«Шо кассета, шо бобина». Как живут в белгородском селе после украинских обстрелов

Обстрелы российских сел со стороны Украины – новая реалия приграничных российских регионов. Специальный корреспондент газеты ВЗГЛЯД побывал в Белгородской области, в селе Головчино, на днях пострадавшем от обстрела, увидел, как жители справляются с последствиями артналета, и узнал, почему сельчане не собираются даже на время уезжать в более безопасные места.

– Тут пострадавшая женщина жила, – показывает Константин Анпилов, заместитель главы Грайворонского городского округа, на дом: свежая воронка рядом, ворота иссечены, вместо окон – полиэтилен, заклеенный на скорую руку. В селе Головчино, где утром во вторник был обстрел со стороны Харьковской области, несколько дней идут дожди.

– Почему «жила»? Вроде в Головчине трое пострадавших, убитых нет.

– Ну, она в больнице сейчас, – уточняет собеседник. – Ее муж сразу довез на своей машине, с пробитым баком и колесами. Все хорошо с ней, с женщиной. И с остальными тоже. Утром прилетело, без скольких-то шесть, поэтому на улицах толком никого не было, слава богу.

Грайворонский округ обширен, одной границы с Украиной – 83 километра. Головчино – на востоке, в десяти километрах от границы. А, например, Сподарюшино, что на западе, к границе просто впритык. Неделю назад Сподарюшино обстреляли, жителей – и оттуда, и из Безымено, что неподалеку, – попросили переселиться в безопасные места.

Среди пунктов временного размещения, например, – дворец культуры и спорта в Грайвороне. Или только что отремонтированный дом престарелых. Чаще всего сюда едут просто переночевать, на всякий случай, чтобы сразу с утра – обратно в свои дома. Но в основном, конечно, размещаются по родственникам здесь же, в районе. Например, в Головчино к жителю Дмитрию из Безымено приехали теща с тестем.

– Выезд им вечером объявили, опасность была. Они к нам, спрятаться. А у нас прямо следующим утром, – Дмитрий показывает на черепичную крышу с квадратной, забранной под желтую пленку дыркой на левом скате. – Получилось, что у них [хозяйство] целое, а у нас вона что. И ливень какой. Пленка не сдюжит, поскорее бы ремонт.

Черепица, положим, не шифер. Да еще у Дмитрия она хитрой формы, за день-другой не найдешь. Притом, уверяют в администрации, ни один человек и ни одно хозяйство без помощи не останется. Ни в одном из обстрелянных сел – что в Грайворонском округе, что в Белгородском районе, где в апреле же прилетело в Журавлевку.

– Детей со стариками отсюда отправим все же. Потому что неизвестно же, как и что, – продолжает Дмитрий. – А сами с женой останемся, отстраиваться будем. Крыша, окна, две машины – тут еще независимая оценка придет, тоже надо дождаться. И по забору врезало…

– Кстати, одно окно не посчитали, жена увидела, – чуть позже обращается хозяин к подошедшим к дому районным чиновникам. Те обещают скорый повторный осмотр и обмер – уже окончательный, чтобы определить, сколько нужно денег. Задаток из областного бюджета строителям уже пришел.

* * *

Строители – местные, головчинские; даже на богатой Белгородщине не так часто, чтобы у села на 6 тысяч человек – и свои. И дома в Головчине в основном зажиточные: есть и земля, и работа. С последних десятилетий империи через весь СССР и практически без потерь в начале новой России тут, как говорят головчинцы, – «сладкая жизнь нон-стоп»: сахарный завод и сахарный же совхоз, ныне ЗАО.

– У меня, как у подрядчика, 53 поврежденных дома, – подсчитывает Вячеслав, владелец головчинской строительной фирмы. – Крыши делаем, стеклим окна. 30 крыш – так скажем, более большой объем [работ]. Где полкрыши менять, где целиком под замену. Окон – считайте, полторы сотни, там еще уточняется, как у Дмитрия. Будем [работать] максимально быстро, хотим за две недели все залатать.

