«Та, кто в тяжелое время моей боли не отходила от меня»

Во время войны в Саратовской области работали 183 эвакогоспиталя. Раненых лечили в зданиях школ, домов культуры, гостиниц, санаториев. Многие саратовцы служили в полевых госпиталях, двигавшихся вслед за фронтом. Потомки военных медиков рассказали «Свободным» истории своих семей.

«Та, кто в тяжелое время моей боли не отходила от меня»
© Свободные новости

Не голливудская история

Антонина Ивановна Рендакова не любила вспоминать о войне. Старую Руссу, где она жила с маленькой дочерью Беллой, стали бомбить на тринадцатый день войны. В конце июля 1941-го начались уличные бои. В августе Красная армия и многие жители покинули город.

25-летняя Антонина оказалась в Ленинграде. Красный Крест открыл здесь шестинедельные курсы медсестер. В 1941 году 6 тысяч выпускниц направили в госпитали города. К началу блокады в Ленинграде работали 154 лечебные учреждения. За три года в них поступят 960,5 тысячи раненых и больных.

Рендакова А.И.

По информации ОБД «Подвиг народа», Антонину приняли на работу в эвакогоспиталь №1171 — один из крупнейших в регионе. Он располагался в зданиях бывшего Николаевского военного госпиталя на Суворовском проспекте. На 18 гектарах стояли четыре каменных корпуса, аптека, прачечная, склады, пекарня и другие хозяйственные помещения. При открытии Николаевского госпиталя в 1840 году газеты называли его «во всех отношениях образцовым».

В эвакогоспитале разместили 3800 коек (хотя при царе здания рассчитывались на 1340 больных). Развернули два хирургических, нейрохирургическое и терапевтическое отделения. По подсчетам историков медицины, за военные годы через этот госпиталь прошло не меньше 120 тысяч человек. Это были не только раненые, но и обмороженные, и больные туберкулезом. К концу 1941-го треть санитарных потерь военных в Ленинграде составляли больные алиментарным истощением и цингой.

Роскошные госпитальные корпуса с парадной лестницей и барельефами страдали от бомбежек. «В детстве я замечала, что у бабушки руки и ноги покрыты шрамами, но не понимала, откуда они», — вспоминает правнучка медсестры Карина Кузнецова.

Стекла в широких окнах палат вылетели, их забили фанерой. Ватерклозеты, водопровод и подъемная машина для белья и кушаний, устроенные при императоре, бездействовали: почти во всем городе не было воды и электричества.«У каждой медсестры на посту днем и ночью горела «коптилка» - пузырек от лекарств, наполненный 3-5 граммами керосина, фитилек из ниток, вдетый в проволочную подставку, и пробирка вместо стекла», — писала в воспоминаниях ленинградская медсестра Раиса Вульф. Зимой было так холодно, что замерзали чернила. Истории болезни писали карандашом.

Жители города жертвовали госпиталям одеяла и теплые вещи. Предприятия-шефы изготовили печи-времянки. Из-за копоти некогда светлые, с высокими потолками палаты образцового госпиталя почернели.

Рендакова А.И. на фронте

На территории госпиталя находился жилой дом для врачей и деревянное общежитие для среднего персонала. По воспоминаниям родственников ветеранов, многие медсестры жили здесь с детьми. От 50 до 60 жильцов дома и общежития (точные цифры неизвестны) умерли от голода.

Как писал начальник госпиталя подполковник Иван Кашкаров, Антонина начинала работать палатной медсестрой, потом была назначена старшей сестрой отделения. За годы войны через ее отделение прошли больше 5,4 тысячи больных. 75 процентов из них вернулись на фронт. Начальник госпиталя представил Антонину к награждению орденом Красной звезды. Эта награда считалась главной для военных медиков. Но высшего образования у Антонины, выросшей в маленькой деревне Матыренка в семье плотника, не было. Вместо ордена медсестре дали медаль «За боевые заслуги».

