Директор школы «Летово»: «Многие родители рассказывают, что школу выбрали не они, а ребенок»
Директор школы «Летово» Михаил Мокринский рассказал о своем новом детище, которое основал российский миллиардер и меценат Вадим Мошкович. За восемь лет существования школы ее студенты уже показывают очень высокие результаты. С ним беседовал Илья Копелевич.
У нас в гостях Михаил Мокринский — директор школы «Летово». Это одна из немногих школ в России, которая работает по системе International Вaccalaureate, IB. Важно то, что за пять лет работы школа добилась престижа и попала в элиту. Что такое элитная школа? Эта школа элитная?
Михаил Мокринский:
Да, она элитная, но это не главное. Элитная — это когда ты в своей весовой категории по тем правилам, по которым родители выбирают школу, доказываешь раз за разом, что на этом направлении ты лучший. Традиционно это физико-математические школы, в которые идут и суперталантливые ребята, и ребята, семьи которых вместе или не вместе решили, что будущая профессия обязательно должна быть связана с математической базой. Вот мы, я уверен, находимся сегодня среди школ — лидеров по физике, по математике, по химии, по биологии, и это видно и через результаты олимпиад, российских и международных, и через общую систему подготовки. Слово «элитная», конечно, нигде в официальных документах не записано, но тем не менее, если школа аккредитована в международных программах, а это редкость в России, то конкурс на поступление очень большой. В международных школах, которые представлены в Москве, до недавнего времени их было пять-шесть буквально, сейчас, может быть, уже меньше, там стоимость составляла от 300 тысяч рублей в месяц, а в старших классах и того больше. У вас пока только старшие классы, и у вас стоимость 126 тысяч рублей в месяц.
Михаил Мокринский:
Ну, уже побольше. Тут все зависит от того, ты в пансионе или нет. Те, кто выбирает пансион, платят 200 тысяч в месяц. Но это не школа исключительно для богатых, это может быть одно из самых важных отличий. Я сейчас попрошу вас о нем рассказать, потому что здесь есть эндаумент, то есть фонд, который готов спонсировать способных, но не очень богатых, которые не могут себе позволить высокую стоимость.
Михаил Мокринский:
Вы знаете, наверное, финансовая история для России вообще уникальная. Если родитель решает, что он поступает в школу «Летово», он принимает для себя решение, что участвует в софинансировании обучения настолько, насколько семья может. И механизм работает так, как он был заложен еще шесть лет назад. То есть ты сначала поступаешь в школу, сдаешь экзамены вступительные, принимается решение о твоем зачислении. К этому моменту школа ничего не знает о твоем финансовом положении. И после зачисления семья принимает решение о том, подает она заявление на получение стипендии или самостоятельно хочет покрывать расходы на образование. Тех, кто принимает решение о самостоятельной оплате образования, где-то все время от 15% до 20%. Процентов 30-35 — это те, кто не платит ничего, а часть — это те, за кого школа оплачивает даже их питание. И механизм очень простой: ты приносишь так, как при получении займа в банке, все государственные документы — выписки из фондов, формы и справки о собственности. То есть показываешь, что при наличии способных детей у тебя нет такого кошелька?
Михаил Мокринский:
Да. Мало того, ты не просто показываешь по официальным бумагам доходы, ты еще можешь обосновать, что у тебя есть уже взятые на себя необратимые финансовые обязательства, и при больших или средних доходах школа учтет, что у тебя есть ипотека, что у тебя есть уже какие-то расходы по старшим детям, по оплате образования, и они будут вычтены из суммы дохода. Вы знаете, сомневаются только две категории по большому счету. Люди, которые просто не приняли решение о том, что для них именно такое образование ценность, и они говорят иногда: мы психологически не готовы. И люди, у которых немалая доля оплаты, говорят: конечно, здорово, что школа предоставляет такие возможности, но мы хотели бы ездить за рубеж пять раз, а не три отдыхать, и это наш семейный выбор. Ну, что ж, выбор так выбор. Немножко об этом фонде: он создан основателем школы Вадимом Мошковичем, там пока, как я читал, только его деньги. Но в мировой практике, насколько я представляю, существует модель, которая позволяет эндаументу пополняться за счет взносов со стороны тех, кто закончил школу. Но у вас пока таковых не так много, а те, кто закончили, еще вряд ли успели что-то заработать. В принципе как в будущем это должно выглядеть?
