В Москве началось рассмотрение громкого уголовного дела в отношении врачей городской клинической больницы имени Ерамишанцева. По версии следствия, по их вине в начале 2016 года скончался один из лучших в России специалистов по массажу Владимир Харитоненко. Причем смерть известного массажиста наступила из-за болезни, которую он получил уже в клинике, а врачи ее просто не заметили. Почти сразу следователи возбудили уголовное дело, но оно дошло до суда только шесть лет спустя. И случилось это лишь благодаря настойчивости семьи Владимира Харитоненко, которая хотела добиться справедливости. Подробности этого громкого и неоднозначного дела изучил корреспондент «Ленты.ру» Игорь Надеждин. В сленге врачей скорой помощи есть устойчивое выражение: комбинат здоровья — больницы, которые пользуются дурной славой. Этот термин появился в конце 60-х годов прошлого века, когда в СССР создали Минбыт — Министерство бытового обслуживания населения. Тогда в городах стали открывать целые комбинаты, где под одной крышей располагались парикмахерские, часовые мастерские, химчистки, ремонт обуви и многое другое. Они стали конкурентами кустарей-одиночек и постепенно вытеснили их — но качество обслуживания населения, поставленное на поток, при этом заметно упало. По аналогии с этими предприятиями медики и разделили все лечебные учреждения на собственно больницы и комбинаты здоровья. Столичная ГКБ №20 прославилась как комбинат здоровья очень давно — и тот факт, что в 2014 году она была переименована в больницу имени Ерамишанцева, на ситуацию никак не повлиял. *** Владимир Харитоненко в конце XX века был известным в Москве специалистом. Спортсмен, учитель, тренер и массажист, он окончил Институт физкультуры и много лет отработал в Центре микрохирургии глаза Святослава Федорова (ныне — Межотраслевой научно-технический комплекс «Микрохирургия глаза» имени Святослава Федорова). Но Харитоненко занимался не зрением, а совсем другими проблемами: реабилитацией и восстановлением больных после травм и хронических болезней. Его справедливо называли одним из лучших в России специалистов по массажу, к нему стремились попасть многие спортсмены, артисты и просто известные люди. Член-корреспондент АН Святослав Федоров говорил, что у него работает лучший в мире специалист по посттравматической реабилитации. Например, Харитоненко работал с актером Георгием Жженовым, он же помогал восстанавливаться после травмы Юрию Лужкову. В 2005 году, после реорганизации Центра, Владимир Харитоненко ушел на пенсию, но сидеть дома без дела не смог — сперва работал тренером по плаванию, а потом — учителем физкультуры в школе. Он вел активный образ жизни: бегал по утрам, плавал, а иногда, в исключительных случаях, занимался массажем. Здоровье у него было крепкое. Но летом 2015 года 76-летний Харитоненко обратился в районную поликлинику — у него на левой лодыжке образовалась небольшая трофическая язва. Небольшая — это меньше рублевой монеты, диаметром менее четырех миллиметров. Несколько недель Владимир ходил на перевязки в поликлинику, и постепенно рана стала затягиваться. Он продолжал работать — но окончательного заживления не произошло. И когда 25 ноября 2015 года Харитоненко вновь пришел в поликлинику, его прямо с приема отправили на скорой в ГКБ имени Ерамишанцева. Диагноз — атеросклероз артерий нижних конечностей; критическая ишемия левой стопы и голени. «Медики просто игнорировали меня» В больнице Харитоненко положили в третье хирургическое отделение, которое чаще называют отделением грязной (гнойной) хирургии, и после обследования назначили ему лечение — перевязки и уколы флеботоников (препаратов для улучшения венозного оттока крови). Пациенту делали уколы в ягодицы и ставили капельницы, жена Елена Перепонова навещала его каждый день. Первоначально лечащим врачом Харитоненко назначили Антона Захарова, но позже он стал исполнять обязанности завотделением (на время отпуска руководителя), и лечащим врачом стал Антон Борисов. Лечение шло успешно, рана затянулась, и 11 декабря Владимира должны были выписать. 