«Спасите нас от этого хулигана»: как сто лет назад беднота стала неподсудной

Деревни под хулиганами

…К десятилетию Октябрьской революции в Новосибирске предложили понимать термин «хулиганство» по-новому, надеясь по-иному (и полегче для себя) вести борьбу с этим антиобщественным злом. Разработчиками неслыханного в юриспруденции явления стали административный отдел Сибкрайисполкома, краевые суды и прокуратура.

Дело в том, что сибирские чиновники были обеспокоены ростом преступлений этого вида; обвиненные московской властью в бездействии, они пошли на «революционное» переосмысление хулиганства. Часть преступлений, совершенных из хулиганских побуждений, просто выпала из статистики. Власти потребовали по-новому посмотреть на то, кто, как и когда нарушает общественный порядок. Особенно остро проблема стояла в деревне. Сибиряки-сельчане повсеместно роптали и писали о том, что «красная милиция» работает гораздо хуже царской полиции, поскольку от хулиганов не стало нормальной жизни. Районные газеты пестрели сообщениями о том, что хулиганы всюду верховодят.

Пролистав подшивки местных газет того периода, можно установить, что рабкоры и селькоры, опасаясь мести, боялись называть свои настоящие имена и скрывались под оригинальными псевдонимами. В провинциальной прессе тех лет общим местом печатной полосы стала рубрика «Долой хулиганство».

Фронтовые сводки

В газете «Совет крестьянину» заметки напоминали фронтовые сводки: «Деревня Средне-Яркова. Крестьянство нашей деревни убедительно просит убрать известного хулигана Казакова Василия. Жизни никому не стало от этого паразита. Вот краткий перечень его «подвигов». 1. Нанес тяжелые побои Казаковым Дмитрию и Артамону, которые из-за боязни быть убитыми не подали в суд. 2. Был участником убийства своего брата – Степана Казакова. За это дело он судился, но суд его почему-то оправдал. 3. Ударил хлыстом по глазу Первухина Степана. На днях он напился самогону, обругал матом Корнеева Алексея и угрожал ему убийством. Уберите от нас этого хулигана, а то спасение от него нет. Подпись: Обиженный».

«Поселок Ольгинский. На всех крестьян нашего поселка наводит ужас хулиган Агапов Василий. Прошлой зимой Агапов нанес тяжелые раны ножом гражданину Ерусланову. За это был заключен под стражу. Через некоторое время он каким-то образом из дома заключения освободился и принялся за свое прежнее ремесло. Летом бегал с ножом за встречным и поперечным, а когда однажды у него отобрали нож, он схватил вилку и с вилкой гонялся за крестьянами. 19 декабря избил девушку Жаркову Феклу. Подпись: Орел».

«Хулиган из деревни Хапово Усачев Григорий никому прохода не дает. Недавно он с ножом гонялся за девушками, как-то изнасиловал односельчанку и теперь грозится ей: «Заявишь, все кости переломаю». Усачева боится вся деревня. Того и смотри, что ножом пырнет. Подпись: Глаз».

Хулиган хулигану рознь?

Власти смогли пройти мимо возрастающего беспредела, поступив наивно, лживо и с благоприятным исходом для себя, любимых. С громогласными требованиями усилить меры по борьбе с хулиганством неоднократно выступал председатель Сибкрайисполкома Роберт Эйхе, перенаправивший работу правоохранительных органов с одного русла в другое. На хулиганство пролагалось смотреть не как на общественное зло, а как на явление политическое.

Казалось бы, ну, сейчас закрутят гайки! Хулиганов приравняют к контрреволюционерам, с которыми быстро покончат. Отнюдь! Гайки закрутили в обратную сторону. Карательный удар направили против тех, кто действительно в селе работал, а не дебоширил и пьянствовал.

Партийная установка начальства была воспринята на местах однозначно. Сибирские юристы вооружились новоиспеченной концепцией борьбы. Хулиганство теперь разделялось на «неопасное»― бытовое, уличное, домашнее, с которым можно было не бороться; и злостное ― классово-враждебное, подлежащее полному искоренению.

Статистика сразу «похорошела»

Другими словами, если раньше за хулиганство несли наказание крестьяне, действия которых, совершенные в состоянии опьянения, приносили определенный материальный ущерб и вред здоровью, то теперь, оказывается, это «озорство» не имело серьезной социальной опасности и уголовному наказанию не подлежало. Гуляй, рванина!

Отнесение к хулиганству ряда преступлений против личности ― побои, легкие телесные повреждения, оскорбления ― считались ошибкой. И в статистику эти преступления перестали попадать, поскольку, по мнению новосибирских юристов, «старое обывательское представление о хулиганстве, особенно в деревне», требовалось не принималось в расчет вообще. Всех этих дебошей, синяков, выбитых глаз и ножевых ранений как бы не было. Никто их как бы не совершал. Вот так номер! В Москве увидели «похорошевшую» статистику и перестали предъявлять претензии к новосибирской власти по вопросам правопорядка.

В сознание сельских масс советские юристы стали внедрять новое понятие о хулиганстве. Оно – это озорные действия, которые сопряжены с явным неуважением к советскому обществу, которое защищает закон. И тот же самый закон не защищает отдельных личностей, которых можно унижать и бить.

Объяснение простое: одно ― одно, а другое ― другое

Одно дело ―хулиганство бытовое, связанное с бесцельным дебоширством, пьянкой крестьянина, поножовщиной, лишением девушек девственности; и совсем другое дело ― хулиганство антисоветское, связанное со срывом общественной работы, субботников, митингов и прочих акций советской власти на селе.

В отношении первого вида хулиганства, связанного с посягательствами на жизнь и здоровье людей, их оскорбление и уничтожение личных материальных ценностей, запрещались меры, связанные с лишением свободы. В отношении второго вида, т.е. в отношении зажиточных крестьян, усиливалась линия жестких репрессий.

С началом массовой коллективизации эти нововведения правоохранительной системы привели к страшным последствиям: на митингах по образованию колхозов несогласных лишали прав и репрессировали как хулиганов, классовых врагов. Тем самым ликвидировали середняков, основных сельских тружеников. Однако подобный классовый подход не положил конец хулиганству.