Михаил Мокринский:
Действительно, в настоящем вся разница между поступлением и себестоимостью покрывается учредителем школы. При этом ежегодно есть поток поступлений в эндаумент от тех, кто школу поддерживает, просто потому, что видит ее качество, ее устойчивость работы. Ну и, кроме того, уже два выпуска наших выпускников создали ассоциацию, и понятно, что они ничего не могут сделать для того, чтобы их поддержка была финансово существенной, но они многое могут сделать для того, чтобы сократить какие-то расходы, привлечь каких-то своих коллег или профессоров для консультирования. То есть мы формируем при школе сообщество, которое пока приносит не деньги, а поддержку, но уверен, со временем школу будут поддерживать основательно. Вот очень интересный вопрос: как же стать студентом школы? Я знаю, что у вас это студенты, а не ученики, потому что все-таки возраст от 13 до 18 лет. Что нужно иметь?
Михаил Мокринский:
Нужно иметь желание и умение разобраться, как на тебя будут смотреть. Желание — это очень интересная история. Нам очень многие родители рассказывают, что школу нашли и выбрали не они, а ребенок. И это понятно: ребенок в Сети активен, ребенок ищет учебные материалы, сетевые ресурсы, отзывы сверстников. И оказывается, что в Сети лежит очень большой и бесплатный ресурс «Летова» для пяти- и шестиклассников как средство для самоподготовки. И у детей есть возможность посмотреть на себя в зеркало и посмотреть на то, как надо двигаться по тем предметам, по которым у тебя либо все хорошо, можешь сдать успешно, либо ты думал, что у тебя все хорошо, но надо проделать немалую работу. А уровень сильно отличается от уровня средней общеобразовательной школы для этого возраста?
Михаил Мокринский:
Смотрите, тут есть формула, и она очень понятная. У тебя есть базовые предметы, по которым ты должен просто показать стабильный результат. И это то, что может обеспечить любая хорошо, устойчиво работающая школа, — русский язык, базовая математика, английский. Иногда бывают серьезные проблемы, особенно для ребят, которые приходят из физмат-школ. Надо подтянуть какие-то предметы, для этого выложены учебные материалы, есть автоматизированная обратная связь, ты можешь быстро, ориентируясь на нее, подтянуть любой из трех предметов — русский, английский, математика. Ну, вот английский, возможно, наиболее сложен, потому что это то, что нельзя сделать быстро. Язык не преодолеть в три прыжка, даже если заниматься с утра до ночи.
Михаил Мокринский:
Вы знаете, у нас чудесная статистика уже за несколько лет поступления, и первое — мы видим массовые рывки в качестве знания этого предмета за полгода. То есть если ребенок зашел и понял, что у него что-то не так, за полгода при усидчивости, настойчивости и нормальных способностях вполне себе поправимая ситуация. Но есть и выдающиеся результаты, когда к нам приходят ребята, пытаясь поступить с немецким, с французским языком, и мы с удивлением обнаруживаем, что их способности таковы, что рывок за лето бывает с тройки с минусом на пятерку с минусом. И это просто огромное трудолюбие, желание и языковые способности. Все-таки как вы отбираете? Это очень сложный и во многом ответственный процесс, потому что здесь не решают деньги, здесь решает оценка способностей ребенка. А между прочим, дети в этом возрасте, в 13 лет, у них зачастую многое скрыто из того, что раскроется со временем.
Михаил Мокринский:
Процесс проходит в три этапа. Последний — это очный, или за тобой наблюдают во время сдачи экзамена в электронной форме. Предшествующий — это сдача очень стандартных экзаменов, как первичное сито. Если последний дифференцирующий, то промежуточный просто отсекает тех, кто точно не готов. И дальше самая интересная первая фаза, бывает у ребят самоотбор, потому что по факту, занимаясь на ресурсе, который мы открыли для всех абитуриентов, часть понимают, что быстро надо что-то делать, часть понимают, что это им неинтересно и не нравится, часть понимают, что у них есть любимый предмет, но тут, оказывается, надо еще и нелюбимыми заниматься устойчиво. И вот эта система отбора, самоотбора, после нее процентов 60-70 ребят сами принимают решение, что они либо к нам не поступают, либо поступают на следующий год, когда будут готовы. А поступят они все также в седьмой класс или могут уже в восьмой добраться?
