Расплаты за рабство требует от Запада не та страна

Гана требует от Европы и США расплатиться с Африкой за годы трансатлантической работорговли. Требование как будто справедливое. Но стоит ли к нему прислушиваться с учетом того, что истина дороже дружбы, а для России Гана – совсем не друг?

Расплаты за рабство требует от Запада не та страна
© Деловая газета "Взгляд"

«Миллионы африканцев были вырваны из объятий континента и отправлены на работу в Америку без компенсации за их труд», – жаловался президент Ганы Нана Акуфо-Аддо на 78-й сессии Генассамблеи ООН. По его мнению, США и Европе пора признать не только это, но и то, что их богатство «было получено из пота, слез, крови и ужасов трансатлантической работорговли и столетий колониальной эксплуатации». А затем – выплатить современным африканским странам компенсацию.

Мысль, конечно, интересная. Чем больше страны Запада выплатят Африке, тем меньше достанется Украине. Но есть нюансы.

Президент Акуфо-Аддо вряд ли рассчитывает дожить до акта всеафриканской справедливости: Запад наверняка станет сопротивляться, а лидеру Ганы в следующем году должно стукнуть 80. Но показательно, что эта интересная мысль посетила именно его – человека, уважаемого на Западе. Гана с точки зрения Запада – чуть ли не эталон африканской державы.

Поэтому речь идет о внутреннем споре в политической коалиции недоброжелателей России. Об их взаимозачетах.

Гана нам не враг, но в списках лучших друзей и ведущих партнеров Москвы в Африке ее тоже не увидишь.

Участие Ганы в недавнем саммите Россия – Африка в Санкт-Петербурге было показательно низким – министр иностранной безопасности.

Гана готовится разместить у себя военно-полицейскую миссию Евросоюза для защиты местных властей «от террористических угроз». Гана располагает второй по мощности армией в прозападном блоке западноафриканских стран ЭКОВАС (правда, с большим отставанием от лидера – Нигерии) и стала главной организационной площадкой для начштабов ЭКОВАС, готовящих сейчас вторжение в Нигер.

Там, как газета ВЗГЛЯД подробно писала ранее, к власти пришли номинально антизападные силы, оборвавшие все связи с Францией. Французы грозятся вернуться в стратегически значимый для них Нигер на плечах ЭКОВАС, но дата начала военной операции раз за разом переносится – слишком много рисков.

Гана из тех, кому Париж предлагает рискнуть и ввязаться в войну, которая при худшем для Ганы развитии событий может даже перекинуться на ее территорию. Так что президент Акуфо-Аддо, можно сказать, торгуется. И хочет многого не только для себя, а будто бы для всего континента.

Но чья бы корова о рабстве ни мычала, корова господина Акуфо-Аддо – заведомо плохой кандидат, несмотря на влиятельность его державы.

Гану относят к редким в Африке демократиям западного типа, но она подвержена многим африканским порокам. Власть и оппозиция там регулярно меняются местами через выборы, но это не сильно помогает значительной части населения выбраться из кромешной нищеты.

Основа местного хозяйства – экспорт золота и какао-бобов. Гана один из мировых лидеров по этим показателям, поэтому имеет пусть не самую значительную, но ощутимую связь с важными для Запада и всего мира рынками: шоколад везде любят, золото – тем более.

В этом плане ничего не меняется столетиями – с тех самых пор, как Гана называлась Золотым Берегом, откуда за океан вывозили и золото, и какао, и рабов. В конце своего существования Золотой Берег – сугубо британское владение, но, справедливости ради, это было уже в тот период, когда британцы запретили работорговлю в своих колониях.

До того рабов с Золотого Берега вывозили и португальцы, и голландцы, и датчане. Если их потомки захотят скинуться в пользу народов Ганы (это сложное в этническом отношении государство), то никто им столь благородного дела не запретит.

Стоит, однако, учесть, что на протяжении большей части истории человечества люди были товаром – живой рабочей силой, которую продавали на аукционах, брали под залог, вывозили в другие страны, в общем, проделывали с ней те же операции, что и с другим товаром.

Последние двести лет в этой печальной практике – счастливое исключение. Но прежде она была почти всеобщей – и в Европе, и в Африке, и среди черных, и среди белых. Европейские работорговцы нечасто ловили невольников по африканским селениям и джунглям. Обычно их покупали на невольничьих рынках у предыдущих владельцев, включая племенных вождей с территории современной Ганы.

Период борьбы этих вождей с европейскими угнетателями – так называемые англо-ашантийские войны, которых за XIX век случилось восемь. Сейчас их предписывают воспринимать как национал-освободительные, однако племена из местного государственного образования – Федерации Ашанти – воевали прежде всего за беспрепятственную работорговлю. Британцы, по частям выкупившие Золотой Берег у других европейских держав, им организационно мешали.

Одна из войн вообще началась с того, что несколько рабов из Федерации Ашанти укрылись на свободной от работорговли территории британцев, а те отказались их выдавать.

Если исходить из исторической преемственности, Гана должна назваться пусть и не Золотым Берегом (на колониальный манер), но Федерацией Ашанти, утратившей независимость после последней англо-ашантийской войны – Войны золотого трона. Этот трон – символ власти местных вождей, который британцы в конце концов решили просто отнять.

Ашанти во главе с королевой-матерью Яаа Асантева бежали со своих земель, но золотой трон им удалось спрятать, поэтому последнюю войну с британцами в этих племенах считают выигранной.

Гана – название большой средневековой империи с населением порядка трех миллионов человек. Она располагалась совсем в другом месте, нежели современная Гана, говорила на других языках и управлялась мусульманской политической элитой. Это было значительное государственное образование по меркам первого тысячелетия нашей эры, а в нью-Гане его название просто присвоили.

Там привыкли считать себя пупом африканской земли со времен Кваме Нкрума – действительно выдающегося политика, местного борца за независимость и первого лидера постбританской Ганы. Он был социалистом, но союзу с СССР предпочел Движение неприсоединения, где играл значимую роль наряду с югославским маршалом Тито и Индирой Ганди. Кроме того, Нкрума был видным панафриканистом и вынашивал мегаломанские проекты по объединению Черной Африки в единое государство.

С такими амбициями удобней называться, как легендарная Гана прошлого, на чье наследие могут претендовать многие страны континента, чем по имени рабовладельческих племен Ашанти.

Говоря от имени всей Африки, президент Нана Акуфо-Аддо действует в традициях «отца нации» Нкрумы – он тоже любил говорить от имени всей Африки. Но Акуфо-Аддо, в отличие от многих своих соотечественников и африканцев вообще, сроду ни в чем не нуждался, поскольку его род идет не только от высшей элиты независимой Ганы, но и от племенных вождей, воевавших с британцами за право торговать людьми.

На британцах в плане вклада в трансатлантическую работорговлю, конечно, клейма ставить негде. Но в случае с Ганой претензия к Западу выглядит так же, как выглядела бы претензия Грузии к России расплатиться с ней за годы крепостного права, хотя именно в Грузии, как части Российской империи, оно продержалось особенно долго, а для окончательного искоренения этой практики среди грузинских князей Петербургу пришлось применить силу.