10 декабря, накануне выписки, Елена приехала в больницу после работы достаточно поздно — помочь мужу собраться. Около 20:00 пришла медсестра и поставила Владимиру Харитоненко капельницу. Врач Борисов объяснил супруге, что ничего страшного не произошло — обычная аллергическая реакция на препарат, который был в капельнице, и к утру все пройдет. Но на самом деле состояние больного резко ухудшилось: следующие дни температура скакала от 35 до 39 градусов, воспалились лимфоузлы и суставы. Больной перестал вставать с кровати. О выписке Харитонова речь уже не шла, хотя язвочка на его лодыжке полностью затянулась. По словам вдовы, врачи Захаров и Борисов говорили ей, что у мужа обычная простуда: мол, Харитоненко бегал по отделению раздетым, хотя в здании сильные сквозняки. Именно «простудой» лечащие врачи и объясняли тяжелое состояние больного. При этом профильное лечение отменили, поскольку основное заболевание было пролечено, и больному назначили только анальгин и димедрол. Перепонова много раз просила обследовать мужа, но ее просьбы игнорировали. «Моего мужа никто не обследовал» Уже 11 декабря Перепонова перевела мужа в платную палату — в общую поступило много тяжелых больных, и находиться там супругам стало некомфортно, хотя бы потому, что Харитонова по несколько раз в день надо было переодевать в сухое из-за сохраняющейся лихорадки. Только 14 декабря врач Захаров назначил консультацию невропатолога, и Елена Перепонова сама катила коляску в соседний корпус. К тому моменту Харитоненко не только не мог ходить — у него уже не двигались рука и голова. Невропатолог, обследовавший пациента, поставила диагноз остеохондроз шейного отдела позвоночника и порекомендовала перцовый пластырь и финалгон — препараты, которые нельзя применять при гипертермии. 21 декабря Харитоненко перевели в терапевтическое отделение. «Нога зажила, у нас вам больше делать нечего», — сказали его супруге. В терапевтическом отделении пациента обследовали несколько дней: у него были признаки пневмонии, но не настолько серьезные, чтобы объяснить его тяжелое состояние. Поэтому врачи искали у Владимира другую инфекцию, подозревая даже запущенный туберкулез. А 25 декабря, при очередном осмотре врач-терапевт обнаружила на его левой ягодице покраснение — точно на месте укола, который делали в первые дни после госпитализации. Доктор сразу назначила Харитоненко рентген и ультразвуковое исследование, которые показали постинъекционный абсцесс, причем очень обширный. В тот же день Владимира вернули в гнойную хирургию и только тогда стали обследовать. 29 декабря ему сделали первую операцию, которая показала: абсцесс из ягодичной мышцы по сосудам ушел в забрюшинное пространство. Уже на следующий день пациенту стало легче, но потребовалась вторая операция — по иссечению флегмоны левой подвздошной и поясничных мышц. Вторую операцию провели 30 декабря, и после нее перевели больного в реанимацию. Родным сказали, что в праздничные дни там лучше наблюдают больных, чем в отделении. Из реанимации Харитоненко уже не вышел — 2 января у него открылось легочное кровотечение, с которым врачи справились, но состояние больного не улучшалось. Он скончался через 50 дней после поступления в реанимацию — 19 февраля 2016 года. «Вдову погибшего лишили ее права» Еще 14 декабря семья Владимира Харитоненко стала добиваться от врачей подробной информации — у нее возникло естественное желание проконсультироваться со специалистами и понять, что происходит. Только после 25 декабря, когда терапевты поставили чисто хирургический диагноз, который не заметили в профильном отделении, заместитель главного врача принял родных пациента и пообещал им всяческое содействие — но ничего не сделал. В тот день и позже они безуспешно пытались попасть на прием к главному врачу больницы Крапивину. Позже родственники больного писали заявления с просьбой выдать на руки копии медицинской документации, а 30 декабря, между первой и второй операциями, такое же прошение собственноручно написал сам Владимир Харитоненко. Но безуспешно: вопреки требованиям закона и всех приказов, руководство больницы ни копий, ни выписок так и не предоставило. В день смерти Харитоненко родственники немедленно