Михаил Мокринский:
В седьмой, восьмой и девятый. И тут очень важно, что психологическая готовность ребенка учиться, зрелость, чтобы побороться за свои возможности и свое будущее, наступает у всех в разном возрасте, и мы только приветствуем тех, кто первый раз оступился, но собрался с силами, и они оказываются часто самыми нашими сильными учениками со второй, с третьей попытки. Я скажу для тех, кто не знает, наверное, таких большинство, что у вас за плечами уже есть очень серьезный и успешный опыт, вы больше десяти лет, по-моему, может быть, даже лет 20 возглавляли школу, которая стала очень знаменитой в Москве, из числа бесплатных общегосударственных школ — 1535-ю, которая возглавляла всероссийские рейтинги. Скажите, пожалуйста, во-первых, почему вы оставили ту школу, которая состоялась именно под вашим руководством, почему вы пошли делать новую и чем она принципиально отличается?
Михаил Мокринский:
Вы знаете, 20 с лишним лет в государственной школе и работа с молодых лет — это такой период становления в профессии, когда школа растет вместе с тобой. И я был очень счастлив, что у меня в лицее номер 1535 был чудесный коллектив учителей, сложились традиции, сложились мощные основы, которые уже будут, наверное, навсегда. Но в какой-то момент стало понятно, что сильные стороны, они же и инерция, которую не надо ломать, надо оставить у этой школы те преимущества, которые закладывались десятилетиями. А новая про то, что есть нереализованные возможности интеграции в среднюю школу тех находок, которые по миру, по стране, по моей профессиональной истории были найдены и должны были быть реализованы несколько в ином ключе. Международный бакалавриат, из которого мы взяли многие рамочные методические решения, — это международная система, которая, не принадлежа никакой стране, исследует весь международный опыт, как пылесос, и не навязывает никаких решений национальным образовательным системам, каждая школа остается школой, работающей по требованиям, по стандартам той страны, где она существует. Но к этому добавляются многочисленные возможности строить не просто развивающие элементы в системе образования, а строить параллельную систему экзаменов, не ломая основной учебный процесс, и готовить ребят к тому, что они будут хорошо оснащенными студентами. Для студенчества ведь нужны очень важные навыки самоорганизации, смысла образования, то есть ты не просто идешь по программе, которую тебе диктуют, ты должен выбирать, и выбирать проактивно. Ты должен смотреть, кем ты хочешь стать через год, два, три, и чем дальше ты заглядываешь, тем мощнее твоя студенческая карьера. Я правильно понял, что в «Летове» студенты седьмых-одиннадцатых классов не живут классами по расписанию, а самостоятельно формируют свои учебные модули, в которых они могут пересекаться с более старшими или более младшими студентами. Они прямо сами все делают или все-таки им как-то помогают сделать выбор?
Михаил Мокринский:
Им помогают правила в первую очередь, потому что для того, чтобы сделать выбор, тебе надо разобраться. Тебе надо разобраться, что в седьмом классе, в потоке, в котором ты будешь учиться, ты сначала выбираешь очень немногое, зато у тебя много дополнительных возможностей, через которые ты оснащаешь себя именно этим умением быстро и четко выбирать и выполнять решения по выбору. Дальше в восьмом классе начинается дифференциация, в девятом она больше. С десятого уже идет глубокое разделение на индивидуальные учебные планы. И означает это просто, что каждый ребенок оказывается в группе того уровня, на который он претендует и который он может поддерживать. И нужно по каким-то предметам, направлениям выходить на самый высокий уровень, а по каким-то не претендовать. Ну и меньше тратить времени на это. Это тот баланс, при котором физика и математика у тебя могут быть в топовых группах, химия и биология могут быть базовые, но по интересам. Ты можешь из химии выбрать дополнительный курс, который просто даст тебе умение строить лабораторные практические работы и проекты, что тебе как физику пригодится, и то же самое у гуманитариев в их области. А гуманитарное и физико-математическое, естественно-научное направления равноценны в школе? Или все-таки акцент на естественные науки от математики до биологии?
