Романтизация преступности: зачем воры хотели прослыть благородными людьми
Однажды на глаза автору этой статьи попалась заметка в дореволюционной газете «Биржевые ведомости», сделанная 30 июля 1882 года. Информация в заметке гласила:
«Петербургские воры проявляют своеобразную гуманность. Захваченные при краже документы опускаются ими в почтовые ящики, откуда они попадают в канцелярию обер-полицеймейстера, а затем возвращаются по принадлежности. Насколько велика деятельность воров, можно судить из числа документов, пересылаемых почтовым ведомством. Так, 30-го июля почтовое управление переслало обер-полицеймейстеру 27 паспортов и других документов».
Мягко говоря, заметка вводит в ступор. Как минимум тем, что воры, по словам журналистов, могут быть порядочными, и как максимум — тем, что информация закрепляет стереотип о культурной столице, мол, даже карманники здесь остаются джентльменами.
Историк Евгений Гурьев рассказал изданию «Слово и Дело», что криминальное благородство было далеко не уникальным почерком петербургских воров и что преступность сама охотно содействовала романтизации историй о ее незаконных похождениях.
«Важно понимать, что многие из историй, тиражируемых газетами того времени, носили сенсационный характер и могли быть приукрашены. Но не только журналисты, а сами бандиты стремились иногда выставить в благородном свете свою криминальную деятельность. Как и все люди, они хотели славы и лучшей репутации, чем у них есть».
Писатели во все времена и во всех странах в той или иной степени романтизировали преступную жизнь. Известна баллада о Робине Гуде, которая передавалась в народе, а позже была записана Вальтером Скоттом. Судя по имени героя, это был не разбойник-простолюдин — скорее обедневший рыцарь, который хоть и отдавал бедным часть награбленного, но и сам улучшал свое благосостояние. То, что рыцари в Средние века вовсе не были пай-мальчиками, известно давно — даже богатейшие из них не гнушались грабежом.
«Поэтому, на мой взгляд, дело тут не в инцидентности петербургских воров XIX века», — считает Евгений Гурьев. — «Если говорить в общем про XIX век, про то, как жила аристократия и купечество, какие у них были ценности — в том, другом обществе преступность действовала иначе, чем в современном мире».
В то время людьми, ведущими криминальную жизнь, также могли стать люди из разных сословий — как выходцы из низов, так и обедневшие дворяне, потерявшие состояние из-за долгов. Благородное происхождение давало о себе знать, поэтому преступники могли совершать и достаточно гуманные поступки.
«Не каждый петербургский вор отправлял документы потерпевшего в адрес полицейского участка. Такие, я думаю, были не все. Но тогда об этом печатали», — отмечает историк. — «Сейчас, может, такие истории и случаются, но не привлекают внимания прессы. В наше время воры могут оставлять документы в людных местах, чтобы неравнодушные горожане сами передавали их в полицию. Так они остаются вне подозрений».
Почему во времена царской России такая новость казалась сенсацией? Может, потому что людей образованных, этичных было не так много — образование в сословном обществе не было так доступно, как сейчас.
Почему местом действия интеллигентных воров стал именно Петербург? Просто столичный департамент полиции находился в 1882 году в Петербурге, равно как и большинство всероссийских газет выходили именно здесь. Вероятно, читателям того времени были интересны даже такие незначительные происшествия, если они происходили в столице.
Благородные российские бандиты более позднего периода
Говорить о том, что интеллигентные воры существовали только до тех пор, пока существовала аристократия — значит оскорбить всю криминальную отрасль, существовавшую после Российской империи. Историк вспоминает как минимум два достаточно известных случая, когда воры изменили своим привычкам и поступили правильно. В первый раз — ради имиджа своей страны. Во второй — ради хорошего отечественного кинематографа.
«Однажды в Советский Союз прибыл с официальным визитом министр иностранных дел Франции Эдуард Эррио (до этого он уже был и премьер-министром, и президентом — словом, уважаемый человек)», — рассказывает Евгений Гурьев. — «И почти сразу по прибытии, на вокзале в Москве у него украли швейцарские часы. Тогда начальник московского уголовного розыска через агентуру обратился ко всему преступному миру в Москве с просьбой их вернуть».
Буквально — «Мужики, на кону честь страны!» Вот какой был посыл. Так сказать, за державу обидно. Нетрудно догадаться, что было дальше. Часы вернулись к владельцу накануне отбытия из Москвы. Причем так же внезапно, как и пропали — министр обнаружил их в своем кармане.
Возможно, история с часами французского министра — это легенда, но легенда как раз в духе той заметки о петербургских карманниках, гуманных и благородных. Есть и другая история, в которой, правда, криминальный авторитет защищал не честь нации, а свой шанс стать кинозвездой. Историк рассказал, как режиссер фильма «Белое солнце пустыни» обхитрил криминальную сеть Махачкалы.
«Если вы помните, в фильме главный герой, товарищ Сухов, ходил с большими наручными часами. В нескольких эпизодах этот реквизит играл большую роль», — напоминает Евгений Гурьев. — «Продолжать съемки без часов было нельзя. И, собственно, режиссер Владимир Мотыль пошел в местное отделение милиции, там развели руками — мол, здесь грабителей полно, и в городе это обычное дело, помочь они вряд ли смогут».
Тогда режиссер придумал план. Он попросил назвать ему главного авторитета в городе, а затем наведался к нему в гости. Объяснил, что ему для съемок требуется актер с местным типажом, местный джигит. Али (так, согласно некоторым источникам, звали бандита) с радостью принял приглашение.
«И тут режиссер говорит ему: "Но вот есть проблема — невозможно продолжать съемки, потому что какие-то негодяи украли часы. Без них никак". И естественно, часы вернулись к прежнему хозяину», — смеется историк. — «А джигит в итоге в фильме снялся, появившись в нескольких эпизодах».
По словам Евгения Гурьева, что это был за авторитет, как его звали — история умалчивает. Хотя некоторые источники утверждают, что в Дагестане местную звезду прекрасно знали и именно благодаря тому, что его увековечили в советском кинематографе, фильм был так популярен в этом регионе.
«Так что, подобные истории определенного благородства бандитов случались. Концепция петербургской интеллигенции, мне кажется, тут ни при чем. А вот романтизация бандитизма — где бы и в какой период истории эти события ни происходили — присутствует», — подвел итоги Евгений Гурьев. — «Такие истории приятны и авторам, и читателям, и непосредственным участникам описываемых событий».
Это интересно: Легализованное пиратство: как морские разбойники работали на королей во всем мире