«Если проблему замалчивать – она не решится»: истории жертв домашнего насилия, которые более 5 лет судятся с тиранами
В апреле 2024 года в Казахстане был принят закон о защите прав женщин и безопасности детей. Его подписал президент государства Касым-Жомарт Токаев после того, как в стране начался громкий судебный процесс по делу бывшего министра национальной экономики Куандыка Бишимбаева. Его обвинили в жестоком убийстве жены Салтанат Нукеновой. И даже закон негласно назвали ее именем. В России же до сих пор эта проблема стоит остро.
25 июня в Госдуме депутаты обсудили меры борьбы с абьюзерами и сталкерами, но говорить о том, будет ли в ближайшее время принят закон – рано. А тем временем жертв домашнего насилия становится все больше, и некоторые из них годами борются за справедливость в судах, раз за разом возвращаясь в страшные дни, когда были с тиранами.
Портал «Страсти» пообщался с двумя правозащитницами Светланой Грачевой и Александрой Ивановой, которые уже более пяти лет продолжают разбирательства по делам о домашнем насилии. Они верят, что в России будет принят закон, защищающий женщин и детей от абьюзеров и сталкеров, и для этого не придется ждать еще одной жуткой истории убийства.
Светлана Грачева. 5 лет судов с избивавшим ее бывшим мужем
История Светланы Грачевой хорошо известна читателям портала «Страсти», мы освещаем ее на протяжении уже нескольких месяцев. Ее дело является одним из самых громких в России. Топ-менеджер крупной российской нефтяной компании избил ее, выкрутил указательные пальцы на излом и травмировал левую кисть. Когда бывший муж едва не убил Светлану, она поняла, что больше оставаться с ним не может, после чего начался долгий судебный процесс, из которого она вышла победительницей.
2 апреля Грачева выиграла в суде против МВД России. Ей присудили компенсацию за волокиту дела от государства. Однако на этом разбирательства не окончились. МВД подало кассационную жалобу и попросило Второй кассационный суд признать решение Первого апелляционного суда незаконным и отменить полностью. А также бывший муж Светланы подал кассационную жалобу.
— Светлана, в апреле вы победили в суде против МВД России, и вам присудили компенсацию. Однако на этом не удалось поставить точку. Почему, по вашему мнению, МВД не признало поражение? Есть ли у ведомства шанс на победу?
— Всегда трудно признавать ошибки. Нужно не забывать, что в историях о домашнем насилии не было еще таких побед. Мы привыкли читать или слышать в новостях, что полиция бездействовала. Когда убьют, тогда и приходите. Теперь есть новая, современная практика. Моя победа показала всей стране, что не нужно ждать последствий бездействия правоохранительных органов, а нужно привлекать за такое. Шансов на победу у полиции, думаю, нет, так как решение Первого апелляционного суда РФ законное и мотивированное. Волокита уголовного дела всего по одной статье длилась 4,2 года, и отрицать это невозможно, поэтому вышестоящий суд и встал на мою сторону и присудил компенсацию.
— Насчет вашего бывшего мужа - он подал кассационную жалобу. Он хочет снять с себя обвинения? Спустя пять лет он так и не признает, что применял насилие по отношению к вам?
— Он подал кассационную жалобу, это его право, и он им воспользовался. Но будет ли его жалоба удовлетворена, только покажет время. Мое мнение, что приговор засилит Второй кассационный суд РФ, так как оснований для отмены не имеется. Например, чтобы кассационная инстанция отменила обвинительный приговор, должны быть допущены существенные нарушения при вынесении приговора, но таких в данном деле не имеется. Ранее Второй кассационный суд удовлетворил мою жалобу в рамках выборочной кассации. Профессионализм и беспристрастность судей мне запомнились навсегда. По поводу того, что до сих пор не признал вину, так большинство абьюзеров не признают своей вины.
— Общались ли вы с адвокатом вашего бывшего мужа по поводу продолжения разбирательств? Если жалоба не будет удовлетворена, он пойдет в Верховный Суд и будет продолжать биться, не оставит вас в покое?
