Гении и злодеи: преступный сговор большевиков-эмигрантов
Вечером того апрельского дня 1917 года особый поезд, проделавший большой путь через разорванную войной Европу, прибыл на Финляндский вокзал в Петрограде. Началась пасхальная неделя. Газеты не выходили, заводы не работали. Но революционный город устроил пассажирам, прибывшим из далекой заграницы, торжественную встречу. Надежда Константиновна Крупская вспоминала, что ее муж этого совершенно не ожидал. Накануне с финско-шведской границы он телеграфировал сестрам, чтобы не забыли встретить и заодно оповестили товарищей по партии: «Приезжаем понедельник ночью. Сообщите «Правде». Владимир Ильич Ленин не предполагал, что его ждут. Вообще не знал, как его примут. Он отсутствовал на родине десять лет. Все годы на чужбине он оставался всего лишь лидером небольшой эмигрантской группы. Плохо представлял себе, что творится в России после февральской революции. Потому они с женой были потрясены приемом. «Встречать его пришли тысячи рабочих и работниц, — рассказывала Крупская. — Вся площадь перед Финляндским вокзалом была залита народом. Площадь освещалась движущимися лучами прожекторов. На перроне стоял, выстроившись вдоль всей платформы, почетный караул». Играли три оркестра! Спели «Варшавянку», «Замучен тяжелой неволей» и «Интернационал» — по просьбе Ленина. Владимир Ильич внезапно осознал, что он, много лет томившийся в эмиграции, — народный вождь, чье слово значимо для огромного числа людей. Значит, есть кому воплотить в жизнь идеи, которые он вынашивал почти два десятилетия. В этот день решилась судьба России. ПОЧЕМУ НЕМЦЫ ИХ ПРОПУСТИЛИ В эмиграции русские революционеры ощущали себя вполне уютно. «В те времена безоговорочно соблюдалось право на политическое убежище, — с грустной иронией писала уже после революции вынужденная бежать от большевиков Зинаида Шаховская из старого княжеского рода. — Ни Франция, ни Англия, ни Швейцария не думали о выдаче или хотя бы о высылке врагов царского режима. Охранка и не помышляла о политических похищениях, вошедших в обычай при Советах. Те, кто занят за рубежом организацией государственного переворота в России, — совершенно спокойно курсируют через границы и смеются над жандармами. Тирания царизма в свете всех прочих, более поздних тираний, выглядит вполне безобидной». После Февральской революции Ленин отчаянно стремился в Россию. Было два пути — через Англию и через Германию. Понимал: англичане (союзники России) откажутся пропустить русских социалистов, противников войны, через свою территорию. Так, может быть, немцы по той же причине пропустят? Писал любимой женщине и соратнику Инессе Арманд: «В такие моменты, как теперь, надо уметь быть находчивым и авантюристом… Есть много русских богатых и небогатых русских дураков, социал-патриотов и т.п., которые должны попросить у немцев пропуска — вагон до Копенгагена для разных революционеров. Почему бы нет?.. Вы скажете, может быть, что немцы не дадут вагона. Давайте пари держать, что дадут!» Очень щепетильный в вопросах морали меньшевик Юлий Мартов предложил обменять русских эмигрантов на интернированных в России немцев и австрийцев. Швейцарский социалист Фриц Платтен взял на себя все хлопоты. В Берлине согласились. Не потому, что немецкой разведке удалось заагентурить русских эмигрантов. Возвращение в Россию очевидных противников войны было на руку Германии. Немцам и вербовать никого не надо было! В Берлине жаждали сепаратного мира с Россией. 29 марта 1917 года канцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег говорил в рейхстаге: — У нас нет ни малейших оснований враждебно относиться к борьбе русского народа за свободу или желать возвращения автократического старого режима. Наоборот, мы хотим, насколько это в наших силах, помочь нашему восточному соседу в деле строительства счастливого будущего и избавления от английского засилия. Германия всегда была и остается готова заключить почетный мир с Россией. Военное командование обещало без проверки документов пропустить шестьдесят русских эмигрантов. Германия рассчитывала, что радикальные русские социалисты выведут Россию из войны, что позволит перебросить все силы на Западный фронт. Поездка не была тайной. Исполнительная комиссия Центрального эмигрантского комитета отправила телеграмму министру юстиции Временного правительства Александру Керенскому с просьбой разрешить проезд через Германию. Видные социалисты из Швейцарии, Франции, Швеции, Норвегии подписали «Протокол о поездке», поддержав право русских товарищей