мог зайти к любой соседке попить, поесть, и даже спать меня могли положить. Все были друг другу как родные.

Самым большим удовольствием для детворы были первые проталины по весне. В Сокольниках за метро перед входом в парк была площадь — единственное заасфальтированное место, называлось оно «плешкой», мы собирались там, чтобы потом пускать кораблики по ручьям.

— Учились из-под палки, в школу ходили неохотно?

— Не могу сказать, что поначалу я особенно любил школу (смеется). Но учились самостоятельно. Я пошёл в первый класс 368-й школы в 1949 году.

Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется

— Почему Вы не пошли по стопам отца и не сделали военную карьеру? Наверняка все мальчишки тех лет мечтали об этом.

— Дело в том, что уже в первом или втором классе учительница музыки Людмила Андрониковна отвезла меня в Государственный академический хор СССР Александра Свешникова, «показать мальчика, который хорошо поет». По совету Свешникова я и стал заниматься вокалом, но ездить из Сокольников на Кропоткинскую мне, второкласснику, было далеко, а возить меня было некому, поэтому я пошел в хор Сокольнического дома пионеров. Туда я ходил еще несколько лет, даже записал сольную песню с Сокольническим хором на радио. Словом, мой вектор был выстроен на артистическую стезю, не на военную. Я посещал много кружков.

— То есть у Вас все было по Барто: «Драмкружок, кружок по фото, хоркружок — мне петь охота…»?

— Кроме хорового кружка, я занимался художественным словом, в духовой оркестр ходил, на музыкальных инструментах играл.

Был такой очень известный московский хормейстер Анатолий Чмырев, который, встретив меня, спросил: мол, ты чего здесь болтаешься? Я говорю: «Да вот, хожу!» А он: «Прекращай заниматься ерундой! Ходи в хор, у тебя голос хороший!»

Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется

— Получается, пока Ваши сверстники разбивали мячами окна во дворах, дрались и хулиганили, Вы занимались искусством?

— Почему?! Я тоже хулиганил! Рогатки, приколы всякие, поджиги, пугачи, чего только не было. Подкладывали пистоны под трамваи. Ездили на свалки, отыскивали там детские соски, обрезали так, чтобы прохожих окатить водой. Игрушек никаких не было. Трехколесный велосипед был редкостью. Его выносили — выстраивалась очередь из детей, чтоб пару раз прокатиться.

Много событийных историй засело в моей голове. Одна из таких — уборка территории. Дворы и улицы мы дружно расчищали сами — детвора и взрослые. Брали в руки инструменты, скалывали лед, убирали листву, мусор, снег. Дворников было мало, коммунальные службы занимались благоустройством и уборкой центральных улиц и дорог. Когда к нам во двор приезжала машина, перерабатывающая снег, собиралась толпа посмотреть на это чудо техники.

— Лев Валерьянович, у Вас было счастливое детство? Послевоенное детство могло быть таким?

— Детство — счастливая пора у всех, неважно, на какие годы оно приходится. Конечно, тогда не хватало еды, она была достаточно однообразной. В школе нам давали стакан молока и булочку — это был завтрак, обед и полдник на все шесть уроков. Причем мы платили за это деньги, кажется, десять копеек.

Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется

— Как менялась Москва с Вашим взрослением?

— Я закончил четвертый класс, и мы переехали на Войковскую. Совершенно уникальный дом 8/2 по Ленинградскому шоссе — абсолютный контраст с прежним жильем. Новый дом сталинской застройки смело можно было назвать памятником эпохи. Квартира с высокими потолками, всеми удобствами, ванной и телефоном. Правда, жилплощадь мы делили с еще одной семьей — у нас были две комнаты, у них одна. В доме жили служащие правоохранительных органов и олимпийские чемпионы. Рядом была школа имени Зои Космодемьянской, в ней были парты, за которыми сидели Зоя и Шура Космодемьянские. За эти парты сажали отличников. За школой был роскошный сад с плодоносящими яблонями.

Кстати, серьезные реформы произошли в советских школах в 50-х годах — обучение мальчиков и девочек сделали совместным.

— Самые яркие воспоминания о Войковской?

— Место это было удивительным. Моими соседями были три игрока сборной СССР: Валентин Кузин — играл за сборную Союза по хоккею, которая впервые выиграла чемпионат мира, Виктор Власов — игрок сборной по баскетболу и Алекпер Мамедов, который потом футбольную команду в Баку тренировал. Он, кстати, ухаживал за моей девушкой в десятом классе. Уваров, Крылов, Бабич, Бобров, Пантюхов, великий тренер Аркадий Чернышёв. Команда «Динамо» была ведомственной командой МВД, поэтому игроков селили в нашем доме. Собственно, они-то и привозили из-за рубежа пластинки с буги-вуги, джазом и рок-н-роллом. Так мы приобщались к зарубежной музыке.

Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется

— Началась другая эпоха — оттепель. Расскажите о московских переменах этого периода.

— Улицы столицы стали заполняться машинами. Появились большие асфальтированные проспекты. Тверская стала самым популярным местом, куда в праздники приходили толпы народа. Тверскую перекрывали, движение останавливалось, люди шли от Белорусского вокзала к Почтамту и возвращались обратно. Иллюминация тогда была довольно примитивной — лампочки, которые изображали трактора и паровозы, гитары, аккордеоны, новую жизнь. Москва стремительно преображалась. Метро расширялось, строилось, вдохнув в столицу новую жизнь. Выходишь из дома, видишь вход в метро — пятнадцать-двадцать минут, и ты в другом конце города.

— Куда чаще всего ездили?

— Поскольку я занимался баскетболом, первое, что я сделал, — ломанулся на стадион «Динамо». Я же был высоким мальчиком и умел обращаться с мячом. Меня приняли в секцию, выдали майку динамовскую, голубые трусы, кеды — счастье, потому что раньше ничего этого купить было невозможно. Ездил играть в баскетбол на Цветной бульвар, дом пять — шикарный динамовский зал, по-моему, он и сейчас существует. Пока ломался голос, я все силы бросил на спорт. Потом голос вернулся, и я отправился поступать в ГИТИС, но с первого раза не поступил, так как у меня не было музыкального образования. Раньше, чтобы получить высшее образование, сначала нужно было закончить музыкальное училище, не школу.

Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется

— В песне «Встреча с Москвой» Вы поете: «Ах, эти улицы Москвы, свет фонарей, как легкий дым. Ах, эти улицы Москвы, вновь я прикоснулся к ним». Какие улицы и места столицы дороги Вашему сердцу, кроме Сокольников и Войковской?

— Улочки Арбата, Пречистенка, Остоженка. Улица Горького, ныне Тверская — мое отрочество, 1957 год. Всемирный фестиваль молодежи и студентов. Впервые живьем услышал новоорлеанский джаз. Живые чернокожие люди в трубы дуют! Шотландцы в юбках с волынками! Кока-кола! Жвачка! Рок-н-ролл первый! Так называемый «Бродвей» — средоточие всевозможных культур, ресторанчиков. Москва летом выходила на улицу, как и сейчас. Мне нравилось бродить по Тверской.

— Вы были стилягой?

— Конечно, был. Ушивал себе брюки, вручную, мелкой строчкой, чтобы они были «дудочками». У меня был бриолиновый кок. Потом, когда я заработал первые деньги, купил себе чешский костюм за триста сорок рублей. Это было нечто! На обувь у меня не хватило, поэтому ходил в костюме и динамовских кедах. Приехал к мачехе в деревню, пошел в клуб на дискотеку — первый парень на деревне (смеется).

— Юность прошла с огоньком?

— Мы взрослели рано. В восьмом классе собирались с одноклассниками, скидывались по три рубля, устраивали посиделки с вином. Водку не пили, а вино было всегда. Дома делать было нечего, коммуналки — шкаф там, шкаф здесь, один туалет и одна ванная на всех.

Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется

— В романе «Мастер и Маргарита» Воланд говорит о москвичах: «Они — люди как люди. Любят деньги, но ведь это было всегда… Обыкновенные люди… В общем, напоминают прежних… Квартирный вопрос только испортил их…» Вам современные москвичи прежних напоминают или совсем нет?

— Раньше Москва была патриархальным городом с купеческими замашками. Тетушки, которые вечерами собирались на лото и карты, чаевничали. Дядюшки с шахматами, шашками и домино. Постепенно город стал населять деревенский народ со своим укладом, привычками и огромными чемоданами. В Москву стекались прогрессивные люди, лучшие из дальних городов. Чтобы удержаться в столице, нужно вкалывать либо руками, либо головой, все это понимали, поэтому Москва начала свое стремительное развитие. В шестидесятые годы столица стала центром своеобразного ренессанса, средоточием науки, образования, культуры. На площади Маяковского собирались толпы людей, у памятника поэту читали свои стихи Вознесенский, Рождественский, Евтушенко. Появились ростки свободы и человеческой многоликости. Тон всей стране всегда задавали москвичи. Однако с прогрессом стал постепенно уходить дух патриархальности и общности.

— Вы часто бывали за границей. Когда возвращались домой, какие преображения бросались в глаза?

— Москва стала мощно строиться. Город массово застраивался хрущевками. Потом Брежнев взялся за дело — появились новые проспекты, приметы западного стиля жизни, открыли рестораны, реставрировали старые московские гостиницы. Иностранцы, девочки… интердевочки, которые вызывающе гуляли по улицам (смеется). Москва того времени была очаровательна в своей новой фактуре. Ту столицу не все знали, однако она двигалась вперед.

Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется

— Кстати, о движении. В «Песне о вечном движении» Вы поете: «А мне всегда чего-то не хватает…» Вам по-прежнему чего-то не хватает или теперь всего достаточно?

— Человеку не может быть всегда всего достаточно. Особенно в творчестве — это вечное стремление создать что-то новое. Ни один художник не останавливается на достигнутом и не успокаивается. Творческий непокой, созидание, постоянная работа, вечное движение, как в песне. Кстати, во время пандемии, когда как будто делать было нечего и жизнь немного застыла, я записал пластинку ограниченным тиражом. Кое-что собрал из своих записей и скомпоновал пластинку.

— Слушала эту пластинку и покрывалась мурашками от Вашего оперного исполнения, благо винил дает совсем другое звучание. Ария Демона из оперы «Демон» Антона Рубинштейна. Ария «Клевета» Дона Базилио Джоаккино Россини. Почему вы предпочли эстрадное искусство оперному?

— Параллельно учебе в ГИТИСе, куда я все-таки поступил, я выступал в Театре оперетты, так уж сложилось. Неожиданно мой педагог ГИТИСа, Анна Матюшина, которая была еще и художественным руководителем вокальной студии Гостелерадио, предложила мне пойти работать к ним: «Что ты с таким голосом делаешь в Театре оперетты? У нас представлены все музыкальные жанры, шесть оркестров!» Она меня уговорила. Премьерой была оратория Щедрина «Ленин в сердце народном», затем было несколько оперных партий в радиопостановках, например «Порги и Бесс» Джорджа Гершвина. Почему я не пошел в оперный театр? На Гостелерадио у меня была возможность работать с шестью оркестрами: Большой симфонический под управлением Рождественского, Малый симфонический под управлением Шостаковича. С ними я работал, как оперный и камерный исполнитель, десять лет, перепел огромную кучу романсов, много оперы, но свое КПД я видел именно в эстраде.

Посмотрите на Колю Баскова (смеется). Спел он в Большом театре арию Ленского из оперы «Евгений Онегин» два раза, и что дальше? Быть в штате и получать мизерную зарплату? Он на эстраде получает в десятки раз больше.

Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется

— Песня «Эхо любви», которую Вы спели с Анной Герман, не вызывает эмоций и слез разве что у самых бесчувственных. Сразу вспоминаются Юрий Яковлев и Ольга Остроумова, качающиеся на качелях в фильме «Судьба». Какое кино Вы любите?

— Человек я консервативный, но артхаусное кино знаю, чтобы быть в теме. Встречаются мощные работы. На старости лет хочется какого-то позитива. Смотрю иногда комедии, блокбастеры, которые будоражат. Люблю разное кино, но больше всего – старые военные фильмы. Обожаю «Семнадцать мгновений весны».

— Какие книги читаете?

— Здесь я абсолютно всеядный. Читаю Пелевина, Сорокина, Глуховского*, могу Цыпкина прочитать. Люблю скандинавские детективы, Ларссона. «Июнь» и «Истребитель» Быкова* недавно читал. Улицкую, Рубину. Иногда могу почитать Чехова, хотя с классиками стало тяжеловато. Теза такая что ли — максимум информации, минимум усилий.

Фото: © Лена Грачева / Москва Меняется

— Вы до сих пор много работаете, поете. Как Вы расслабляетесь и отдыхаете? Что вдыхает в Вас силы?

— У моих хороших друзей есть небольшая заимка в Кинешме на Волге. Там мы справляем православные праздники — Рождество, Пасху. Там я отдыхаю душой и телом. Мотоциклы, гидроциклы, багги, лес, рыбалка. Природа, живность всякая.

Москва сейчас — самый красивый и удобный город в мире, с потрясающей инфраструктурой, высоким уровнем жизни и космическими дорогами. У меня есть квартира в Москве, но живу я в основном в Подмосковье, там спокойно, тихо и можно быстрее восстановиться за привычными и простыми занятиями. Зарядка утром, плавание в бассейне, прогулка по двору, уборка снега.

Хотя, так или иначе, все время спешишь — быстро, быстро, быстро. Жена говорит, что я торопыга (улыбается). А мне просто хочется успеть сделать еще что-то новое.

Автор: Ольга Кнор

Обложка: © Лена Грачева / Москва Меняется

_____________________________________________

*признаны иностранными агентами на территории РФ

Сообщение «Я Вас люблю, столица, буду я Вам служить». Лев Лещенко о Москве послевоенной и современной и о себе появились сначала на Москва Меняется.