В начале войны Антонина получила похоронку на мужа — Евгения Григорьева. Для нее это был второй брак. Первый супруг, работавший директором завода в Старой Руссе, был осужден в 1930-е годы. С тех пор его фамилию в семье никогда не называли. Дочь от первого брака Алла умерла совсем маленькой.

Правнучка Карина Кузнецова говорит, что с третьим супругом Антонина познакомилась в эвакогоспитале №3081 в городе Родники Ивановской области. Гвардии старшина Петр Козлов лежал здесь после ранения в левую ногу. В своем фронтовом дневнике Петр Антонович упоминает о враче, которая «в тяжелое время моей боли не отходила от моей койки».

Рендакова А.И. с Козловым П.А., третьим супругом

Козлов служил санинструктором артиллерийского полка. Был награжден медалью «За отвагу»: в декабре 1944-го во время наступления в Латвии он вынес раненых с поля боя и вместо них сам встал к орудию на батарее. Лихой старшина любил петь. В его дневнике описаны концерты полковой самодеятельности.

8 мая 1945 года Петр Антонович записал: «В четыре часа дня немец прекратил все сопротивление и выкинул белые флажки». Победу он встретил на западе Латвии.

После войны Петр Антонович увез Антонину с Беллой в родной Саратов. Как и многим фронтовикам, ему оказалось нелегко найти себя в мирной жизни. Козлов устроился грузчиком на речной вокзал. Антонина Ивановна рожала ему детей — Юрия, следом Владимира. Она была беременна третьим сыном, когда в Саратов приехал Евгений Григорьев, считавшийся погибшим.

Старший лейтенант Григорьев служил адъютантом в батальоне связи. Воевал на Кавказе. Дважды был тяжело контужен. Переброшен в Маньчжурию. Награжден за то, что в безводных горах без потерь доставил в район дислокации батальона обоз и техническое имущество.

«Оказалось, что он искал жену и дочь по всей стране. Он просил прабабушку уехать с ним, но она уже не могла оставить новую семью. Прабабушка отдала ему тулуп: стояли морозы, а у него не было денег на теплую одежду», — рассказывает Карина Кузнецова. Отец Беллы уехал в Москву.

Антонина Ивановна работала заведующей складом в саратовском авиатехникуме. Как вспоминает правнучка, она «до фанатизма любила чистоту», всегда делала запасы солений на зиму и идеально готовила холодец.

Рендакова А.И. с дочерью Беллой

Ягодка

Соснины жили на хуторе Лещев в Волго-Ахтубинской пойме, среди озер и болотистых лесов. Семья с 13 детьми держала корову и лошадь. За это их признали кулаками и выслали в Казахстан. «Прадед и прабабушка там умерли. Бабушку, Марию Прохоровну, подростком отправляли на тяжелые работы: стоя в холодной воде, она расчищала русло оросительного канала от тяжелых камней. Из-за этого она потом страдала ревматизмом», — рассказывает саратовский врач-дерматолог Яна Федукина.

Когда выживших спецпоселенцев отпустили, Мария Прохоровна приехала в Саратов. Вышла замуж, родила троих детей: «Старших близнецов — в 1939 году. Моего папу — в 1941-м».

Муж Марии Прохоровны работал на военном заводе, на побывку домой приходил раз в несколько недель. Мария стала операционной медсестрой в эвакогоспитале № 5128, открывшемся в клиническом городке. Здесь лечилось до 1500 раненых с поражением конечностей и крупных суставов. 50 коек было отведено для раненых женщин-военнослужащих.

В Саратов раненые поступали из полевых госпиталей с наложенными гипсовыми корсетами. Из-за этого переносить пациентов было еще тяжелее. Медсестрам и санитаркам помогали выздоравливающие бойцы. Старый гипс нужно было распиливать. Медсестры клинического городка вспоминали, что это было нелегко.

Мест в госпитале не хватало. Порой больных клали на деревянные щиты в коридоре.

