Еще недавно рассуждения экспертов о возможном развале Турции в контексте потрясений, переживаемых Ближним Востоком, воспринимались как какой-то «бред». Сейчас об опасности раздела страны говорят уже не только эксперты. В марте нынешнего года президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган на встрече с молодежью в Стамбуле говорил, что «тайные обсуждения этой проблемы ведутся и сегодня». Как писала в этой связи турецкая газета Yeni Çağ, «туркам внушается мысль, что для них Ближний Восток может закончиться в Газиантепе (город на юге Турции — С.Т.)». И вот буквально на днях другое авторитетное турецкое издание Hurriyet в статье Will the Middle East map change again, анализируя ситуации в регионе, которая складывается после ухода с сцены ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ), констатирует, что процесс «изменения карты нынешнего Ближнего Востока продолжается, цепная реакция не остановлена и никто не знает, как и где она остановится». Пропасть исторического наследства: опасные циклы По мнению Hurriyet, отчет следует начинать с того момента, когда «100 лет назад в конце Первой мировой войны на Ближнем Востоке начались грандиозные перемены», а Османская империя была расчленена. Британский журнал The Economist констатирует, что «тогда лишь узкий круг политиков предполагал, что раздел территорий бывшей Османской империи, проведенный на карте восковыми карандашами, при определенных внутренних и внешних обстоятельствах вновь выведет Турцию на острие геополитики». Нынешние границы Турции были закреплены Карским договором 1921 года, подписанным Анкарой и Москвой, и Лозаннским договором от 1923 года между Анкарой и странами Антанты. После этого кемалистскую Турцию в геополитическом и политическом смысле вывели с Ближнего Востока, определяя ее как «светскую демократию западного образца в исламском мире». Попытка изменить статус-кво была предпринята после Второй мировой войны, когда в Иране появилась Мехабадская курдская республика, но реально до начала 1990-х годов Турция сохраняла свою территориальную целостность. Новый старт циклу переменам в регионе положила агрессия США и их союзников в 2003 году в Ирак, после чего это государство распалось на три части и была актуализирована курдская проблема. По оценке американских экспертов, цикл должен завершиться появлением на политической карте государства Курдистан. Если исходить из предложенной логики, то сейчас регион находится в промежуточной фазе. В 2006 году реанимируется термин Большой Ближний Восток, куда помимо традиционных арабских стран Ближнего Востока включили Иран, Турцию, Афганистан, Пакистан, Туркменистан, Кавказ и еще ряд мусульманских стран центрально-восточного района, а также традиционно мусульманские страны северной Африки. Для Анкары такое изменение политической фразеологии совпало по времени с появлением доктрины неоосманизма — попытки восстановления влияния в границах бывшей Османской империи, что означало начало процесса не только ее «возвращения на Ближний Восток», но, как отмечал известный французский политик Доминик де Вильпен, «участия в «глобальном объединении региона». Правда, была и другая концепция. Говорилось о намерении прежде всего США выполнить «Дорожную карту», сводившуюся к созданию дуги нестабильности, которая должна была протянуться от Ливана и Палестины до Сирии, Ирака и Ирана, вплоть до границ Персидского залива и Афганистана (где расположены натовские гарнизоны). В 2011 года начался феномен так называемой «арабской весны», когда, по мнению сотрудника американского Института мира и Центра Вилсона Робина Райта, «за словами последовали действия», а Турция стала активно втягиваться в процесс, связанный с перекраиванием границ в регионе. Вскоре начался и сирийский кризис, в 2014 году появилось ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ). Как подметил Райт, стало очевидно, что «вместо объединительных тенденций в регионе побеждает сепаратизм, который может сначала вылиться в федерации, но закончится полным разводом», как это произошло в Ливии. Избежит ли этого Анкара, которой раньше удавалось «на корню подавлять автократическими средствами выступления своих курдов» в ситуации, когда Иракский Курдистан готовится провести референдум о независимости, а сирийские курды, пользующие поддержкой США и их союзников, могут получить автономию в Сирии? По большому счету, Турция начинает понимать, что ее тюркский национализм терпит поражение прежде всего внутри страны. А неоосманизм — во внешней политике. Прогнозы перестают быть пророчествами Некоторые утверждают, что с точки зрения международного права сепаратизм на Большом Ближнем Востоке якобы не имеет будущего. Однако конкретная политическая практика, когда процессы урегулирования того или иного конфликта заходят в тупик и достичь компромисса не удастся, показывает, что внешние игроки могут решиться на раздел, признав его легитимным. Это показала, например, история с разделением Судана. Есть и вариации, связанные с признанием Россией независимости Абхазии и Южной Осетии после кавказской войны 2008 года. Расползание сотканной когда-то по швам политической карты Ближнего Востока коснулось и еще может коснуться Закавказья, как окраины ближневосточного региона. Причем, победа над ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) несет больше вопросов, чем ответом. Как говорил в свое время госсекретарь США Джон Керри, «территория, которую контролирует ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ), станет местом борьбы не с терроризмом, а за земли и влияние». На Ближнем Востоке «выпущены из бутылки все геополитические джины», и, пишет турецкая газета Yeni Mesaj, «регион превратился в кипящий котел». По мнению известного российского историка-востоковеда Дмитрия Доброва, многое в оценке ситуации становится понятным, если констатировать, что «прямо или косвенно события времен распада Османской империи заложили корень многих конфликтов сегодняшнего дня». Среди них он называет палестинскую проблему, кипрский конфликт, гражданскую войну в Ливане и Сирии, распад Ирака, курдскую проблему, появление ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в РФ) как попытку восстановить единство Леванта на исламистской основе. И даже нынешнюю агрессию Саудовской Аравии против Йемена можно связать с разделом османского наследства (оба государства возникли на основе османских вилайетов Йемен и Хиджаз). К этому можно добавить другие конфликты, затрагивающие алавитов, ассирийцев, друзов, ближневосточных христиан и другие этнорелигиозные группы, входившие в многонациональную Османскую империю. При этом Турция, благодаря своим особенностям, связанным в первую очередь с географическим положением и этнической, культурной и конфессиональной разнородностью, стала представлять собой в глазах Вашингтона часть «арки кризиса», охватывающей почти весь Большой Ближний Восток. Перспектива Проблемой для государств этого региона есть то, что даже те из них, где напрямую не идут боевые действия, непрерывно подвергаются «геополитической эрозии», которая — как будто по чьей-то сознательной внешней воле — разрушает их социальные институты, устои и значимость на международной арене. Ситуация может сложиться так, что к моменту нового Версаля или новой Ялты на Ближнем Востоке не останется ни одной силы, которая будет способна принять участие в этой конференции по мироустройству региона. Как пишет израильское издание Israel Hayom, может случиться и так, что некоторые государства в регионе на предполагаемом «международном обеде могут увидеть себя не в качестве гостей, а только в меню».