— Нет, не общалась и это ни к чему, иногда мне кажется, что он меня в покое никогда не оставит, так как он сильно лезет в мою частную жизнь. Ему даже в судах делают замечания судьи, мы давно разведены и его моя личная жизнь не должна волновать, а он все не успокаивается и следит. Подаст ли он жалобу в ВС России? Я думаю, подаст, но шансы минимальны. У нас оправдательных приговоров почти нет. Его вина полностью доказана.
— Как у вас за столько лет не опустились руки и вы не сдались?
— А смысл мне сдаваться? Если я за 5 лет не сдалась, то сейчас тем более. Я смогла доказать его вину полностью, а как он ее опровергнет, я даже не знаю. Если человек применял насилие в отношении своей жены, и в уголовном деле много доказательств, то можешь идти хоть в какую инстанцию, но тебя никто не услышит.
— Получили ли вы какие-то выплаты за столько лет от бывшего супруга?
— За 5 лет я не увидела от него ни рубля, но скоро получу исполнительный лист и наконец-то приставы принудительно смогут с него все взыскать.
— 25 июня в Госдуме обсудили тему домашнего насилия и необходимости мер борьбы с абьюзерами. Как считаете, в ближайшее время в нашей стране смогут принять закон, защищающий жертв домашнего насилия?
— В нашей стране обязательно примут закон, который защитит жертв домашнего насилия, вопрос лишь времени. Я на данный момент общаюсь с депутатом Государственной Думы РФ Ксенией Горячевой, партия «Новые люди» выступает за криминализацию домашнего насилия в России. Мне хочется свои какие-то идеи высказать, и, возможно, будут внесены поправки в тот же УПК РФ, чтоб не было шансов у правоохранителей годами волокитить дела. Обязательно встречусь с Ксенией Александровной и обговорим все моменты, касающиеся законных интересов и конституционных прав человека.
— Не хотелось ли вам уехать из страны? Ведь вам победа далась тяжело.
— Никогда не было такой мысли, я люблю свою страну, уважаю нашего президента и меня ни одна ситуация не заставит покинуть Россию, в которой я родилась, выросла и живу.
— Максим Фадеев написал песню «Salta», можно расценить это как негласный намек, что нам нужен закон о домашнем насилии?
— Я думаю, что это не намек, а негласная песня-молитва, посвященная всем погибшим женщинам от рук тиранов.
— Вы на данный момент являетесь правозащитницей, экспертом в СМИ по делам о домашнем насилии, есть ли у вас какая-то своя статистика и изменились ли цифры за последнее время?
— Скажу так, обращений очень много, даже с разницей в год пострадавших женщин пишет мне с просьбами о помощи или просто делятся своими историями - в разы больше. Но тут еще такой момент, все чаще и чаще женщины стали признаваться в семейно-бытовом насилии и не молчать, поэтому статистика меняется.
— Как вы живете сейчас? Смогли ли отпустить этот ужас и вновь радоваться жизни, доверять мужчинам?
— Сейчас я живу замечательно, как и жила до брака с Грачевым, в моей жизни нет больше места для агрессии и тирании. Занимаюсь общественной деятельностью, являюсь автором собственного проекта «Мне не страшно», который направлен на помощь пострадавшим от домашнего насилия. Учу французский, хожу в спортзал и на йогу, встречаюсь с друзьями, собираюсь в длительное путешествие, а после в отпуск к родителям. На данный момент меня окружают очень интересные люди. Мужчинам доверяю, так как в нашей стране они самые сильные, смелые, умные и добрые, а из-за одного абьюзера нельзя вешать ярлыки на весь мужской пол. С семейно-бытовым насилием женщины сталкиваются во всем мире, здесь главное - найти правильные и работающие меры, как свести к минимуму такого рода преступления.
— Светлана, наша редакция следит за вашей историей, желаем вам побед.
— Спасибо, я всегда рада дать вам интервью!
Портал «Страсти» также обратился к практикующему адвокату, доценту кафедры уголовного права МГЮА им. Кутафина Александру Князькову с просьбой оценить шансы Светланы Грачевой на победу: «Грачев подавал кассационную жалобу, точнее его адвокат. Я считаю, что не было допущено таких нарушений, чтобы кассация отменяла приговор, прекращала производство по делу. Но в любом случае, адвокатам запрещено давать прогнозы, говорить о шансах. Мы настраиваемся на благоприятный исход».