«У бабушки была яркая внешность. Раненые звали ее Ягодкой. Она не пользовалась косметикой, но однажды коллеги уговорили ее напудриться. Увидев это, профессор Сергей Миротворцев — главный хирург саратовских эвакогоспиталей, который прошел пять войн, начиная с русско-японской, — засмеялся: «Маруся, ты похожа на мышь, которая выбралась из амбара с мукой. Умойся, ты и так красавица», — рассказывает Яна Федукина.

Соснина Мария (слева)

Главный хирург каждый день выезжал в госпитали, чтобы проконсультировать коллег или провести сложные операции. Многих профессиональных хирургов забрали на фронт. Хирургические должности в эвакогоспиталях вынужденно заняли окулисты, гинекологи, стоматологи и т.д. Для них Миротворцев открыл курсы переквалификации на базе госпиталя в клиническом городке.

Саратовским госпиталям не хватало перевязочных материалов. Миротворцев через газету «Коммунист» обратился к саратовцам с просьбой щипать корпию, которой можно было заменить вату. Вместо бинтов он предложил использовать марлевые подушечки, набитые сосновыми опилками. В Саратове открылась фабрика, которая до конца войны ежедневно выпускала по несколько тысяч таких подушечек.

В мемуарах профессор Миротворцев вспоминал, что женщины-медики после смены в госпитале пешком шли домой, «чтобы провести два-три часа в своей семье и рано утром опять идти на работу». Семья Марии Прохоровны жила в Агафоновке. Пока мама была на работе, дети ждали ее дома одни. «Хлеб в Саратове продавали по карточкам. Бабушка старалась отдать как можно больше еды детям. Сама пила много воды, чтобы заглушить голод», — рассказывает Яна Федукина.

В первые годы войны Марию, как и других жительниц города, отправляли рыть окопы. Кроме того, она успевала заниматься в стрелковом кружке ОСОАВИАХИМа.

Однажды ночью в дверь домика в Агафоновке постучали. На пороге стоял младший брат Марии Василий с перевязанной правой рукой. «На фронте он был тяжело ранен, руку собирались ампутировать. На санитарном поезде его везли в глубокий тыл мимо Саратова. Выйти здесь ему не разрешали. Но бойцы собрали деньги, заплатили начальнику поезда, и он позволил Василию спрыгнуть», — рассказывает Яна. Мария размотала грязные бинты. Под лангеткой копошились черви. Обработав рану, она отвела брата к профессору Миротворцеву.

Сергей Романович придерживался принципов сберегательной хирургии, сформулированных еще Пироговым. В саратовских госпиталях ампутации проводились только после консультации с профессорами мединститута. Процент ампутаций здесь был ниже, чем в Москве.

Миротворцев спас Василию руку. Молодой человек закончил ветеринарный институт, женился и вырастил трех сыновей.

С 1944 года, когда фронт отодвинулся далеко на запад, в саратовских госпиталях стало больше тяжелых раненых. Теперь сюда, в глубокий тыл, везли тех, кто имел мало шансов на возвращение в строй. Пациенты проводили в палатах по несколько месяцев до завершения лечения.

Всего за годы войны 183 эвакогоспиталя области приняли 634,3 тысячи человек. 71 процент из них вернули на фронт. Больше 20 тысяч пациентов умерли.

Когда госпиталь расформировали, профессор Миротворцев подарил медсестре Маше, которая не раз помогала ему в операционной, хрустальную чернильницу. Она до сих пор хранится в семье как память о бабушке.

После войны Мария Прохоровна работала медсестрой в доме ребенка. Она прожила 83 года и шутила, что не собирается умирать до тех пор, пока не узнает, чем закончится сериал «Просто Мария».

От Волги до Дуная

Саратовский мединститут за военные годы выпустил 2,4 тысячи врачей. Больше 1,6 тысячи из них призвали в армию. Срок учебы на лечебном факультете сократили до четырех лет. В 1941 году диплом по ускоренному курсу получила 23-летняя Мария Анисимова.

Мария Ивановна родилась в селе Терса Царицынской губернии. «Прадед был печником, — рассказывает внучка Анисимовой Наталия Тебелева. — Бабушка росла единственным ребенком в семье. Родители гордились тем, что она получает высшее образование. Сама она с восторгом вспоминала об учебе и жизни в общежитии».

