Человечная придурковатость: фильм недели — «Тони Эрдманн»

Сразу после «Патерсона» Джима Джармуша, о котором мы написали на прошлой неделе, выходит «Тони Эрдманн» немки Марен Аде. Начиная с прошлогоднего майского каннского фестиваля эти фильмы ходят неразлучной парой. Оба они — представители редкого сегодня человечного кино: не зря оба названы по имени главного героя. Оба — комедии, что не мешает им оставаться умными драмами. Оба относятся к любимым — возможно, самым любимым за последнее время фильмам знатоков. Оба считались в мировой журналистской среде фаворитами последнего Каннского фестиваля — и оба, к возмущению СМИ, не обрели там ничего (впрочем, «Тони Эрдманн» — награду ФИПРЕССИ). Зато «Тони Эрдманн», поскольку он полноценно европейский фильм в отличие от «Патерсона», считающегося американским (хотя французских и немецких денег в нем более чем достаточно), получил потом сразу пять, причем самых престижных наград европейской киноакадемии (в том числе за лучший фильм года), и теперь номинирован на «Оскар» за лучшую неанглоязычную картину (хотя английского в ней выше крыши). О ЧЕМ ЭТО О главном герое — учителе музыки из Германии, которому лет шестьдесят. На каком-то школьном празднике (возможно, это день рождения директора) он раскрашивает себя и своих учеников в зомби, после чего они поют со сцены приветственные куплеты. Последовали ли оргвыводы, непонятно, но лицо того, кому посвящались куплеты, ничего хорошего не предвещало, а у главного героя вдруг высвободилось время. Стиль и уровень шуток в фильме определяет одна из первых сцен — визит героя к совсем уже древней матери (вероятно, в дом престарелых). Он приходит со своей любимой старой собакой, которая ослепла. «Почему ты не усыпляешь своего пса — он же только мучается», — укоряет мать. «Но тебя же я не усыпляю», — резонно возражает сын. Пишут, что во время просмотра «Эрдманна» каннский зал постоянно хохотал и несколько раз устраивал овации. По мне, это перебор. Впрочем, я не раз становился свидетелем того, что фильм, который смотришь в заведшем себя зале, кажется совсем иным (например, более тонким или смешным), чем тот, который смотришь в одиночестве. Между тем свободного времени у главного героя становится больше: его собака умирает. И он едет в Бухарест. Почему? Потому что туда чуть ли не на год отправили его дочь — офисного робота в возрасте 30+. Она должна свести чьи-то позиции, заставить что-то подписать, перевести собственность из рук в руки. Вообще-то, насколько понимаю, она занимается аутсорсингом. Я не специалист, но суть в том, что часть деятельности одной компании передается другой, действующей в той же области. А сотрудников, если верить фильму, пускают под нож, о чем они изначально и не подозревают. Она действительно робот. Она цинична даже в сексе, где использует нужных (вполне себе, заметим в скобках, дохляков) мужчин, когда и как ей надо. И вот отец — хохмач, эксцентрик, ничего не боящийся, не придерживающийся никаких правил старый хулиган — решает наладить с ней утраченные отношения. Он ведет себя так, как в приличном обществе, где не носят деловые костюмы дешевле пары тысяч евро, не ведут. Но о чем-то они с дочерью при встрече все же договариваются, после чего он соглашается отправиться обратно в Германию. Самое неожиданное, что, когда он спускается к такси, она позволяет себе искреннюю слезу. Не все, оказывается, запущенно. Однако в тот же вечер она обнаруживает его на престижнейшем американском приеме — хитро намакияженного, с искусственными зубами и в старом хиппарском парике. Он выдает себя за Тони Эрдманна — крупного предпринимателя. Потом он будет представляться кем угодно вплоть до немецкого посла в Румынии — причем собственную дочь будет представлять как свою секретаршу по имени фройляйн Шнюк. Он и на работу к ней может заявиться. Странное, однако, дело. Хотя он явно ей мешает, а может и подставить, сорвав переговоры по сделке, она его не прогонят, а иногда ему и подыгрывает, знакомя с подругами и даже деловыми партнерами. Ее ему не хватало. Но и ей, зомби-роботу делового мира, оказывается, недоставало его живости, раскованности, отсутствия комплексов и презрения ко всем принятым приличиям. ЧТО В ЭТОМ ХОРОШЕГО «Тони Эрдманн» хорош уже тем, что в нем есть моменты, на которые не решится почти никто из современных режиссеров. Например, анекдотичная голая вечеринка. Или секс с пирожным (в подробности погружать не стану). Но фильм куда более примечателен тем, что его можно оценивать и анализировать на разных уровнях. Как драму о взаимоотношениях родителей, впитавших в себя свободу хиппи, страсть к искусству, несерьезное (и в то же время именно что серьезное, пусть и пропущенное сквозь иронию) отношение к миру, — и детей, которые зарабатывают и зарабатывают, но сталкиваются с двумя неразрешимыми проблемами: 1) как обрести хоть чуточку свободы, избежать постоянного дресс-кода и протокольных фальшивых вечеринок, на которых надо изображать радость при отсутствии веселья, 2) как бы найти время, чтобы потратить те долбаные деньги, которые уже заработаны. Но фильм можно рассматривать и как сатиру на якобы общую Европу. Крупные европейские экономические монстры прибывают в Румынию, якобы чтобы что-то оптимизировать или, как я выразился выше, аутсорсировать что-то, а на деле их единственная цель — половину людей уволить, а вторую половину поставить в коленно-локтевую позицию. И ни у кого никаких угрызений совести. Ведь это всего лишь бизнес. Ничего личного. Именно в Бухаресте, как выясняется из фильма, открылся крупнейший в Европе торговый центр (неужели превосходящий берлинский KaDeWe?). Только, как замечает не помню кто, но из представителей той, сильной, Европы, что подминает под себя слабую, ни у кого нет денет, чтобы что-то в этом торговом центре купить. Забавно, кстати, и то, что немцы, приехавшие в Румынию наладить ее бизнес (а на деле ее окончательно обобрать), гуляют после трудового дня в ночных клубах Бухареста, в точности как гуляли в Европе 1990-х новые русские. Рубашку — к черту. Галстук — к черту. Только денег немцы тратят в пятьсот раз меньше. Уж наши-то гулялитак гуляли. Сначала они заказывали, потом только спрашивали: сколько. Помню, как этим восхищались хорваты, усматривая в русских родственную им славянскую душу и презирая за скупость немцев и англичан. В конечном счете идеология фильма такова. Режиссер Марен Аде выходит на улицу типа евро-американской авеню — на Курфюнстендам, например. А там ее встречает протестующая толпа, в которой ору и я. Орем мы следующее: яппи и буржуа, особенно крупные, — это не люди, а зомби, упыри, крокодилы! А режиссер Марен Аде в ответ, возможно, овладев мегафоном, возражает: «Нет, они все-таки пока люди! Надо дать им последний шанс!» НАШ ВАРИАНТ РЕКЛАМНОГО СЛОГАНА Дадим им гуманно второй шанс — пока они сжирают нас с потрохами и даже косточками.