«Киевский сценарий не для Минска», - заявляют европейцы. Можно ли им верить?

И до таких важных европейцев, как французский президент Эммануэль Макрон и глава внешнеполитической службы ЕС Хосеп Боррелль. Однако действительно ли такие высказывания политиков говорят о недовольстве Киевом в Европе. «Посол — честный человек, посланный лгать в другую страну для блага собственной» сказал английский дипломат сэр Генри Уоттон еще в начале XVII века. Из подобных цитат о двуличии дипломатии можно составить толстую книгу. И разумеется, это касается не только послов или глав МИД, но и глав государств и правительств, чьи возможности выступать в роли дипломатов заметно выросли за последние века — они ведь могут теперь общаться с коллегами из других стран напрямую по телефону или публично давать им сигналы через СМИ. Конечно, далеко не всё, что говорят в рамках дипломатии — это ложь, однако всё, что сказано в этих рамках, произнесено исключительно для достижения политических целей. В одних ситуациях для этого лучше лгать, в других — говорить правду. Но правдивость тех или иных высказываний политиков вернее всего определяется при сопоставлении их слов с последующими событиями. Поэтому, когда сейчас европейцы говорят, что Белоруссии не надо повторять опыт Украины неплохо вспомнить, что они говорили во времена Майдана. «Дверь для подписания Украиной Соглашения об ассоциации с ЕС остается открытой. И остается неизменным то, что риск подхода «или-или» в отношении отношений между странами Восточного партнерства с Европой и Россией должен быть преодолен и — я убеждена в этом — вполне может быть преодолен путем терпеливых переговоров. Именно об этом вчера на саммите ЕС-Россия вновь заявили президенту России Путину председатель Совета ЕС Ван Ромпей и председатель Еврокомиссии Баррозу. Федеральное правительство также будет продолжать говорить об этом России во благо всех жителей региона». Так говорила канцлера Германии Ангела Меркель в бундестаге 29 января 2014 года. И почти то же самое она повторила 11 июня того же года, то есть уже после присоединения Крыма к России, на ежегодном приеме для дипломатического корпуса. «По-прежнему необходимо сохранять мосты и наводить новые посредством диалога и дипломатии. Это касается и нашей европейской политики соседства. Её — я хочу прямо сказать это здесь еще раз — не следует понимать, как политику «или-или». Напротив: построение хороших отношений с Европейским Союзом включает хорошие отношения с Россией. Мы хотим и того, и другого. Это касается как Украины, так и Грузии, Республики Молдова и других стран». Между двумя этими однотипными высказываниями не только Крым, но и прежде всего государственный переворот на Украине. А говоря о последнем, никак нельзя обойти пресс-релиз, появившийся на сайте канцлера 17 февраля того же года. «Канцлер Меркель приняла лидеров украинской оппозиции Арсения Яценюка и Виталия Кличко Представитель федерального правительства Штеффен Зайберт сообщил: Сегодня днем канцлер Ангела Меркель сегодня обсудила текущую ситуации в Украине Арсением Яценюком, председателем партии «Батькивщина» в украинском парламенте, и Виталием Кличко, председателем партии УДАР. Канцлер подчеркнула, что симпатизирует законным требованиям украинского народа. Участники беседы были едины в том, что ситуация остается крайне напряженной. Возврат к насилию недопустим, необходимо защищать гражданские права и найти демократический выход из кризиса. Акты насилия против мирных демонстрантов должны расследоваться. Нарушения элементарных гражданских прав подлежат наказанию. Канцлер заверила, что Германия и ЕС сделают все, чтобы способствовать положительному исходу кризиса. Договоренность об амнистии демонстрантов, по их мнению, является положительным шагом. Однако сейчас нельзя стоять на месте. Теперь, задача состоит в том, чтобы энергично продвигать формирование правительства и конституционную реформу». На следующий день насилие в Киеве вспыхнуло в невиданном за 3 месяца протестов масштабе. Майдан пошел на штурм Верховной Рады. Дала ли накануне Меркель карт-бланш на это Яценюку и Кличко? Вероятно, такие подробности, мы никогда не узнаем. Но для оценки тогдашних слов канцлера надо прежде всего иметь в виду, что этот штурм Меркель никогда не оценивала как «возврат к насилию». Что же касается высказываний о том, что ЕС хочет добрых отношений восточных партнеров с Россией, то декларации, принятые по итогам обоих последующих саммитов Восточного партнерства в 2015 и 2017 году не содержат ничего похожего на высказывания Меркель в начале 2014, хотя это документы немаленькие — в общей сложности 32 страницы. Могло ли такое произойти, если б декларации не устраивали лидера ведущей страны ЕС? Были ли прецеденты, когда Германия или любая из стран Евросоюза критиковала Киев за отношение к России? Не было ни одного, ни другого. Ведь задача подписания