Александра Иванова. 6 лет судов с мужем для присуждения ему реального срока
Александра Иванова стала жертвой мужа-тирана в 2017 году. Тогда она еще не знала, что абьюзером может стать самый близкий человек.
Персональный ад женщины длился год. Бывший муж избивал ее, полностью контролировал жизнь, запрещал общаться с друзьями и близкими и постоянно угрожал убийством. Ситуация усугубилась, когда, со слов Александры, он заставил написать ее безденежную расписку, что она взяла у него 100 млн рублей под большие проценты. С этим документом он пошел в суд после побега жены.
Первые два года Иванова проигрывала суды, но не сдавалась. В итоге ей удалось добиться обвинительного приговора. Сейчас она продолжает разбирательства с целью присуждения бывшему реального, а не условного уголовного срока.
— Когда произошло ваше знакомство с мужем, вы сразу не заметили у него агрессии, тяге к контролю, признаков абьюзера? Каким он вам показался?
— Первое знакомство произошло летом 2017 года, когда после развода с первым мужем я приехала в Крым в свой дом в Коктебеле. Никакой агрессии сразу, конечно же, я не заметила, так как ее не было. Все это тщательно им скрывалось. Через пару месяцев общения у нас завязались романтические отношения. С первым мужем мы прожили больше восьми лет, и насилия в моей жизни не было. Соответственно, ни про какие «звоночки», и вообще, что такое абьюз, я знать не знала. В 2017 году это не было так популярно как сейчас.
— Спустя какое время появились «первые звоночки»? Когда вы начали понимать, что связались с абьюзером?
— Оглядываясь назад, я понимаю, что, вероятно, «звоночки» были, но распознать их в то время для меня было практически невозможно, потому что все внимание, которое он направлял на меня, он подавал под соусом заботы. Конечно, сейчас уже, зная множественные истории абьюзивных отношений, я понимаю, что такие фразы, как «нам же с тобой так хорошо, зачем там тебе еще кто-то?» и все в таком духе – это «звоночки». Но тогда я этого не знала.
Со временем я стала меньше общаться с друзьями, которые были в разных городах России. Но в самом Коктебеле у меня никого не было по сути, кроме него. Он не казался человеком агрессивным или вообще способным избить кого-то. Тем более женщину. Еще он оказался человеком, который легко может наладить контакт с людьми. В плане коммуникаций у него сложности не было. И это, конечно же, тоже производило впечатление. Все это было направлено на то, чтобы, так скажем, покорить меня. И в какой-то момент ему это удалось. Хотя изначально он мне не понравился вообще. Это абсолютно не мой типаж мужчин. Вот совсем. Но я всегда была девушкой самостоятельной и даже в первом браке у нас с мужем было разграничение обязанностей. А вот, когда мы стали общаться с бывшим, он как раз-таки и подводил меня к тому, что «ты же девочка». Это мужчина должен быть и добытчиком, и защитником, и всем остальным, а тебе нужно просто расслабиться и наслаждаться жизнью.
— Вы говорили о том, что муж вас полностью контролировал, изолировал ото всех, устанавливал камеры? Это происходило постепенно, и вы этого не замечали или же сознательно позволяли ему все это?
— Я, конечно же, думала о безопасности. И я хотела поставить дом на охрану, но он меня отговорил от этой идеи и предложил установить видеонаблюдение, которое будет выведено на любое устройство. Я согласилась. Я не знала тогда, что основная опасность исходит как раз от человека, с которым я живу. Таким образом, он принялся устанавливать камеры, и они были выведены на его и на мой телефоны. Конечно же, он отслеживал все мои передвижения. На тот момент у меня и мысли не было о том, что камеры устанавливаются для того, чтобы следить за мной в моем же доме.
Еще я очень активный человек по жизни, но после начала нашего проживания совместного я стала много спать. Он говорил, что это смена климата так влияет, так как я приехала из Петербурга в Крым. Говорил, что это стресс после развода и организму нужно выспаться. Спала я действительно очень много. Уже потом, когда я сбежала и стала общаться с его предыдущей девушкой, я узнала о том, что он ее клофелинил, и она тоже много спала. Для меня стало очевидно, что он планировал все свои действия с момента нашего знакомства, чтобы заполучить мое имущество. Если говорить о контроле, то он начался примерно сразу. Но опять же этот контроль выдавался за заботу.