Михаил Мокринский:
Вы знаете, я всю жизнь не любил формальных показателей. Поэтому, когда лицей номер 1535 стал при введении рейтинга первым, я искренне расстроился, потому что все, кому надо, знали цену его образовательной программе, а так узнали и те, кто эту цену мог видеть только формально. Так вот, что мне на самом деле дает чувство гордости относительно гуманитарной и естественно-научной программ? Победители всероссийских олимпиад в школе есть по 16 предметам. Мало какая школа может похвастаться тем, что, какое бы ты ни выбрал направление углубленного обучения, ты можешь по этому направлению рассчитывать, что с помощью учителей ты возьмешь максимальный балл ЕГЭ, поработаешь с проектами, выйдешь на очень жестко организованный трек профразвития, потому что, как правило, это ограничивается в школах тем, что есть психологи, которые тебе что-то подскажут. Здесь нет, здесь есть еще дополнительное консультирование, которое говорит: у тебя пока есть две развилки, по которым ты можешь выбить сто из ста. Но через два месяца у тебя уже не будет времени тянуть и то и другое, пора выбирать. И вот таким путем и идет индивидуальный учебный план и движение к предвузовской подготовке. Сначала огромный спектр интересных выборов и возможностей, потом пробы себя в предпрофильном и профессиональном самоопределении, а потом уже на финальной прямой выбор форм презентаций и результатов, которые дадут тебе преимущество при поступлении. Наверное, не будет открытием сказать, особенно с учетом того, что обучение в школе в значительной степени ведется на английском языке, что те, кто там учились, рассматривали возможность выбора любого университета не только в России, но и за границей. Причем эндаумент, как я знаю, помогал финансово, стипендиально учиться за границей в том числе, правда, с определенными обязанностями потом. Расскажите об этом. И как это будет в дальнейшем?
Михаил Мокринский:
Здесь важна устойчивость, потому что, когда ты приглашаешь ребят, важно не менять правила, они пашут очень основательно, и результат многолетнего труда должен быть предсказуем. Так вот, что мы делали на международном направлении. Первое — мы поставили некоторое исходное соотношение, что 80% наших ребят идут в российские вузы, это в большинстве своем МФТИ, ВШЭ, МГУ, а 20% идут на международный трек. И первый выпуск показал второй среди всех школ мира результат по уровню сданных экзаменов, а на второй год мы вышли на первое место. Скажите, а учиться детям трудно на этой планке, на том, что они самостоятельно должны принять решение, выбрать те или иные курсы, некоторые курсы повышенной сложности, взяться за это, удержаться. Отчисления есть из школы или нет?
Михаил Мокринский:
Им действительно трудно учиться, но самая большая трудность не в этом. Дело в том, что те, кто к нам пришли, уже учились много и с удовольствием. То есть мы, когда рассказывали о школе, говорили: ребята, вам очень важно принять правильное решение, что вы не ради одного предмета любимого к нам приходите, а для того, чтобы получить целый объем разнообразных возможностей. Если вы не хотите ими пользоваться, а вам важно только одно, лучше не приходите, страдать будете от разнообразия, а не наслаждаться. И, к счастью, нас ребята слышат, и поскольку многие из них пришли уже с опытом каких-то дополнительных занятий, то многие из них любят и могут работать много и в основном образовании, и в дополнительном образовании. А что для них действительно сложно? Сложно выстроить систему выбора, потому что выбор по интересам им прекрасно знаком, выбор в любимом предмете тоже прекрасно знаком. Мне кажется, сложно взять планку, которую ты себе наметил.
Михаил Мокринский:
Конечно. Так что мы фактически режиссируем для них систему проб и ошибок, в которой за два-три года они сначала меняют профильные предметы, думают о том, окончательный ли у них выбор будущего, и мы получаем очень зрелых ребят к десятому классу, которые готовы вложиться очень концентрированно в то, чтобы сделать по основным предметам какой-то запланированный набор достижений, но в остальных предметах получить удовольствие от дополнительного образования, от изучения литературы, например, как красивого и классного предмета. Отчисления бывают?
Михаил Мокринский:
Да, конечно. И бывают они по нескольким причинам. Первая — очень небольшая часть ребят, поступив, обнаруживают, что они очень эмоционально привязаны к семье и для них пребывание в школе вдали от родителей — это испытание. Вот это, кстати, важный вопрос. Почему именно пансион выбран? Или полупансион, но в любом случае вы за городом находитесь. Это отрыв от родителей.
Михаил Мокринский:
Мы очень верили в то, что мы создаем не просто образовательную, но и культурную среду, сообщество, в котором ребятам будет хорошо. Так и оказалось. Но все-таки 13 лет. Или это уже возраст, когда птенец вполне себе вылетает из гнезда, самое время?
