Балерина Наталья Балахничева: Я еще не все сказала в искусстве

Четверть века отдала сцене «Кремлевского балета» Наталья Балахничева. «Вечерняя Москва» побеседовала с примой одной из лучших в стране балетных трупп, отметившей свое тридцатилетие.

История театра «Кремлевский балет» неразрывно связана с именем балерины Натальи Балахничевой, впервые вышедшей на его сцену в 1994 году.

— Наталья, правда, что вы в детстве о балете не мечтали?

— Я даже не видела балетных спектаклей — просто негде было их увидеть. В шесть лет меня отдали в музыкальную школу в класс скрипки. Я влюбилась в этот инструмент и свое будущее связывала только со скрипкой. Жаль, что с поступлением в балетное училище занятия пришлось прервать, но скрипка всегда меня сопровождала в жизни.

— Поступив в Пермское хореографическое училище, вы занимались у известного педагога Людмилы Сахаровой. Об этом даже снят фильм Ефима Резникова «Пленники Терпсихоры».

— Когда я училась у Людмилы Павловны Сахаровой, мне было очень нелегко, одолевали сомнения в правильности выбора. Иногда хотелось все бросить. Спасала музыка. В хореографическом училище на смену скрипке пришло фортепиано. С удовольствием его осваивала. Эти уроки были для меня отдушиной. Помню, для экзамена надо было выучить пьесу. Преподаватель предложила что-нибудь несложное из «Детского альбома» Чайковского. А я услышала виртуозную пьесу Самуила Майкапара «Бурный поток» и за короткое время ее выучила и сыграла на экзамене. В итоге получила 5/2. Пятерку мне поставили за исполнение, двойку — за самоволие.

— У вас был разнообразный репертуар: трагическая Джульетта, веселая Бекки Тэтчер в «Томе Сойере», лиричная Снегурочка, воздушная Жизель... И любая роль всегда казалась «вашей», настолько убедительны вы были в каждой. А как вы вживались в образы?

— Интуитивное понимание характера героини для меня на первом месте. Но необходимо уметь подчинять собственное понимание концепции ее творца — хореографа. Далеко не все мои героини близки мне и до конца понятны. Нелегко было стать Жизелью, прожить ее безумие. Она до сих пор мне до конца не открылась. Также и Джульетта. Я по характеру совсем не бунтарка. На ее месте я бы, скорее всего, подчинилась воле родителей и вышла замуж за Париса. Тем сложнее было понять и принять поступки этой девочки. Но через какое-то время на одном из спектаклей меня вдруг пронзило чувство, что я стала Джульеттой. Кажется, я поняла ее… Чем сложнее задача, тем интереснее работать.

— То есть интуиция интуицией, но надо уметь подчинять свои действия рассудку?

— Да, в переломный момент необходимо проявить волю. Например, когда я оканчивала училище, мне скорее хотелось выйти на волю. Поступить в театр. Но я понимала, что надо шлифовать мастерство. Это могла дать работа с Людмилой Сахаровой — «великой и ужасной». Я взяла волю в кулак и осталась еще на год в училище, в классе усовершенствования у Сахаровой. Знаете, если бы не она, не было бы меня такой, какая я есть. Сахарова — педагог от бога, ей было дано гораздо больше, чем другим. Для нее процесс работы был как религия, она ему отдавалась без остатка. И от своих учениц требовала такого же самоотречения. Да, было тяжело. Почему не ушла? Хотела доказать самой себе, что у меня получится стать балериной.

— Вам везло на наставников.

— Какие у меня были педагоги в «Кремлевском балете»! Екатерина Сергеевна Максимова, Нина Львовна Семизорова, Людмила Михайловна Чарская, Галина Аркадьевна Шляпина. Сколько сил они вкладывали в то, чтобы сделать из меня балерину!

— И все же для всех вы — ученица Екатерины Максимовой.

— Да, конечно. Когда в 1994 году я пришла работать в «Кремлевский балет», Екатерина Сергеевна стала моим педагогом. Вместе мы готовили такие классические партии, как Одетта — Одиллия, Китри, Мари, Золушка. В работе она не допускала никакой отсебятины, подмечала каждую деталь — все должно было соответствовать хореографическому канону.

— Сегодня вы сотрудничаете с прекрасным педагогом и знатоком балета Наталией Воскресенской.

— Мы познакомились в «Кремлевском балете», где Наталия Николаевна была репетитором кордебалета. Подкупали ее знания, интеллигентность. У нее за плечами великолепная школа Елизаветы Гердт, колоссальный опыт выступлений в Театре Станиславского. Кроме того, она — знаток и реставратор старинных балетов. Меня она восхищала. Мне кажется, что, занимаясь с Наталией Николаевной, я бы смогла лучше реализовать себя и как балерина, и как актриса. Думаю, что за все годы творчества я раскрылась процентов на тридцать, не больше… Так случилось, что Наталия Воскресенская ушла из «Кремлевского балета», я продолжала танцевать. Но наше общение не прервалось. В июне этого года она пригласила меня принять участие в организованном ею вечере памяти П. И. Чайковского «Сказки Фроловского леса» под Клином. Наталия Николаевна отдает много сил для сохранения наследия нашего великого композитора. Здесь были и музыка, и опера, и балет. Я отвечала за балетный блок. Мы поставили фрагменты из «Спящей красавицы». Причем в новой оригинальной хореографии. Я попробовала себя в качестве хореографа и танцевала Фею сирени. Надеюсь, что это только начало нашего сотрудничества. Ведь я еще не все сказала в искусстве!