– Вовсю уже начали работать, прямо с первого дня, – говорит Геннадий Бондарев, глава Грайворонского городского округа, уступая дорогу рабочим, несущим по улице Чапаева очередной лист шифера. – Здесь, – показывает глава, – был поврежден газопровод. Тут – полный обрыв линии электропередач. Это сразу починили, практически, когда Вячеслав Владимирович [Гладков, губернатор Белгородской области. – Прим. ВЗГЛЯД] приехал. Считайте, что в первые часы.

Только что Бондарев проводил областного прокурора, приехавшего в Головчино: надзор и учет по всем линиям. И по восстановлению, и по ходу расследования дела об обстреле.

– Скажу так: мы были готовы, но не ожидали, – формулирует глава городского округа. – Оказывается, так тоже бывает. Теперь будем знать.

* * *

Про братские народы в Головчине речь лучше не заводить. Не из-за обстрела даже, тут все сантименты исчерпываются местной формулировкой под обстоятельства: «На спецоперации как на спецоперации». Есть, однако, и другая формула, характерная не только для головчинцев, но и вообще для белгородского приграничья: «Нельзя быть братьями самим себе».

И суржик по обе стороны границы тридцатилетней давности – один. И родня друг у друга – не только вдоль приграничной «нулевки», но и на сотни километров вглубь нынешних отдельных стран. Да и в «Экономических примечаниях к генеральному межеванию» за 1780-е так и написано: Грайворон и окрестности – «слобода… при двух больших дорогах, лежащих первая из г. Ахтырки в Белгород, вторая из г. Сум в г. Харьков». Так что, как бы ни выглядело очередное межевание, а «общность – она всегда общность», говорит Ирина Полякова, жительница Головчина:

– Половина здешних людей в Харькове, половина в Белгороде. Еще с того времени, да и после СССР тоже.

Ирина – из тех, кто обладает точным знанием: работает в ЗАГСе.

– Одни женились там, другие вышли замуж здесь. Ни одного двора нет, чтобы не было родни на Украине. Братья, сестры, племянники, – перечисляет она. – К нам те, кто с той стороны здесь оказался, приходят за документами – кто после 24 февраля приехал, а кто и до. Вот девушка, двумя днями до всего в Головчине появилась: больную мать приехала навестить. Теперь будет ждать, пока не разрешится. Были соседями, теперь они – беженцы, пока мир не вернется. Необычное ощущение, правда.

– Какое?

– В масштабе страны не скажу, – признается Ирина. – А так – у нас вообще здесь места такие, необычные.

* * *

Что правда, то правда: и Головчино, и Грайворон необычны сами по себе. В городе, к примеру, родился Владимир Шухов – так точно, башня на Шаболовке и многие другие конструкции-гиперболоиды, существенно обогнавшие время. В память о великом земляке в центре Грайворона стоит, так уверяет табличка, «рекорд планеты», то есть самая большая в мире плетеная шуховская башня из лозы.

Сразу за Головчином – Лысая гора с полагающимся набором легенд о ведьмах и прочей нечистой силе. А в центре села – Круглое здание; чем является, так и называется. Памятник архитектуры, конец XVIII века. Сейчас – музей, при Советах – склад химикатов. А вот для чего Круглое здание построили потомки генерала Ивана Хорвата, серба на русской службе у императрицы Елизаветы и далее, – теперь не знает никто: амбар – не амбар, театр – не театр, на хозпостройку тоже не похоже. Предположение, что Хорваты возвели храм какого-то штучного хитрого культа, среди местных краеведов и жителей вполне в ходу. До таинственной постройки, впрочем, слава богу, не долетело.

– Ну, у нас… как видите, – говорит пенсионерка Вера Воейко, жительница улицы Чапаева. И в крышу прилетело, и в доме тамочка у нас… А там соседям шифер развозят, а нам что?