— В тот день, когда он вас избил, как все произошло?
— Что касается физического насилия, не было такого, что он первый раз меня ударил, попросил прощения, я его простила – как бывает во многих случаях, о которых мы слышим. Было совсем не так. Примерно через 4-5 месяцев совместной жизни в моем доме он под предлогом того, что в моем блоге была фотография с бывшим мужем, начал скандал. На что я ему сказала, что это мой бывший муж, человек, с которым мы хорошо развелись, хорошо расстались, и он занимал немалую часть моей жизни, и мне нравится это фото. И вообще это моя страница. Тогда он начал меня избивать. Я попыталась убежать, но он меня догнал. Схватил за волосы, потащил обратно и продолжил избивать. Он бил не с целью меня выключить, он бил с целью причинить именно физическую боль, страдания.
Через какое-то время я выбрала еще один момент, чтобы сбежать. Я успела добежать до лестницы. Все происходило в доме на 2-м этаже. Он сзади схватил меня за волосы, повалил на спину и начал бить головой об пол, из-за чего я потеряла сознание. А когда очнулась, он продолжал кричать надо мной, и тогда я поняла, что больше попыток к бегству не буду предпринимать, потому что он меня просто убьет.
После этого он продолжил меня избивать в течение двух дней с перерывом на сон. Он контролировал каждое мое движение. Он забрал мой телефон, удалил оттуда все соцсети, все контакты. Потом уже после этого он поменял мой телефон. Купил мне новую сим-карту, чтобы я не могла общаться вообще ни с кем. На связи у меня оставалась только мама, которая жила за 3 500 км от Крыма.
— Вы сказали, что мама была единственным человеком, кто у вас остался в тот момент. Она знала об избиениях или вы ей тоже не рассказывали?
— Она ни о чем не знала. Параллельно с избиениями он говорил, что знает главного прокурора Республики Крым. И вообще с прокурорами на короткой ноге и с полицией. Это его друзья. И на зоне у него есть друзья. Рассказывал про ОПГ. И если я куда-то попробую обратиться или сбежать, или если я кому-то хоть что-то скажу, то мне никто не поможет, потому что вот он такой серьезный человек, а меня в Коктебеле знать никто не знает. И ему проще закопать меня на заднем дворе. Он говорил, что, если я скажу маме, например, или кому-то из друзей, то у него есть везде свои люди и моих родных и близких тоже убьют. И в тот момент, конечно же, я этому верила.
— Какие травмы вы тогда получили? Отвез ли он вас в больницу, вызвал медиков?
— После тех дней избиений у меня был сломан нос, ухо и правая скула, ну и сотрясение мозга. Он меня не возил в больницу. Я не знаю, как я выжила. Он сам ездил в аптеку, покупал какие-то препараты уколы и сам ставил мне уколы. Несколько дней я ничего не видела вообще, потому что у меня голова была как футбольный мяч. Глаза не открывались, губа была разорванная, ухо сломано, и вся я была как одна большая гематома.
Он кормил меня через трубочку, отводил в туалет, все остальное время я лежала. Писал моей маме с моего телефона, что все хорошо, и я приболела. Он говорил о том, что «твой единственный вариант выжить – просто вести себя хорошо». Не было каких-то извинений или слов о том, что «я тебя люблю» или «прости меня».
— Вы рассказали о расписке на 100 млн. Как он вам подсунул ее – открыто или тайно? Как заставил подписать, чем объяснил?
— Через примерно две недели после этих избиений он, опять применяя физическую силу, заставил меня написать расписку, как гарантию того, что я никуда не обращусь и никому не скажу, безденежную расписку. Якобы он дал мне в долг 100 млн рублей под огромные проценты. Это было для него неким залогом моего молчания. Конечно же, я ее написала. После чего он сказал, что «мы с тобой распишемся». Он подделал справку для того, чтобы нас как можно быстрее расписали. По-моему, я вот точно уже не помню, в течение трех дней. И нас расписали.
— Сколько после этого вы продолжали жить с ним?
