Осенью 2019 года старший прапорщик полиции Алексей Смирнов расстрелял на станции «Рязанский проспект» сотрудников службы собственной безопасности УВД на Московском метрополитене. По версии следствия, оперативники хотели привлечь Смирнова к уголовной ответственности за взятку. В результате один из них, Максим Веялко, погиб, а второй — Алексей Лимонов — был ранен. Расстрелявший их Алексей Смирнов в настоящее время находится в столичном СИЗО №4 «Медведь», где дожидается суда присяжных. В интервью «Ленте.ру» он рассказал свою версию трагедии на «Рязанском проспекте». «Лента.ру»: Как долго вы работаете в полиции? Смирнов: В полиции я служу с 10 ноября 2011 года — с того самого дня, когда ее переименовали из милиции. До этого я работал судебным приставом по обеспечению безопасности судов в Главном управлении Федеральной службы судебных приставов (ФССП) по Московской области. Выбирая профессию, я всегда хотел иметь чувство уверенности в завтрашнем дне. Пусть даже мне полагалась небольшая зарплата, я был полностью уверен в своем работодателе в лице государства. Сталкивались ли вы с проблемами на службе? Да, в августе 2018 года у меня даже появились мысли перевестись поближе к дому. Причиной стало психологическое давление, которое на меня оказывал начальник отдела, полковник полиции Канаев, а также его заместитель и руководитель роты. Дело в том, что однажды наш отдел стала проверять служба собственной безопасности. Крайним захотели сделать моего сослуживца, которого подставили. А я не стал его оговаривать в том, что он якобы взял взятку на станции метро «Выхино». После этого мой начальник Канаев категорически и с использованием мата отказывался дать мне перевод и говорил, что я сяду. Хотя однажды мне действительно пытались дать взятку. Я оформил все по правилам, отвез документы и гражданина взяткодателя в дежурную часть, но через некоторое время его выпустили. А потом надо мной сослуживцы даже посмеивались: мол, вон какой ты правильный — а ничего не вышло. Были ли у вас конфликты с начальством незадолго до стрельбы на «Рязанском проспекте»? Отношения с начальством тогда откровенно не складывались: оно требовало составления как можно большего числа протоколов об административных правонарушениях для выполнения плана. Если план отдел не выполняет, его руководителей наказывает вышестоящее руководство. К примеру, каждую смену начальство в лице ротного требовало с каждой станции на фиолетовой ветке проверить 100 человек по базе данных, оформить двух человек за распитие алкогольных напитков в неположенном месте, составить пять административных протоколов за курение и три — за нахождение в состоянии опьянения в общественном месте. К этому полагалось обязательно добавлять факты пресечения таких преступлений, как кража. Сотрудника могли не отпустить утром со смены до тех пор, пока он не задержит и не приведет в отдел нарушителя миграционного законодательства. Конечно, все это абсолютно незаконно. Что происходило с теми сотрудниками, которые не выполняли план? Они в глазах ротного и затем в глазах руководства отдела автоматически становились изгоями. Таким отпуска давали только зимой, не выплачивали премии и не разрешали отгулы. На этой почве и случались конфликты. Плюс сыграла свою роль ситуация с коллегой, которого я не стал оговаривать. В итоге меня держали в «неугодных». Меня предупреждали, что лучше уйти — уволиться, однако я верил, что все будет хорошо, и никак не ожидал противозаконных действий против меня, в том числе со стороны отдела собственной безопасности (ОСБ). Вас обвиняют в расстреле сотрудников ОСБ, которые хотели задержать вас за взятку. Какова ваша версия событий? Меня пытались задержать двое оперативников. Как я потом узнал, их фамилии — Лимонов и Веялко. Они подошли ко мне после того, как я проверил документы у некого приезжего из Узбекистана, которого я якобы отпустил за деньги. Я хочу подчеркнуть, что появление сотрудников ОСБ в тот день не было случайностью. Моя защита располагает записями с камер наблюдения у западного вестибюля станции метро «Рязанский проспект». На одном из видео отчетливо видно, как Лимонов, Веялко и третий оперативник в компании того самого узбека стоят рядом с автомобилем Renault Logan, на котором приехали сотрудники ОСБ. Это было за полчаса до того, как узбек якобы передал мне взятку. А еще рядом с ними стоял некий четвертый оперативник — про него следователь нам до сих пор ничего не рассказал. Мы так и не знаем, кто это был. Но важно то, что все четверо оперативников заранее договорились с так называемым потерпевшим о том, что они меня подставят. Но зачем вы стреляли в оперативников? Меня буквально взбесила несправедливость ситуации — ведь денег у узбека я не брал. А получилось как: сотрудники ОСБ попросили меня пройти с ними в комнату полиции и стали осматривать мои вещи. Среди прочего осмотрели пачку одноразовых платков — денег там не оказалось. А потом один из оперативников взял ее в руки, повертел как-то — и показал мне со словами: «Смотри, там деньги». Тут я словами не передам даже, что со мной случилось. Я достал табельный пистолет, а дальше просто ничего объяснить не могу. Я пришел в себя лишь после того, как закончил стрелять. Хочу подчеркнуть, что сразу после этого я позвонил своему командиру и вызвал скорую помощь. А прибывшим полицейским и сотрудникам Следственного комитета России (СКР) сдался сам. На что вы рассчитываете в плане приговора? На справедливость. В СИЗО, где я сейчас нахожусь, в суд никто не верит, а я пытаюсь верить. Тем более нам удовлетворили ходатайство о рассмотрении дела в суде присяжных — это обычные люди, которые, я надеюсь, в отличие от следователей, поверят и мне, и фактам. А то, что я применил оружие при исполнении, — мое право: меня в тот момент никто не отстранял от исполнения обязанностей полицейского. Достав пистолет, я пытался предотвратить преступление сотрудников ОСБ. За то, что выстрелил и несчастье произошло, — я готов отвечать. Но только так, чтобы все было честно и по закону, а не как в моем случае.