– Все полностью будет, не переживайте, – говорит замглавы Грайворонского городского округа Анпилов. – У вас же не шифер, а ондулин. Привезут, все будет. И на повторное [освидетельствование] зайдем.

– Та и сейчас заходите, – предлагает Вера. – Два шкафа, диван, потолки.

– Люди не пострадали?

– Та не, слава богу. Хотя чудом пронесло, если така дырка, – говорит Вера.

Ведра стоят прямо под огромной дырой в крыше. Прямое попадание; действительно, чудом.

– Не дай бог, зальет, потолки уси пообвисают, – опасается хозяйка. – Вчера стеной дождь шел, сейчас еще так-як.

Потолок – то ли от осколков, то ли еще от чего – в сетку. В шкафу – дырка, напоминающая пулевую, только раза в три больше.

– И шторы гляньте яки, – показывает Вера испещренную попаданиями ткань. За шторами – стена; значит, тоже изнутри.

– Так как оно через крышу-то?

– Потому что кассета прилетела, – предполагает Анпилов.

– Та шо кассета, шо бобина, – говорит хозяйка. – Выжили, и спасибо.

Как и другим жителям Головчина, Вере Воейко предлагали после обстрела на время уехать туда, где поспокойнее. Причем дважды. Сначала замгубернатора Константин Полежаев, потом следователи: на две, на три недели – куда угодно.

– Соседка Маринка уехала. А сегодня звонила, назад хочет, спрашивала, как и чего, – говорит Воейко. – Чего сидеть у людей у чужих? Хай воны и свои, но день-два в гостях посидишь – и все, и уже не нужен тамочка. Как люди говорят – сиди, мамо, дома, и шо бог дасть. Нема вариантов. Страшно, однако все сидим дома… И потом, бросишь дом – растянуть усе на свити. Нияких нацикив с той стороны не треба.

Ну да, изнанка тезиса «никто не брат самому себе»: «Все вокруг» не то, чтобы «колхозное». Но при случае – «мое».

– От одной бомбежки и переезжать? – вдруг спрашивает Воейко. – Враги не дождутся. А свои тем более… Вы мне только скажите, когда машины будут освидетельствовать, а то у нас тоже проблема, – говорит она чиновнику.

Машин с проблемами в Головчине – 23: легковые, грузовые, трактора.

* * *

– Там, на Чапаева, что-то осколочное. А здесь, на Луговой, – с десятого номера и дальше, целым рядом – два фугаса упали, – предполагает Роман Твердун, замглавы городского округа по строительству. Взрывная волна другая совсем. Столбик кирпичный, – Твердун трогает столб, поддерживающий основательный забор, – как зуб теперь, уже не держится. При том, что и снаружи кирпич, и внутри труба.

– Крыша подскочила, в смысле, плита верхняя. Потом на место встало, да косенько-то как, – показывает на свой дом по улице Луговой Наталья Астахова, председатель совета ветеранов Головчина. Она в селе – как раз приезжая. Здесь и вокруг – много жителей российских «северов» и Дальнего Востока, кто после выхода на пенсию уехал «на материк». Астахова с Камчатки, технолог рыбной промышленности, приехала «на другой конец географии» с десяток лет назад.

– Новую теплицу вынесло, все деревья мои красивые, плодоносящие, – продолжает подсчет она. – Если бы меня не разбомбило сейчас, я бы уже в мае свежие огурцы ела. Ну ничего, мы все восстановим потихоньку. Мне нравится с землей работать, я это с Камчатки очень люблю, а тут сам бог велел.

Несколько соседей Астаховой, тоже из переселившихся, уехали на родину в Архангельск. Вроде бы на время. Не после обстрела, а еще в феврале, «когда ситуация началась», поясняет жительница.

