Татлян — главное свобода и юмор

5 февраля в ДК Ленсовета прошел сольный концерта Жана Татляна. ИА REGNUM выяснял у шансонье кто был его учителем, причины отъезда из СССР и почему он вернулся спустя 19 лет — Жан, когда Вы начали петь? — Лет в четырнадцать-пятнадцать я уже работал в Сухумской филармонии гитаристом в ансамбле и по совместительству пел. Филармонические певцы были с консерваторским образованием, с поставленными оперными голосами. А я пел эстрадные популярные песни и имел самый большой успех. Помню, однажды я должен был получить гонорар за гастроли, но кассир отказалась мне его выдать, потому что у меня еще не было паспорта. Пришлось вызывать папу на помощь… — Кто Ваши учителя? — Мои кумиры, у которых я учусь всю жизнь. Первый и самый главный мой учитель — Ив Монтан. Впервые я услышал его лет в тринадцать и буквально влюбился в этого исполнителя. Не зная французского языка, выучил его песню Les grands boulevards — Большие парижские бульвары. Вызубрил текст так, что французы думали, я великолепно знаю язык. Потому что мой принцип исполнения песен — четко донести смысл текста. Каждое слово, каждый звук, окончания слов должны быть отчетливо произнесены. С этого юношеского увлечения творчеством Ива Монтана все и началось. Потом были Фрэнк Синатра и гениальный Нэт Кинг Коул. Я их слушал и копировал. Когда копируешь того, перед кем преклоняешься, это самая настоящая школа, «консерватория». А потом, когда пропускаешь через себя, насыщаешь песню своей индивидуальностью, начинается творчество. — А родители поддерживали вас в желании стать музыкантом? — Моя мама мечтала, чтобы я стал хирургом. А отец в детстве пел в церковном хоре. У него были хорошие вокальные данные, мощный голос. Он не препятствовал моему увлечению, чувствовал, что я на правильном пути. — Вы помните день, когда проснулись знаменитым? — Самый большой подарок, который сделал мне Господь Бог, — это не голос, не внешность, не материальные блага. У меня никогда не было звездной болезни. Я всегда ходил по земле и трезво себя оценивал. Даже когда в Ленинграде я имел огромную популярность, давал концерты на всех сценах города, на вопрос «Когда ты выступаешь?» я отвечал: «Я не выступаю. Я ра-бо-та-ю». — Не буду спрашивать, почему вы уехали из страны в 1971 году, тут все понятно… — Почему вам это понятно? Я уезжал не от русской культуры, страны и народа. Я бросил этот режим, этот диктат. Я был невыездным, понимаете, что это значит? «Черная кость». Когда Брюно Кокатрикс, хозяин парижского концертного зала «Олимпия», приехал в 1966 году в Советский Союз, чтобы выбрать актеров для мюзикла, он неоднократно произносил мою фамилию, просил познакомить с артистом, поющим в стиле французского шансонье. Но меня не показывали! Говорили, что я на гастролях на Дальнем Востоке, что я болен и прочее. Узнал я об этом только через год от переводчицы Кокатрикса. Кроме того, у меня начинались неприятности с руководством Ленконцерта, где я служил, потому что я никогда, говорю об этом с гордостью, никогда не пел о серпе и молоте и о красном флаге. Надо мной сгущались тучи, мне грозили психушка или лесоповал. И я уехал. — Не могу не спросить, почему вы вернулись спустя девятнадцать лет? Ведь многие, оказавшиеся в таком же положении, предпочли остаться… — Понимаете, многие поехали за вкусной колбасой, потому что здесь было нечего есть. А я ни в чем не нуждался, получал авторские от тысячи до полутора тысяч рублей ежемесячно. Это огромные деньги по тем временам! Четыре месяца, и у меня автомобиль. Я поехал за свободой. А вернулся… Есть такое слово — ностальгия, которое сейчас извратили и обесценили. Это когда слушаешь пластинку с записью народных песен России в исполнении ансамбля Александрова, и слезы сами наворачиваются на глаза. — Вы нашли за границей то, что искали? — Конечно! В 1976 году, когда у меня еще не было французского гражданства, я представлял Францию на праздновании двухсотлетия Соединенных Штатов Америки. Представляете мое внутреннее состояние? В Советском Союзе меня не выпускали, чтобы спеть в «Олимпии», а во Франции я, не будучи французом, представлял эту страну на грандиозном международном событии! Это невероятно! — Сейчас, вернувшись в Россию, вы чувствуете себя свободным? — Безусловно. Везде свои проблемы, во всем мире. Но сегодня вы можете уехать, когда хотите, куда хотите и хоть навсегда, вам никто не будет препятствовать. Свобода — это самое главное. — Ваша жизнь как увлекательный роман. Вы меняли страны, города и континенты. Сегодня, спустя годы, повторили бы все сначала? — Я ни о чем не жалею. Сейчас пишу свою автобиографию, которая действительно очень насыщена разнообразными событиями, встречами с известными людьми. Планирую закончить книгу до конца года. — Как складывается ваша жизнь сегодня? — Помимо концертов у меня есть хобби, которое стало бизнесом. Я создал новый продукт — сухие соусы. Это порошок, который вы можете перемешать со сметаной, томатной пастой. Несколько секунд, и у вас готов прекрасный соус, абсолютно натуральный, без эмульгаторов, консервантов, красителей, усилителей вкуса и прочей гадости. — Какой главный урок преподала вам жизнь? Чему научила? — Я утвердился в двух принципиальных для меня вещах. Во-первых, я крайне пунктуален, никогда не опаздываю. И от других опозданий не терплю. Это мой образ жизни. Во-вторых, для меня самое страшное в человеке — жадность, алчность и предательство. Как правило, эти качества сопутствуют друг другу. Стараюсь держаться подальше от таких людей. — Вы неоднократно признавались в любви Санкт-Петербургу, даже открыли одноименный ресторан в Америке. Какой уголок Петербурга для вас самый дорогой? Где ваше «место силы»? — Мне дорог старый город, построенный великим Петром. Здесь каждый уголок великолепен и уникален. Любимых несколько, называть один — все равно, что спрашивать у матери, кого из пятерых детей она больше любит. — И как же армянин с греческими корнями выносит здешний климат? Поделитесь рецептом бодрости и здоровья? — Меня подстегивают юмор и оптимизм. И, конечно, подарок моих родителей — здоровье. Оно бесценно. Когда на праздники начинают желать успехов в бизнесе, материальных благ и прочего, я всегда говорю, что это ерунда, и желаю друзьям только две вещи: здоровья и подальше от бед. Когда приходит беда, никакие деньги не помогут.