В прокат выходит, возможно, самая смешная комедия сезона — мультфильм «Полный расколбас», в котором сосиски, булочки и соусы переживают содом, гоморру и кризис веры. Кроме того: Тимур Бекмамбетов переснял «Бен-Гура», Майкл Фассбендер не смог спасти жанр моралистской мелодрамы, а «Детство лидера» вырастило фюрера. Когда в супермаркете включается свет и открываются двери для покупателей, продукты — говорящие, поющие, глазастые — буквально дрожат от благоговейного трепета: «О, боги, выберите нас», — поют кукурузы и кетчупы стройным хором свою молитву, считая властителями судеб нас, простых голодных обывателей, мечтая о скорейшей гастроли на тот, такой манящий свет за стенами магазина. Есть у еды и сопутствующие амбиции: сосиска Фрэнк хочет раздвинуть булки пышке Брэнде (но только в подходящей обстановке — например, в День независимости), его дефектный, слишком короткий сородич Барри — о понимании, Лаваш грезит о семидесяти бутылках девственного оливкового масла, что ждут его в раю, Бейгл — о Хумусе, и только Горчица, попав в тележку, орет о том, что апокалипсис не за горами. Ей никто не верит — и Горчица совершает суицид. Конечно, светит этим веселым, похотливым продуктам садистская смерть на острие ножа и в мясорубке человеческих зубов — но до этого апаокалиптического откровения сосискам и булочкам еще придется дойти, причем отбиваясь от одуревшего от профдеформации Клизмача. «Полный расколбас», новое детище Сета Рогена и его обширной комедийной компании, только притворяется пошлейшей метафорой продуктовой оргии, которой оборачивается, например, рагу. Да, здесь много шутят о сходстве сардельки с фаллосом, но складываются эти непристойности в тревожный и неглупый, полный богоборческого пафоса сюжет. Что делать, если те, кого ты считаешь богами, на деле лишь обитают на следующей ступени пищевой цепочки? Ответом станет революция. Оказывается ей, особенно на фоне диетической детской анимации, не покидающей современных мультиплексов, и сам мультфильм. Роген и его многочисленные друзья (даже Эдвард Нортон — он в оригинале озвучивает кошерный Бейгл, конфликтующий с кавказцем-Лавашем за Западную Полку) лихо доказывают: даже в жанре похабной, бесстыжей комедии абсурда возможен разрыв не только пеканов, но и шаблона. Под взвинченные оркестровки на экране сменяются черно-белые кадры хроники времен Первой мировой: танковые и газовые атаки, голодные сироты больших городов, Марна и Галиция, прием американского президента Вудро Вильсона ликующими в надежде на мир парижанами. Склейка, титр с заголовком — и ч/б сменяется бледной, но уже полной цветовой гаммой, а кровавый 1918-й — 1919-м с Версальским договором и прекращением огня. Поразительным образом, тут с экрана начинает сочиться еще большая тревога. Ее источник — опрятный белокурый ребенок, похожий на маленького Ленина, сын приехавшего во Францию договариваться об условиях мирного соглашения с капитулирующей Германией американского посла (Лиам Каннингем) и его европейской жены (Беренис Бежо). Пока папа сутки напролет торчит в Версале, а мама оказывает знаки внимания приехавшему погостить другу семьи (Роберт Паттинсон), ребенок стремительно ожесточается — пока своими истериками не намекнет на зарождение нового, еще более грозного зла. Что малыш Прескотт (Том Суит) вырастет одним из тех чудовищных тиранов, которых так много знал ХХ век, понятно уже из названия — а в непонятливых будут пробуждать волнение и страх лютый оркестровый саундтрек Скотта Уокера и хмурая мертвецкая палитра кадра. Ну, и конечно, сюжет. Брэйди Корбет, как актер поработавший с Ханеке и фон Триером, в своем первом режиссерском опыте словно соединяет уроки, выученные на площадке двух этих современных классиков — и высказывание о том, что корни любого фашистского лидера стоит искать в детстве (а-ля «Белая лента»), здесь соседствует с по-триеровски неоднозначной, прячущейся в недомолвках и смысловых пробелах провокацией на тему психосексуального устройства малолетнего сознания. Результат такого скрещивания получается при этом поразительно органичным — не твердокаменной трагедией, но игривой, пугающей фантасмагорией о том, как короток путь от детской истерики до взрослой тяги к подчинению. Море волнуется — раз — разбиваясь о скалы почти безлюдного, малонаселенного австралийского