Декабрь 1941. Зима нашей Победы

6 декабря 1941 года ликующий голос Юрия Левитана возвестил том, что время оборонительных боев прошло, и Красная армия устремилась вперед. Сводки дышали невиданным доселе оптимизмом: немцы поспешно отходили, бросая технику, вооружение, неся большие потери.

Великая Отечественная войны и Левитан - две вещи не разделимые. Его голос знали все. Услышав знакомые интонации, люди спешили к черным тарелкам репродукторов. Голос диктора был нитью надежды, которая придавала силы, будила почти угасшую, как осенью сорок первого, веру, что враг будет разбит. «Времени военного глашатай сразу стал властителем сердец», - так сказал о Левитане поэт Яков Хелемский.

Летом сорок первого, когда немецкая бомба попала во двор радиокомитета, берлинское радио поспешило сообщить: «Большевистский пропагандистский центр разрушен! Левитан убит!» Но слухи оказались ложью - через несколько минут в эфире вновь зазвучал голос диктора.

Сталина однажды спросили, когда закончится война? Он ответил: «Как Левитан объявит, так и кончится». Никто не сомневался, что счастливую весть принесет именно он. Так и произошло - Левитан объявил о взятии Берлина. Спустя несколько дней, 9 мая 1945 года он произнес волнующие слова, которые привели всю страну в неописуемый восторг: «Великая Отечественная война, которую вел советский народ против немецко-фашистских захватчиков, победоносно завершена!»

Однако в декабре сорок первого об этом можно было лишь мечтать. Хотелось, чтобы немцев хотя бы отогнали подальше от Москвы. Газеты публиковали фотографии военачальников, отличившихся в боях под столицей. Среди них был снимок генерала Андрея Власова. Того самого, который спустя полгода окажется в стане врага. Но пока он, командующий 20-й армией, вызван в Москву, обласкан Сталиным и награжден орденом Красного знамени.

Горожане воспрянули духом - больше стало улыбок, люди оживленно обменивались новостями, которые, впрочем, и без того быстро становились достоянием всех. Но странное дело – не все ликовали. По свидетельству журналиста и писателя Николая Вержбицкого, «радуются все очень сдержанно. Москвичи еще только начинают по-настоящему понимать, какое бедствие ожидало их и от какого несчастья они освобождены. Такие величественные события доходят до нашего чувства и до сознания, когда время несколько отодвинет их в прошлое».

В магазине на Большой Серпуховской одна из женщин говорила: «Сейчас немец Москву не бомбит, но это только затишье перед бурей - они соберутся с силой, и снова будут бомбить Москву». «Не хочется слушать радио - каждый день сообщают, сколько сбили самолетов и уничтожили танков, - отвечает пожилой мужчина. Это неправда. Было бы это так, то немцы давно бы пешком ходили, а они еще сильны, и пешком ходить не думают». Зато другая женщина была уверена в победе: «Нет, немцам теперь капут. Наши их бьют, и одеты они плохо, морозов не переносят. Грабежом всех не оденут».

«Наземный транспорт работал плохо, - рассказывал переводчик Николай Любимов. - Из-за нехватки горючего дрова и прочие грузы перевозили на троллейбусах. Не эвакуировавшихся жильцов нашего дома съютили на зиму в один корпус, но, съютив, топить перестали и в этом корпусе. В комнате, куда нас переселили, было минус 1, минус 2. Пеленки для девочки жена согревала за пазухой. Снабжение, конечно, лучше, чем в Ленинграде, но не так уж намного. Кроме хлеба, выдававшегося по карточкам бесперебойно, и небольшого количеству сахару, в нашем магазине два раза выдали соленые огурцы…»

У москвичей был еще один способ добычи съестного. В тех районах Подмосковья, куда не дошли немцы, после уборки капусты оставались кочаны, скрывшиеся подо льдом и снегом. Туда на поиски пропитания устремились толпы горожан - с топорами, лопатами, мешками, ломами. Путь был долгим, мучительным: в промерзших трамваях, троллейбусах, потом несколько километров - пешком. Зато домой люди возвращались радостные, с поклажей, которая позволяла хотя бы чуточку утолить голод…

Пустоты в витринах аптек заполняют восстановители для волос, комнатные градусники, губная помада, кружочки для мозолей, самосветящиеся ромашки и ногтечистки. В продаже появились светящиеся в темноте карточки, которые можно было прикрепить к одежде. Полезная штука, поскольку вечером в Москве наступала полная темнота.

Еще один штрих времени. В канцелярских магазинах продавали чернила. Но как! В огромных бутылях по 15 литров. Кому нужно такое изобилие чернил? Вопрос без ответа. Но, наверное, это была чья-то очередная глупость.

Газеты публикуют постановление Государственного комитета обороны о разминировании Москвы. Необходимо изъять огромное количество взрывчатки, которой буквально набит огромный город. Но и спустя десятилетия мины и снаряды будут находить в Москве и ее окрестностях.

Выходит Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о переезде партийного аппарата из Куйбышева в Москву. Пламенные коммунисты уже забыли октябрьский позор, поспешное бегство из осажденной столицы и, как прежде, преисполнены собственного величия.