— Физическое насилие продолжалось. Оно никуда не делось. Ему доставляло удовольствие причинять боль. Его глаза горели, когда он избивал меня. Потом началось доведение до самоубийства. У него было оружие, которое он принес в мой дом накануне первого избиения. У него были гладкоствольное ружье, которое всегда стояло в спальне, и два пистолета. Один из которых лежал всегда в бардачке в машине, а второй он носил с собой в такой сумке на плечо. И он стал оставлять пистолет в надежде на то, что я покончу жизнь самоубийством. У меня было две попытки суицида. На второй раз приехали медики, он их сам вызвал, боясь, что я оставила предсмертную записку, которую он не смог найти. Медики не стали сообщать о попытке суицида за 5 тысяч рублей, которые он им заплатил.
— Как произошел ваш побег от мужа и что было после? Вы сразу решили обратиться в суд?
— В отпуск приехала моя мама, и через два дня после ее приезда он случайно забыл ключи от моей машины, и нам с мамой удалось бежать. Мама ни о чем не знала. Она понимала, что происходит что-то не то, но представить масштабы ужаса нормальный здравомыслящий человек, конечно же, не мог. Поэтому, когда я поняла, что есть буквально несколько секунд на то, чтобы нам уехать, я сказала маме, что объясню ей все потом, но оставаться здесь опасно. И мама поняла, что происходит, что-то страшное, не задавая лишних вопросов. Я ей сказала, что я сейчас отключаю камеры, у нас будет 30 секунд на то, чтобы отсюда уехать. Я уехала без одежды. Взяла только собаку, собачий корм и миски. Я была в шлепках, шортах и майке. Это был август. Так я и сбежала из собственного дома. Все документы на него, на мое имущество, на машину, мой российский паспорт – все было у него. Он все забрал. Основная цель с самого начала — мое имущество, к которому он никогда не имел никакого отношения, потому что с момента нашего с ним знакомства до момента моего побега прошел ровно год.
Уже когда сбежала, я стала поднимать старые контакты, так как у меня телефонная книга была пуста. Стала через маму звонить друзьям. И они уже нашли адвоката. Мы обратились в полицию, а он обратился в суд с иском ко мне на 623 млн рублей. Это расписка на 100 млн, плюс он посчитал вот эти некие проценты, которые были прописаны в расписке. Суд, не разбираясь, были ли вообще деньги, откуда у парня, на тот момент ему было 29-30 лет, такие средства, если у него ни бизнеса, никакого элитного имущества, ничего подобного нет. И Феодосийский Городской Суд быстро наложил аресты на мое имущество, к которому он никогда не имел никакого отношения.
— Почему вам не удавалось выигрывать суды первые два года?
— Суды по непонятным причинам вставали на его сторону. Отчасти мы все можем догадываться о причинах. Но доказать коррупционные факты уже невозможно. Эту расписку признали безденежной только после того, как мы дошли до Четвертого кассационного суда общей юрисдикции города Краснодара. Вот там коллегия судей, увидев дело, поняв, что ни одного документа, подтверждающего наличие хоть каких-либо денег у истца, нет. При этом Росфинмониторинг по Республике Крым и городу Севастополю давал свои пояснения в рамках гражданского дела в 1-й инстанции в Феодосийском Городском Суде и во 2-й инстанции в Верховном Суде Республики Крым. И в этих пояснениях было четко указано, что денег у моего бывшего нет, но при этом суды крымские вставали на его сторону. Только после Четвертого кассационного суда дело сдвинулось с мертвой точки, и расписку, наконец-таки, признали безденежной. Спустя практически три года я смогла снять аресты со своего имущества. Параллельно с гражданским делом по безденежной расписке были возбуждены уголовные дела. Полиция не занималась толком расследованием этих уголовных дел тоже практически 2 года, даже больше. Они сдвинулись только тогда, когда дела передали в Следственный Комитет по городу Феодосии.
— Какое наказание в итоге вынесли вашему бывшему мужу? Пытался ли он обжаловать приговор?