О войне Мария Ивановна внучке не рассказывала. «Может быть, не хотела вспоминать или щадила меня», — говорит Наталия.

Анисимова с внучкой

Летом 1942 года ординатор Анисимова начала службу в полевых госпиталях 24-й армии, направленной на защиту Сталинграда.

Медицинская помощь на фронте делилась на несколько этапов. Первую помощь оказывали санинструкторы роты. Они должны были выносить с поля боя не только самого раненого, но и его оружие. Под Сталинградом в 80 процентах случаев удавалось доставить бойцов на батальонный медпункт в течение двух часов. Здесь раненые попадали к фельдшеру. Затем — к врачу полкового медпункта. Квалифицированную врачебную помощь оказывали в медсанбате или в армейском госпитале.

В обороне Сталинграда участвовали более 430 санитарных подразделений и госпиталей. Медиков было мало (по уровню смертности медработники были вторыми после бойцов стрелковых частей). До необходимого количества не хватало 40 процентов врачей, 25 процентов медсестер и 40 процентов санинструкторов

Хирургический полевой госпиталь 5185 располагался в селе Петропавловка Дубовского района (на сегодня деревня почти вымерла, здесь нет ни школы, ни клуба), в 80 километрах от Сталинграда. Раненых привозили по железной дороге. Старожилы рассказывали волгоградским журналистам, что в августе-сентябре раненых размещали прямо в садах, подложив солому. Когда похолодало, перенесли в сараи. Местные жительницы варили для госпиталя кашу. Подростки ухаживали за пациентами. Медики жили в домах сельчан.

Как отмечают историки медицины, в 1942 году госпиталям не хватало простейшего оборудования. Например, вместо капельниц использовали самодельный аппарат из наконечника кружки Эсмарха и глазной пипетки.

Время от времени часть раненых из Петропавловки эвакуировали в тыл для продолжения лечения. На их место привозили других.

Старожилы вспоминали, что между селом и речкой выкопали ров, куда складывали тела умерших. Когда ров заполнился, его засыпали. И выкопали следующий. В братской могиле лежат не меньше 2,5 тысяч солдат. На сегодня известны фамилии 31 из них.

Жители соседней Малой Ивановки рассказывали журналистам, что в 1942 году в их недостроенной школе располагался военный штаб и туда даже приезжал генерал Георгий Жуков. По официальным сведениям, представитель ставки действительно в это время посещал командные пункты 24-й армии и входивших в нее дивизий. Наталия Тебелева рассказывает, что по семейной легенде Мария Ивановна делала перевязку Жукову, получившему легкое ранение.

Летом 1943 года армия (ее переименовали в 4-ю гвардейскую) участвовала в завершении Курской битвы. Затем форсировала Днепр. В ноябре 1943-го 4-я гвардейская начала наступление на территории нынешней Черкесской области Украины.

К этому времени старший лейтенант Анисимова стала начальником нейрохирургической группы 69-й отдельной роты медусиления. Такие роты направляли в полевые госпитали, оказавшиеся на самых сложных участках.

На фронте улучшилось снабжение медикаментами и оборудованием. Появились медицинские палатки, складные операционные столы, носилки на колесах. В достаточном количестве стали поступать инструменты, анестетики, противостолбнячная и противогангренозная сыворотки.

4-я гвардейская армия освобождала Украину и Молдавию. Командир роты медусиления Мария Крейндель писала, что в это время к Анисимовой поступал «исключительно тяжелый контингент черепных раненых»: «За год через руки тов.Анисимовой прошли 400 раненых в череп. Проведено 175 операций».

В ноябре 1944 года 4-я гвардейская подошла к Дунаю. «В Молдавии и в Румынии бывали тяжелые бои, но с венгерскими ничто не сравнится. Только там мы почувствовали, что такое «настоящая» война. В озере Балатон вода была красная от крови», — писал в воспоминаниях разведчик 7-й гвардейской воздушно-десантной дивизии Владимир Матейчук.