«Вечерняя Москва» сообщила, что трамваи «Б» снова начали курсировать по кольцу. Их маршрут пролегал от Октябрьской площади. Далее электрические машины шли по Крымскому валу, улице Льва Толстого, Плющихе, мимо зоопарка, по Большой Грузинской, Лесной, улице Дурова, через Комсомольскую площадь. Далее - по Комсомольской, Бауманской улицам, к улице Чкалова, через Таганскую и Добрынинскую площади».

В Елисеевском магазине открылась коммерческая торговля. Но цены кусаются: килограмм мяса стоит 80 рублей, сахара – 50, масла – 120. Зато на колхозном рынке подешевела картошка, ее отдают за 6-7 целковых. Говорят, что так продавцы отзываются на успехи Красной армии. Немцы отступают, и цены снижаются...

Афиши начала декабря приглашают посетить исторические места Москвы. Планетарий обещает показать звездное небо, движение солнца, полярное сияние и восход солнца. Ботанический сад сообщает, что «зацвели тропические орхидеи нежно-палевых тонов и яркие антуриумы». В зоопарке научные сотрудники приручили двух молодых волчат. Здесь же расположился «Уголок Дурова».

В магазинах – о, чудо! – появились цветы. В магазине совхоза «Братцево» выставлены оранжерейные цикламены - белые, оранжевые и огненно-красные цветы. Обещают завоз десятков тысяч таких цветов, а также хризантем, белой и нежно-фиолетовой сирени к Новому году.

Принято считать, что морозы в Москве и Подмосковье стояли просто фантастические. Но это не совсем так. Сильные холода свыше минус 20-ти градусов ударили с 5-го декабря, до этого было минус 15-18. Морозы продержались несколько дней, затем наступило потепление, шкала градусника упала почти к нулевой отметке. После 13-го декабря снова похолодало, но – ненадолго. И лишь в самом конце декабря снова затрещали морозы – от 25-ти до 28-ти градусов.

Маленькая, но – радость: «Совнарком СССР постановил перенести день отдыха с воскресенья 28 декабря 1941 года на четверг 1 января 1942 года. В тех союзных и автономных республиках, где в связи с национальными и бытовыми условиями днём отдыха является пятница, считать днем отдыха 1 января 1942 года вместо дня отдыха в пятницу 2 января 1942 года».

И снова – о старых, мирных новостях. В кабинете Шекспира и западной драматургии Всероссийского театрального общества состоялся доклад профессора Морозова на тему «Героические мотивы у Шекспира и его современников». В большом зале консерватории прошел первый в сезоне симфонический концерт оркестра Всесоюзного радиокомитета.

В московское отделение Института истории материальной культуры передан ценный клад, состоящий из серебряных монет времен великого князя Василия Третьего, царей Ивана Грозного и Бориса Годунова. Сокровища были найдены при рытье укреплений возле подмосковной деревни Н. Монеты, находившиеся в плотно закупоренном горшке, прекрасно сохранились.

В декабре комендант Москвы Синилов выпустил приказ, в котором, в частности, говорилось: «В целях недопущения использования враждебными элементами голубей, находящихся у частных лиц, приказываю в трехдневный срок сдать голубей в Управление милиции города Москвы по адресу: Петровка, 38. Лица, не сдавших голубей в указанный срок, будут привлечены к ответственности по закону военного времени».

Москвичи не стали раздумывать над этим странным, на первый взгляд приказом, и к известному зданию на Петровке потянулись вереницы людей с клетками. Поскольку в то время голубятни располагались едва ли не в каждом столичном дворе, стало понятно, что скоро здание милиции превратится в гигантский птичник. Впрочем, милиционеры принимали лишь почтовых голубей – ведь только они могли переносить сведения от шпионов и диверсантов, засевших в городе…

Между прочим, и немцы на оккупированных территориях изымали у населения таких птиц. Вскоре после оккупации Киева по городу был расклеен приказ коменданта о немедленной сдаче всех голубей. Несколько горожан, в том числе известный голубевод Иван Максимов, нарушили распоряжение и были расстреляны.

В Ростове-на-Дону стоит памятник мальчику с голубем на плече. Это память о расстрелянном немцами Вите Черевичкине, юном партизанском связном, который передавал сообщения из оккупированного города с помощью голубиной почты. В честь бесстрашного юноши была сложена песня «Голуби».

С давних времен были не только голуби мира, но и голуби войны. Птичья военная служба существовала в СССР, Германии, других воюющих странах. В немецких войсках для перехвата почтовых голубей были специально обученные соколы и ястребы. Тем не менее, птицы, выпущенные с советских позиций, часто прорывали вражеские кордоны. За участие в обороне Москвы почти 30 солдат-голубеводов были награждены боевыми орденами и медалями.

…Что произошло с почтовыми голубями, сданными на Петровку? Да ничего. Через три дня птиц на Петровке перестали принимать и начали возвращать владельцам. Может, Синилов передумал или «сверху» ему приказали заняться более важными делами. А их у столичной милиции было немало.