— На данный момент в отношении моего бывшего мужа вынесен обвинительный приговор по трем статьям уголовного кодекса. Это ч. 1 ст. 111-й «Умышленное причинение тяжкого вреда здоровью», п. «Б» ч.3 ст. 163-й «Вымогательство в особо крупном размере» и ч. 1 ст. 112-й «Умышленное причинение средней тяжести вреда здоровью». Ему назначено наказание в виде семи с половиной лет условно. Это нонсенс. И только в мае 2024-го года опять же Четвертый кассационный суд общей юрисдикции города Краснодара отменил этот приговор и направил дело снова в Верховный Суд Республики Крым на новое рассмотрение с указанием на сомнительный условный срок.
— Как считаете, если в итоге ему дадут реальный срок, на этом разбирательства закончатся или будут жалобы?
— Заседание назначено на 9 июля, и мы очень надеемся, что он все-таки получит реальный срок за совершенные им преступления в отношении меня. И также параллельно гражданскому делу по безденежной расписке и расследованию по уголовным делам бывший муж инициировал в отношении меня три иска о защите его чести достоинства и деловой репутации, так как я давала интервью различным телеканалам, в том числе федеральным. На данный момент мы выиграли все дела, которые были за эти почти 6 лет. Осталось дождаться только реального срока для этого преступника. Судя по определению Четвертого кассационного суда общей юрисдикции города Краснодара высока вероятность того, что ему его дадут.
— 25 июня в Госдуме обсудили тему домашнего насилия и необходимости мер борьбы с абьюзерами. Как считаете, в ближайшее время в нашей стране смогут принять закон, защищающий жертв домашнего насилия? Как так называемый «закон Салтанат» в Казахстане?
— С тех пор, как я узнала, что такое домашнее насилие и поняла, насколько это острая, важная и, к сожалению, больная тема для нашей страны, за годы судебных тяжб я поняла, как работает система. И еще живя в Крыму, я пошла учиться на юриста. Год назад я вернулась в Петербург и сейчас сотрудничаю с различными центрами, общественными организациями, юристами и адвокатами. Стараюсь помогать пострадавшим от домашнего насилия. Полгода назад я запустила видео-подкаст на YouTube, который называется «Не молчи». Основная тема, о которой мы говорим, это домашнее насилие. На своем опыте я знаю, как порой тяжело не то что добиться справедливости, а просто защитить себя и отстоять свои права. Мне для этого понадобилось 6 лет. Я потратила много ресурсов, сил, времени, здоровья, денег. У меня была колоссальная поддержка близких и незнакомых людей, когда мы запустили петицию. Она собрала порядка 70 тысяч подписей. Я не знаю, кто все эти люди, но я очень им благодарна. Я понимаю, что не у каждой женщины в силу различных обстоятельств есть столько времени, сил и других ресурсов для того чтобы отстоять свои права, для того, чтобы сохранить свою жизнь, своих детей от насилия. Поэтому я продолжаю помогать пострадавшим от домашнего насилия и говорить об этой проблеме открыто.
На данный момент многие агрессоры остаются безнаказанными. И у них нет страха наказания за преступления в отношении женщин и детей. Я очень надеюсь, что в ближайшее время в нашей стране все-таки примут закон, защищающий пострадавших от домашнего насилия и от сталкинга.
Конечно же я, как и многие, следила за делом Бишимбаева. И я надеюсь, что и в нашей стране закон будет принят. В России есть жуткие громкие дела, истории женщин, некоторые погибли от рук партнеров и мужей, а те, кто выжил – лишились конечностей. И историй о насилии становится только больше. Если проблему замалчивать – она не решится. Нельзя делать одно и то же и надеяться на другой результат. Проблема домашнего насилия в России стоит остро, и ее пора решать.
— Как вы живете сейчас? Смогли ли отпустить этот ужас и вновь радоваться жизни, доверять мужчинам?
— С тех страшных событий прошло 6 лет. Я прекрасно жила до этой истории и живу после нее. Мне абсолютно нравятся моя жизнь, работа, хобби, подкаст и люди, которые мне дороги. Мужчин я не боюсь. Да, я стала сильнее. Но мне не нравится фраза «то, что нас не убивает, делает сильнее». Потому что такой опыт, который пережила я и многие женщины, столкнувшиеся с абьюзом – не пожелаешь и врагу. А сильнее мы можем стать и без опыта насилия. Насилие – это зло. И я не устану это повторять.