– И мне родственники с Камчатке звонят, «уезжайте» говорят. А куда я поеду, когда здесь мой дом? Ну, сволочи они. Так от своей судьбы не убежишь. Люди все хорошие здесь, в Головчино, все вместе все восстановим, – уверена Астахова. Тем более шифер ей уже не только подвезли, но даже успели уложить.

– И дел много, – продолжает она. – Завтра в десять едем по юбилярам, сразу трое: 80, 85, 90 лет – много ветеранов, и юбилеи часто, надо поздравлять...

* * *

– Здрасьте, – говорит Игорь Очкалов, хозяин соседнего дома на Луговой. – Что случилось?

У Очкаловых – примерно все, как везде в Головчине. В доме выбило стекла и вынесло двери – взрывная волна изнутри. В гараже выгнуло стену. В машине «немного дырок, немного вырвало люк и немного не закрывается дверь». Никто не пострадал, даже лайка в будке – правда, все больше молчит, хотя чужих во дворе полно.

– Собака боевая, – говорит хозяин, – выдержала все. А вот баню, наверное, придется сносить. Сюда отвесно пошло, под наклоном, все посекло. А так по дому ерунда – окна, двери, мебель. Главное, живы.

Вопрос о переезде перед Очкаловыми не стоит вообще. О временном отъезде – тем более.

– А как мы людей бросим? – спрашивает он. – Жена, то есть супруга моя – терапевт в районной больнице, ей лечить людей надо. Я замдиректора в спортивной школе, ребят поддерживать надо, а не бежать. Работаем, будем работать. Мы люди, как говорится, не из пугливых. Я в Афгане был.

– Как там у Пелевина: «Под Кандагаром было круче»?

– Не Кандагар, – уточняет собеседник. – Джелалабад, 66-я бригада. И еще Чечня была. В общем, мы на посту. Разве что я за пару дней до этого отпуск на неделю взял – ну вот, отдохнул, получается.

* * *

– Судя по гвоздям, которые наполовину вынуты и выгнуты, крышу [надо будет] перекладывать полностью, – говорит Ирина Полякова, сотрудница ЗАГСа, показывая на свой дом.

Речь про ту часть крыши, что не пострадала. Остального, по меркам строителя Вячеслава, под «более большой объем работ», то есть около половины.

– Сарай нас спас от взрывной волны, – полагает Полякова. – Вред на огороде уже не считаем, это мелочи. Ребенок не понял, что произошло, – ему семь лет. Стал тревожиться, только когда мы из дому не смогли выйти. Замки почему-то деформировались, видимо, от взрывной волны железная дверь выгнулась. Но не вовнутрь, а наружу – вопреки всем законам физики. Пришлось монтировочкой немножко отжимать, чтобы открыть.

– А если бы пожар?

– Тогда бы, наверное, мы отжать дверь не успели, – говорит женщина. – Нет, уезжать не будем. Надеемся, что два раза в одну точку не прилетит. Будем жить мирно дальше. Без повреждений. Без пессимизма. И без негатива. Победа наша по-любому, только хотелось бы, чтобы цена ее пониже была. Сейчас дождь, еще если вдруг ветер подует – пока не полезем на крышу, не перебьем, так ее и снесет. Лист за листом раскрывать начнет, и еще хуже будет, чем от обстрела... А так – была бы возможность, то мобилизовалась бы.

«Zадача будет Vыполнена», обещает заголовок на первой полосе грайворонской районки «Родной край». «Русские люди до конца будут бороться за достойное отношение к своей стране», подчеркивается в финале. Войск как таковых в Головчине нет. Родня на спецоперации – не у многих, но есть.

– Ничего они нам не рассказывают, когда связываемся, – говорит Полякова. – Да и не нужно это знание нам, гражданским. Мы сентиментальны – те, кому больше 40 лет. Накручиваем, фантазируем. Не надо нам. А детям – совсем не надо. Если родители рядом, так ребенку и хорошо. А как дальше будет? Хочется мира, и чтобы мы отделались наименьшим. Все мы, по обе стороны.