В декабре 4-я гвардейская армия за восемь суток прорвала немецкую линию обороны «Маргарита» — восьмикилометровую полосу укреплений, состоявшую из траншей, проволочных заграждений, минных полей и противотанковых рвов. В январе фашисты нанесли три ответных удара. Под Будапешт были направлены дивизии СС «Викинг» и «Мертвая голова».

Хирургический полевой подвижный госпиталь №5185, где оперировала Мария Анисимова, принял бойцов, раненых в сражении у села Барачка (сегодня это село с 2,6 тысячами жителей, главными достопримечательностями которого считаются реформатская церковь, восстановленная после пожара 1944 года, и тюрьма). Как сказано в мемуарах ветеранов, фашисты начали наступление ночью. Дальнобойная артиллерия обстреливала соседние села, в которых находились части 4-й армии. На поле боя выдвинулись около 200 танков СС, за ними — бронетранспортеры с автоматчиками и пехота. Авиация люфтваффе бомбила на дорогах подкрепление, подходившее к району боевых действий. Атака длилась двое суток, и была отбита.

СГМУ

Как писала командир роты медусиления Мария Крейндель, «тов.Анисимова не выходила из операционной по несколько суток».

В Венгрии медикам приходилось защищать раненых с оружием в руках. Немцы ворвались в полевые госпитали №474 и №5194. Врачи отстреливались, прикрывая эвакуацию раненых (их удалось переправить на другой берег Дуная).

В 20 километрах от Барачки в селе Вереб располагался 82-й отдельный медсанбат, где лечились бойцы 93-й и 69-й стрелковых дивизий. «Село состояло из одной асфальтированной улицы, вдоль которой двумя рядами тянулись аккуратные дома. Перед каждым домом — цветник, вокруг села раскинулись виноградники», — писал в воспоминаниях гвардии лейтенант Истрафил Макеев, командовавший стрелковым взводом.

Под утро 26 января в село вошли около 30 немецких танков и бронетранспортеров. «Нам нечем было воевать с танками, и комбат приказал отойти к оврагу, куда тяжелые машины не могли спуститься», — вспоминал лейтенант.

«Мы подожгли во дворе машину с документами по личному составу и, отстреливаясь, уходили между домами», — писала в воспоминаниях медсестра медсанбата Александра Шустова. В тот момент ей было 23 года. Девушка была контужена, временно потеряла слух и речь.

Эсэсовцы захватили в плен 39 человек, в том числе, одну из медсестер. Их зверски убили в деревенской кузнице: пытали раскаленным железом, били кузнечными молотками, раздавили тисками руки и головы.

За 4,5 месяца боев под Будапештом и Веной нейрохирургическая группа Анисимовой приняла 568 раненых с ранением черепа. Мария Ивановна провела 407 операций.

В Вене Мария познакомилась с Григорием Тебелевым — замполитом саперного батальона. «Госпиталь занял одно из уцелевших зданий. Бабушка сидела у окна, а дедушка ехал мимо», — рассказывает Наталия Тебелева. По семейной легенде капитан Анисимова попыталась воспользоваться давним знакомством с Жуковым, который в июне 1945 года стал главнокомандующим группы советских оккупационных войск. Молодая врач попросила поскорее демобилизовать ее вместе с женихом.

Судя по всему, маршал не помог влюбленным (у него своих проблем хватало: Сталин обвинил Жукова в присвоении трофеев и раздувании заслуг в деле разгрома Гитлера). Анисимову демобилизовали только в июле 1946 года.

Вернувшись с войны, Мария Ивановна стала акушером-гинекологом. Защитила докторскую диссертацию, написала больше 100 научных работ и больше 20 лет руководила кафедрой в мединституте.

Анисимова М. И. ДМН. Зав каф. СГМУ

Наталия Тебелева вспоминает, что бабушка любила выращивать на даче цветы и знаменитые саратовские помидоры «бычье сердце». В шкафу у нее висел пиджак с наградами (Мария Анисимова была награждена четырьмя орденами и 12 медалями). По словам Наталии, Мария Ивановна надевала его раз в год на торжественный митинг 9 мая во дворе института.