Михаил Мокринский:
Седьмой-восьмой классы — это время, когда дети начинают предпочитать общение со сверстниками, и родители в этом смысле выигрывают, потому что возвращающиеся к ним на субботу-воскресенье дети получают большой объем семейной любви, поддержки, совместных выходов. То есть в общем семейное общение на выходные в большей степени праздник и сплочение семьи, чем еженедельный рабочий контроль. Нам даже пришлось построить новое общежитие на 370 мест для того, чтобы соответствовать выбору ребят. Москвичи тоже предпочитают жить с понедельника по субботу в общежитиях в пансионе школы. А такая форма жизни действительно подталкивает их лучше учиться?
Михаил Мокринский:
Она сначала подталкивает их учиться друг у друга. Одно из самых таких ярких выступлений ребят, которые я слушал, — это был рассказ гостям о том, как они помогают друг другу учиться. Но возраст опасный и не без глупостей, даже у самых умных детей.
Михаил Мокринский:
Естественно, в том-то и задача педагога, чтобы это предвидеть и сопровождать. Нельзя пресечь ошибки, можно сделать так, чтобы не было больших негативных последствий, а были позитивные последствия, потому что на чем еще ребенку учиться, кроме как на собственных, а иногда и все-таки на чужих ошибках. Вернемся к отчислениям. Одну причину мы поняли.
Михаил Мокринский:
Да. Итак, вторая причина — есть действительно ребята, которые открывают, что они горят одним предметом. Они попробовали разнообразие, но сказали: нет, среди моих друзей все про этот предмет, и я туда. Мы считаем, что мы свое дело сделали, за пару лет мы этим ребятам дали очень большое разнообразие, они потом сумеют этим воспользоваться, а сейчас они выбирают ту форму жизни, в которой формируются будущие исследователи, будущие инженеры, ученые. Слава богу, это их осознанный выбор. А есть те, которые просто не справились? Которые не берут планку?
Михаил Мокринский:
Скорее они экономят силы, скажем так. Потому что я верю, что абсолютное большинство справится с этой комплексной планкой. Но ведь есть проблемы взросления, проблемы предпочтений. Если кто-то предпочел пахать по любимому предмету, то кто-то предпочел немножко сэкономить силы. И есть два типа правил, по которым можно. Вот у нас был замечательный случай не так давно, когда у парня был выбор: после победы на всероссийской олимпиаде идти снова на подготовку и претендовать на международную олимпиаду или заняться чем-то другим. И он сказал: хочу вот это, а также японский язык и гитару. Пока я выбил свои запланированные результаты по академическим достижениям, хочу развиваться в разных направлениях, и девушкам нравиться самое время. Прекрасно. Напоследок два дежурных вопроса, которые относятся к людям, которые занимаются школой. Про форму и про гаджеты.
Михаил Мокринский:
Формы у нас нет. Почему? Потому что мы попробовали по-разному, и первое — мы просто закупили на первый год для ребят небольшой выбор стандартных предметов одежды, которые могли бы им служить как идентификатор и как способ быть на равных. Ведь у вас все-таки разного достатка семьи и совершенно из разных регионов, москвичей-то меньшинство.
Михаил Мокринский:
Чуть меньше половины. Так вот, не прижилось. Ребята форму поносили, попробовали, но, живя постоянно в школе, ты чувствуешь себя как дома, и тут важна не форма, а дресс-код условно, твоя привычка к тому, что уместно в той или другой ситуации. И носят ребята активно те предметы одежды со школьной символикой, которые говорят об их участии в каком-то соревновании, в какой-то олимпиаде. То есть то, что показывает принадлежность к школе и отличие от других в достижениях или в выборе. Так что пока живем без формы, хотя в любой момент готовы к этому вернуться. Мы несколько раз возвращались с ученическим самоуправлением к этому вопросу. Второй вопрос — гаджеты. Гаджеты разрешены, и ребята на уроках работают со своими гаджетами. Гаджет — рабочий инструмент на уроке, с привлечением и с использованием электронных образовательных ресурсов. Большинству ребят нужно и интересно использовать его не для того, чтобы бродить в социальных сетях, а для того, чтобы делать ту работу, которая на электронных образовательных ресурсах им доступна. Учителю хватит возможностей проконтролировать, когда кто-то ожидаемо отвлекся. Это хороший рабочий инструмент. Ну, что ж, как говорил Альберт Эйнштейн, «не надо учить наизусть то, что можно прочитать», а сейчас бы он сказал «прочитать в телефоне». Спасибо.