побережья. Беспокойно и на душе у Тома Шеппарда (Майкл Фассбендер), только что вернувшегося, живым, с мясорубки Первой мировой, и мечтающего только об одном — скрыться от человечества как можно дальше. Словом, вакансия хранителя освещающего путь местным кораблям маяка на необитаемом острове подходит ему как влитая — что бы жители ближайшего городка на материке ни говорили о том, что предшественник от такой работы сошел с ума. Тем более, что столь скептичны здесь не все — вот и Изабель, бойкая дочь (Алисия Викандер) местного старейшины, и вовсе на ветерана заглядывается, очарованная печатью благородного страдания на его лице. Вскоре они поженятся и попытаются родить ребенка. Но море волнуется — два — и трагедия неизбежна. После пары мертворожденных детей судьба супругам Шепард будто бы улыбнется — к берегу их острова прибьет лодку с трупом мужчины и чудом выжившим младенцем, которого Изабель немедленно потребует не отдавать властям, а оставить, выдав за своего. Она, конечно, и не подозревает, насколько близко от них страдает убитая горем утраты мужа и крошки-дочери Рэйчел Вайс. Как быстро дает понять «Свет в океане», тайное, конечно, обречено стать явным. Новый фильм режиссера Дерека Сиэнфранса подобные моралистские максимы, вообще, уважает — здесь также развернуто будут представлены расхожие идеи о цене слезинки ребенка и горьком будущем тех, кто решил единожды солгать. Но проблема этой протяжной, как собачий вой, мелодрамы даже не в том, как показательно стремится быть драматически основательным ее сюжет (его Сиэнфранс позаимствовал у бестселлера М. Л. Стедман). Нет, куда хуже, что дидактикой пронизан и стиль фильма — нагнетают тоску многочисленные планы пустынных прибрежных пейзажей, каждую минуту экранного времени намекает, что думать и чувствовать, даже саундтрек. Супругов Шепард и всех, кто попадает в их орбиту, ждут испытание за испытанием — что, в принципе, для мелодраматического жанра норма. Но чего мелодрама не терпит, так это поучений — особенно тех, что обращены не на героев, а на зрителей. Нас-то за что? Пару тысячелетий назад в пытающейся мирно сосуществовать с Римом-протектором Палестине жили и дружили названные братья — иудейский принц Иуда Бен-Гур (Джек Хьюстон) и когда-то принятый его отцом на воспитание сын римлян-изгоев Мессала (Тоби Кеббел). Но позавидовал Мессала «брату» и его наследному богатству — и отправился добиваться славы и богатства в римских легионах. Вернется в Иудею он уже цепным псом империи, которая не терпит инакомыслия и локального самоуправления — так что для того, чтобы отправить Иуду на галеры, а его семью — под нож, ему хватит и малейшего предлога. Как знает, впрочем, каждый, кто видел оригинальный эпос Уильяма Уайлера, в 1959-м выигравший аж 11 «Оскаров», месть Бен-Гура не только станет возможной, но и примет форму гонки на колесницах. Тем временем в тех же краях проповедует всепрощение кудрявый плотник из Назарета (Родриго Санторо). Тимур Бекмамбетов, которому впервые после «Особо опасного» вновь доверили большую голливудскую постановку, осмеливается внести в оригинальный сюжет некоторые актуальные поправки — так тема необходимости прощать становится несколько более значительной, чем в бравурном фильме Уайлера. Но, что лукавить, прежде всего режиссера волнует эпический размах и возможность обновить с помощью современных технологий античный экшен. Если выстраивать морскую баталию, то так, чтобы субъективная камера дала зрителю взглянуть на нее глазами прикованного к мачте героя, если переснимать каноническую гонку для колесниц — то чтобы буквально затоптать камеру лошадями. Увы, сколь благими бы ни были авторские намерения, ни к какому кинооткровению, каким был, да и остается оригинал, они не приводят. Спецэффекты рассыпаются на глазах пикселями, будто в видеоигре. Герой и злодей даже внешне почти неотличимы друг от друга — и Хьюстон, и Кеббел оказываются скорее антихаризматиками. Отсутствие веры в терпеливость современных кинозрителей приводит к тому, что безбожно сокращается сюжет (оригинал шел больше трех часов, этот фильм — даже меньше двух), не давая как следует всмотреться с персонажей и сжиться с ними. В решающие моменты в кадр входит Морган Фримен и чудесным образом разруливает более-менее все. Чего-чего, а «Оскаров» этому «Бен-Гуру» не светит.