обратились в полицию и потребовали провести его судебно-медицинское вскрытие. Но им ответили, что тело уже вскрывает патологоанатом больницы. Администрация почему-то была убеждена, что после патологоанатомического вскрытия нельзя проводить судебно-медицинское, и максимально ускорила процедуру, даже не выдержав положенной экспозиции. Патологоанатом больницы (в прошлом — врач судмедэксперт со стажем почти 30 лет) Андрей Рыжов вскрытие провел быстро. Но почему-то он не заметил сепсиса, хотя он был указан в медицинской карте. Более того — проведенное на следующий день судебно-медицинское исследование этот сепсис обнаружило и описало в полном объеме. Позже, уже на допросах, сразу несколько сотрудников больницы дали показания, что эти диагнозы не были включены в заключение умышленно, по указанию заместителя главного врача больницы Темури Мирилашвили. Он сам, впрочем, такого распоряжения не помнит. В итоге в протоколе патологоанатомического вскрытия, оформленного в ГКБ имени Ерамишанцева, причинами смерти Владимира Харитоненко были указаны крупноочаговый постинфарктный кардиосклероз в сочетании с дисциркуляторной энцефалопатией, осложнившихся острой сердечно-сосудистой недостаточностью и отеком головного мозга. Ничего из этого на самом деле у больного не было. Но по закону патологоанатом не несет уголовной ответственности за дачу заведомо ложного заключения — на это на допросах неоднократно указывал сам патологоанатом Рыжов. Эксперты установили, что причиной смерти больного Харитоненко стал именно постинъекционный инфильтрат, по кровеносным сосудам проникший в забрюшинное пространство и вызвавший сначала правостороннюю (до 25 декабря), а затем — двухстороннюю деструктивную пневмонию и внутрибольничный сепсис. Крупноочаговый кардиосклероз, указанный патологоанатомом Рыжовым, в прямой причинно-следственной связи со смертью Харитоненко не находился. А лечащие врачи Антон Борисов и Антон Захаров просто не осматривали больного Уже 8 декабря в анализах крови Харитоненко были отмечены повышенный лейкоцитоз и гектический (скачкообразный) характер температуры тела — признаки острого инфекционного процесса. 18 и 20 декабря в крови больного обнаружили рост золотистого стафилококка — прямое указание на возможный сепсис. В это время он по-прежнему находится в отделении грязной хирургии. Но ряд манипуляций, записанных в истории болезни, явно не проводился: так, в документе указано, что с 25 ноября по 8 декабря больному семь раз выполнялось пальцевое исследование прямой кишки. Однако при этом каких-либо изменений области левой ягодицы медики почему-то не отметили. Проще говоря, с 8 по 28 декабря 2015 года врачи-хирурги со стажем работы более десяти лет не выявили ни абсцесс, ни сепсис. Что свидетельствует не только об их полной профнепригодности, но и о вопиющем равнодушии. Тайны «Асклепиуса» Асклепий (в древнегреческом написании — Асклепиус) — бог врачевания у древних греков и римлян. Именно такое название дано автоматизированной информационной системе, которая используется в столичных медицинских учреждениях для ведения электронной карты больного. Помимо прочих возможностей она фиксирует дату и время внесения записей и дату их распечатки. Экспертиза электронной карты больного Харитоненко показала, что своевременно были сделаны только две записи: при поступлении больного в отделение 25 ноября и осмотр пациента врачом Захаровым 30 ноября. Все остальные записи делались значительно позднее. К примеру, осмотр больного 30 ноября был внесен в карту 3 декабря, запись об осмотрах 4 декабря Захаровым, 6 декабря врачами Захаровым и Борисовым и 9 декабря врачом Борисовым были созданы практически одновременно 9 декабря — список этот можно продолжать долго. Переводной эпикриз, датированный 2 декабря, фактически был создан только 20 дней спустя, 22 декабря. А запись о консилиуме от 30 декабря была создана вообще 8 января следующего года — то есть врачи реанимации просто не знали о принципиальных моментах, установленных этим консилиумом. Они не понимали механизм развития болезни в критически важные первые дни интенсивной послеоперационной терапии Да