Тринадцатый

Николай Кузнецов был тринадцатым ребенком в семье. Из всех детей выжили трое — он и два старших брата. Кузнецовы жили в селе Мордовое Красноармейского района. Глава семьи (его тоже звали Николай) в 1929 году организовал здесь первый колхоз «Путь рыбака».

«В молодости дедушка работал в рыбацкой артели и был небогат. Когда он посватался к бабушке, отец невесты Тимофей Платов категорически отказал. Но Анна вышла за него, как тогда говорили, «самокруткой», — рассказывает саратовская врач-офтальмолог Татьяна Семенова.

Семья переехала в Покровск. Отец стал заместителем директора Немгосрыбтреста. В 1937 году он был арестован. Обвиняемого тут же уволили и исключили из партии. «Дед не подписал никаких признаний, и дело развалилось», — говорит Татьяна Николаевна. Возможно, закрытию дела способствовала стремительная «ротация» кадров в местном НКВД. Известно, что республиканским управлением руководили лейтенанты, а начальниками отделений в кантонах были и вовсе сержанты. Чекисты не успевали дослужиться до больших звездочек, так как сами отправлялись под расстрел.

Николай Кузнецов

Отец Анны Тимофей Платов также был арестован в 1930-х. Родственники безуспешно пытались получить информацию о нем. Только в 1980-х им выдали справку о реабилитации. Место захоронения расстрелянного осталось неизвестным.

Анна Тимофеевна работала сестрой-хозяйкой в энгельсской больнице №2. Младший сын часто бывал там и видел главврача Льва Полянского. Интеллигентный доктор, которого обожали сотрудники и пациенты, произвел на мальчика такое впечатление, что, когда его спрашивали, кем он хочет стать, Коля отвечал: «Полянским!».

В 9 классе Николай с другом сбежали на фронт. «Судя по всему, они смогли уехать далеко от дома — их не было почти два месяца. По дороге друзья прибились к какой-то части, соврали, что им восемнадцать. Поначалу им поверили, выдали обмундирование и оружие. Сохранилась фотография папы в солдатской шинели и с винтовкой. Потом их раскусили и отправили домой», — рассказывает Татьяна Николаевна.

Чтобы как-то помогать фронту, Коля решил ухаживать за ранеными. Он стал санитаром в саратовском эвакогоспитале, который располагался в здании физико-технического лицея. Моста через Волгу тогда не было. Каждое утро и вечер подросток переправлялся через реку на барже. Зимой ходил по льду. Медсестры научили санитара делать перевязки. Через некоторое время ему разрешили даже помогать в операционной.

Николай Кузнецов (справа)

После победы Кузнецов поступил в мединститут. Многие однокурсники оказались старше по возрасту, так как между школой и вузом прошли войну. «Послевоенные годы в Саратове были голодными. Когда папины родители привозили из Энгельса рыбу, весь этаж общежития варил уху. Стипендии не хватало, чтобы купить продукты по карточкам. По ночам студенты разгружали вагоны. От голода папа начал курить, а когда стало сытнее — бросил», — говорит Семенова.

Молодой хирург получил распределение в Иркутск. Но его уговорили поехать в Бичурский район Бурят-Монгольской АССР. «Врачей там настолько не хватало, что некому было аппендикс вырезать. В первый же день отец провел три операции, простояв у стола восемь часов».

Здание ФТЛ

Байкальские медики делились с саратовцем секретами местной фармации. Фельдшер дядя Ваня приходил на берег Байкала с патефоном и включал вальс. Оказывается, байкальские нерпы интересуются музыкой. Когда они высовывали головы из воды, фельдшер убивал одно животное выстрелом в глаз. Жир нерпы использовали вместо лекарств.

В конце 1950-х Кузнецов с женой и дочками вернулся в Саратовскую область. В 1960-х он возглавил первое в Энгельсе урологическое отделение, а десять лет спустя — межрайонный центр урологической службы для районов Заволжья.