ассоциации Украина-ЕС была решена в конце июня 2014. Правда, может дело не в одной ассоциации, а в изменении взгляда Европы на Россию что проявилось, например, во введении санкций? Однако, даже когда Меркель и другие европейские деятели говорили, что ЕС не ставит вопрос «или-или», Европа все равно отвергала российскую идею трехсторонних переговоров, где стороны обсудили бы беспокойство Москвы насчет того, что после ассоциации в случае сохранения пребывания Украины в ЗСТ СНГ, на российский рынок хлынут дешевые европейские товары под видом украинских. Теперь как всё это соотносится с Белоруссией? Задача Европы склонить Лукашенко к переговорам с оппозицией. Решить ее куда проще, если эту идею поддержит и Россия. Однако опыт попытки уладить украинский кризис при участии Москвы в 2014 был известно каким. Теперь видно, что посредничество было для Европы способом как можно быстрее и спокойнее добиться смены власти в Киеве, и, поняв это, российский представитель Владимир Лукин не стал ставить свою подпись под соглашением Януковича с оппозицией от 21 февраля — тем самым сняв с России ответственность за дальнейшие события. Как можно после этого пытаться развеять обоснованную подозрительность и Лукашенко, и Москвы? Тем более, что проблема нынешняя для России еще чувствительней, так как речь идет об участнике одного экономического (ЕвразЭС) и оборонного (ОДКБ) союза. Наилучший способ — отмежеваться от параллелей между Белоруссией и Украиной. Всё это хорошо видно по пресс-конференции Макрона и Меркель от 20 августа, где французский президент сказал: «Федеральный канцлер, я и председатель Европейского совета Мишель говорили с президентом Путиным о ситуации в Беларуси. Мы вели открытый и честный диалог, потому что твердо убеждены в важности этой темы для стабильности и возможность отношений между Россией и ЕС. Мы не хотим повторения того, что произошло в прошлом в Украине. Мы очень четко сказали это президенту Путину. В ходе обмена мнениями мы подчеркнули, что Беларуси необходима демократическая и инклюзивная смена власти (допустимо, впрочем, перевести не «смена власти» а «сменяемость власти», что несколько меняет акцент — П.С.). Это может произойти только путем диалога между гражданским обществом, оппозицией и властями и проведения свободных и справедливых выборов. Мы, европейцы, вчера подтвердили это. В этом контексте мы готовы оказать свою поддержку и посредничество. Мы также сказали, что было бы целесообразно привлечь к посредничеству ОБСЕ. Президент Путин ответил положительно на наше предложение. Президент Лукашенко пока что все еще настроен негативно. Теперь мы ожидаем от России честного и открытого диалога с ЕС и особенно с Германией и Францией, сотрудничества в посредничестве в этом споре». Кроме того, в Европе понимают и большую распространенность пророссийских настроений в Белоруссии, чем на Украине, и то, что страну, потерявшую в результате революции часть территории и получившую вялотекущую гражданскую войну, не стоит публично выставлять примером. Это хорошо видно в интервью Жозепа Борреля испанской газете El Pais от 22 августа: «Ситуация в Беларуси не сравнима с украинской, где был конфликт между европейским выбором и связью с Россией, а протестующие носили европейские флаги. Этот конфликт имел геополитическое измерение. Зато белорусы сейчас не спорят — мама или папа, они просто требуют режима гражданских прав и свобод. Европейских флагов на демонстрациях нет. И ЕС также не намерен превращать Беларусь во вторую Украину. Мы должны дать импульс политической реформе, но не показаться при этом российской стороне искажающим фактором. Та напряженность между Европой и Россией закончилось стрельбой, насилием и распадом украинской территории». В случае с Белоруссией исход конфликта может оказаться для Запада еще худшим чем с Украиной, чей пример плох для многих европейцев именно тем, что не вся страна в границах на январь 2014 оказалась ассоциированной с ЕС. Как раз этого и опасаются и Боррель и журналист El Pais Карлос Куэ, что хорошо видно по следующему фрагменту интервью, который, похоже, не публиковался ни в России, ни на Украине. «- В Беларуси нет европейских флагов, но есть очевидное стремление к вестернизации, демократизации. Может ли случиться как на Украине, что это стремление к открытости закончится противоположностью, что Путин усилит контроль над этой территорией? — Этого также следует избегать. Поэтому мы находимся в контакте с Россией». Так может Европа на самом деле хочет для Белоруссии украинский сценарий, только разыгранный хитрее с меньшими для себя и для стороны беломайдана потерями? Быть уверенным в этом пока нельзя? Но также нельзя быть уверенным в том, что слова Макрона соответствуют действительности, и европейцы подобного сценария не хотят. Чего они хотят в реальности станет понятней прежде всего из их действий, а не из новых слов.