и в целом за полтора месяца лечения историю болезни врачи Захаров и Борисов заполняли всего четыре раза: 3, 9, 18 и 22 декабря. Но главная проблема этой истории — в другом. «Медики покрывали друг друга» Елена Перепонова и Владимир Харитоненко любили друг друга. Жена ездила к мужу каждый день, сообщала дочери о ключевых моментах по WhatsApp — и фактически у нее получилась альтернативная история болезни. Ее сравнение с формальной показывает: система фальсификации медицинской документации в ГКБ №20 была поставлена на поток. То, что патологоанатом не заметил у пациента сепсис, было лишь первым кругом сокрытия врачебной ошибки. Назначенная в день смерти судебно-медицинская экспертиза установила сепсис и даже выделила из раневого отделяемого все его возбудители — но на прямо поставленные вопросы о возможности ранней диагностики ответа просто не дала. Комиссия Департамента здравоохранения обнаружила разночтения в медицинской документации — но указала на них как на «дефекты ведения истории болезни». Повторная экспертиза показала, что признаки сепсиса у Владимира Харитоненко появились уже 8 декабря, и в истории болезни они указаны — в первую очередь в результатах анализа крови, автоматически поступающих в программу «Асклепиус». Но эксперты вновь не сделали вывод о причинно-следственной связи и о возможности ранней диагностики. Страховая компания, которая в рамках контроля качества программ обязательного медицинского страхования проанализировала все этапы лечения Владимира Харитоненко, сначала отказалась предоставлять результаты родственникам. Хотя именно эксперты этой компании (ныне ликвидированной) выявили все недостатки и первыми прямо указали на бездействие врачей третьего хирургического отделения ГКБ имени Ерамишанцева. И лишь два года спустя судебно-медицинская экспертиза, назначенная в не подчиненный столичному Депздраву центр, дала ответы на все поставленные вопросы и указала на прямую причинно-следственную связь между гибелью пациента и действиями врачей Антона Борисова и Антона Захарова. Сейчас, уже в судебных заседаниях, обвиняемые врачи Борисов и Захаров выдвинули новую версию: по их мнению, первичной была именно пневмония, а сепсис стал ее следствием. А записи в программу «Асклепиус» они вносили тогда, когда им это было удобно: мол, все заметки хранились в их личных блокнотах, и работе это не мешало. Оба этих тезиса по меньшей мере не подтверждаются объективными данными — но такова линия защиты. *** Уже ознакомившись с заключением экспертизы, многие врачи стали менять показания. Так, заведующий отделением на допросе в столичном Главном следственном управлении СКР признал, что его подчиненные Борисов и Захаров ненадлежащим образом исполняли свои обязанности и что они должны были вовремя установить правильный диагноз. Из всех заместителей главного врача только один признал, что пытался покрывать своих подчиненных, чтобы не допустить их привлечения к дисциплинарной ответственности. Остальные всячески переваливали вину на других, в первую очередь — на хирургов. Врачам Антону Захарову и Антону Борисову были предъявлены обвинения по пункту «в» части 3 статьи 238 («Оказание услуг, не отвечающих требованиям безопасности и повлекших смерть человека») и части 2 статьи 327 («Изготовление заведомо поддельного документа») УК РФ. Степень их вины сейчас устанавливает Бабушкинский суд Москвы. Но главное — в другом. Владимир Харитоненко поступил в больницу с небольшим и не сложным заболеванием, фактически — не для лечения, а для углубленного обследования, и был успешно пролечен. Но умер он от совсем другого заболевания, полученного в больнице и не выявленного теми, кто мог и должен был это сделать. И это другое заболевание, приобретенное уже в клинике, прогрессировало из-за недостатка внимания к нему и обычного равнодушия. Несмотря на то что родственники каждый день били тревогу. В современной больнице, оснащенной новой техникой, в которой выполняют сложнейшие хирургические операции, такого быть не должно. А вот в комбинате здоровья, пусть и названного в часть выдающегося российского хирурга Ерамишанцева, такое может быть вполне.