проехать в Россию через Германию. Протокол опубликовали шведские газеты. А вот деньги на поездку собрали с трудом. Немецкого золота в кошельке не оказалось. Поехали помимо большевиков эсеры и меньшевики, убедившиеся в том, что нет иного пути попасть в Россию. Ленин и Крупская захватили с собой архив, наиболее ценные книги, вырезки из газет, носильные вещи и керосинку. Путешествие по маршруту Швейцария — Германия — Швеция — Финляндия заняло восемь дней. Поезд состоял из одного-единственного железнодорожного вагона. Пять купе: два второго класса и три третьего. Тесновато и некомфортно. В конце вагона ехали два немецких офицера. По полу провели мелом черту, за которую они не заходили. Двери вагона не были опломбированы. Швейцарский социалист Фриц Платтен во время остановок выходил на платформу. Покупал газеты, кое-что из еды и молоко для детей. В Стокгольме с Лениным пожелал увидеться Парвус, человек, вокруг которого сто лет крутится интрига с немецкими деньгами. ДЕНЬГИ ПАРВУСА Парвус — псевдоним Израиля Гельфанда. Родился в Минской губернии, окончил Базельский университет, вступил в социал-демократическую партию Германии. Во время революции 1905 года Парвуса избрали членом исполкома Петроградского совета. Последовал арест и суд. Из ссылки бежал. Интерес к революции утратил, стал литературным агентом Максима Горького. Получил за постановки пьесы «На дне» в Германии сто тысяч марок. и все прокутил, в чем чистосердечно признался Горькому. В Первую мировую Парвус предложил немецкому правительству устроить по всей России антивоенные забастовки. План в Берлине приняли и дали небольшие деньги на антивоенную работу в России. Небольшие, поскольку, во-первых, казна опустела, и немецкие чиновники берегли каждую марку. А во-вторых, Парвус был мелким агентом, особых иллюзий на его счет в Берлине не питали. Оказались правы. Через год от него потребовали отчета. Отчитаться за потраченные деньги ему было нечем. Летом 1916 года генерал Константин Глобачев, начальник столичного охранного отделения, изучив слухи о подготовке Парвусом забастовок, констатировал: «Это только мечты, которым никогда не суждено осуществиться. Для создания подобного грандиозного движения помимо денег нужен авторитет, которого у Парвуса ныне уже нет». Но когда в 1917 году произошла революция, Парвус получил замечательное историческое алиби. И многие поверили, что это Парвус на такие маленькие деньги легко разрушил великое государство! Надо отдать должное Владимиру Ильичу. Большевики не были разборчивы в добывании денег на революцию, но чутье Ленина не обмануло. Накануне революции он жил скудно, но на марки Парвуса не польстился. В октябре 1916 года (когда Парвус получал деньги от немцев) Ленин жаловался соратникам: «Дороговизна дьявольская, а жить нечем… Если не наладить этого, то я… не продержусь, это вполне серьезно, вполне, вполне». Встречаться с Парвусом отказался: «Парвус, показавший себя авантюристом уже в русской революции, опустился теперь в издаваемом им журнальчике до… последней черты. Он лижет сапоги Гинденбургу, уверяя читателей, что немецкий генеральный штаб выступил за революцию в России». НЕПОСИЛЬНАЯ НОША С вокзала они с Надеждой Константиновной поехали в бывший особняк балерины Кшесинской, где расположился большевистский ЦК. Товарищи по партии, с нетерпением ожидавшие вождя, устроили ужин. Его младшая сестра Мария Ильинична вспоминала: «Помню, с какой жадностью он накинулся на курицу, которую ему подали». Ленин впервые открыто выступал в России. Некоторые из собравшихся его никогда не видели. Крупская внимательно наблюдала за реакцией большевистских вождей на слова ее мужа, хотела понять, кто за Владимира Ильича, а кто сомневается в его лидерстве. Ночевать поехали к его старшей сестре Анне Ильиничне Ульяновой — в ее квартиру на Широкой улице, дом №53. Своего жилья человек, который через несколько месяцев станет полным хозяином России, не имел. У него не было ни имущества — они вернулись из Швейцарии налегке, ни денег, стремительно терявших ценность. Один из встречавших его на вокзале вспоминал: «Когда я увидел вышедшего из вагона Ленина, у меня невольно пронеслось: «Как он постарел!» В приехавшем Ленине не было уже ничего от того молодого, живого Ленина, которого я когда-то видел в скромной квартире в Женеве и в 1905 году в Петербурге. Это был бледный изношенный человек с печатью явной усталости». ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ Весной 1917 года Ленина плохо знали в России. Каким был вождь русской революции?